Слепой музыкант и его товарищи

	Петр Павлович Краснопрошин. Фото автора

ДВА РАЗА в неделю, в понедельник и четверг, ближе к 11 часам утра два-три десятка волгоградских стариков стягиваются к Центру театра и музыки. Правда, для самих стариков - никакой это не "Центр", а их родной, постаревший, как и они сами, районный ДК. Дворец культуры имени Ленина, хоть и бывший.

Астматики и гипертоники, язвенники и сердечники, "ветераны войны", "труженики тыла", "дети Сталинграда", "протестный электорат" - неспешной поступью, опираясь на перила, ступенька за ступенькой, поднимаются они на третий этаж. Три "сталинских" этажа - это все пять современных. Для нас - только пять этажей и легкая одышка. Для них - целый вагон времени, есть о чем поговорить, с остановками и передышками. Про пенсии, про то, что Михаила Петровича замучили рентгенами (а рентген-то, оказывается, уж не 10 рублей!..), про огуречную рассаду, про внуков, про Чубайса...

Кто-нибудь из них, "кто помоложе", ведет под руку и главное действующее лицо - почти 80-летнего "слепого музыканта".

Скрип старого паркета убедительно возвещает, что "восхождение на Эверест" - к комнате, где должна состояться очередная репетиция их хора, - наконец-то преодолено. Еще через несколько минут пальцы слепого музыканта коснутся клавиш баяна: "Ой, да вспомним, братцы-сталинградцы..."

Поначалу не можешь отделаться от мысли, что угораздило тебя залететь в какое-то не свое время, непонятное. Неловко от всего: от того, что, как всегда, торопишься, от того, что думаешь не так и слов их песен не знаешь. Так столкнулись в наше странное время две эпохи, два разных, непонятных друг для друга мироощущения. В одном времени, в разных измерениях... Скоро ты уйдешь - а они останутся. Или наоборот?

Петр Павлович Краснопрошин, почти 80-летний пенсионер из рабочего района Волгограда, вот уже 12 лет руководит народным хором под названием "Родные напевы". Хор, как шутит сам Петр Павлович, молодежный. Средний возраст - 27-37 (читай наоборот). "Войско краснопрошинское" состоит из бойцов "мужеского и женского полов", от 55 до 92 лет от роду. Поют, без тетрадок, 80 песен. Вот вам и старческий склероз... А пляшут... Нам до их "92 от роду" и тянуть-то нет сил... А они при своих бесколбасных пенсиях еще и чечетку! Сам 80-летний руководитель может два часа без передышки простоять с баяном в руках.

Краснопрошин совсем ничего не видит. Вот уж скоро 60 лет, как перед глазами его - кромешная тьма. Зрение потерял хоть и не на войне (на фронт его из-за слабых глаз не взяли - еле камни отличал), но во время войны. Когда в 1944-м работал на тракторном, сразу три болезни скрутили его. Сколько времени мучился между светом и тенью - не помнит. Но только после этого тело его вернулось на землю, к свету, а в глазах так и осталась ночь.

А вообще-то Краснопрошин - это целая эпоха, целое поколение. Или, говоря по-сегодняшнему, "профессиональная группа", "типаж". После войны в Ессентуках даже специальное музыкальное училище существовало - именно для инвалидов войны. Удалось попасть туда на учебу и нашему герою. Сколько их еще сегодня разбросано, в разных уголках бывшего СССР, этих "слепых музыкантов" - увечных солдат? За пять десятков лет работы после войны сколько песен ими сыграно и спето?

"Немало пришлось людей на ноги поднять, - вспоминает наш герой. - Некоторым трудно привыкнуть к слепоте. Я сам, когда первый раз решился вокруг дома обойти, - как будто иголки в ногах. Страшно идти одному, не знаешь, что впереди... Вот ветеран войны был, тоже слепой. Тот совсем духом упал. Я ему сказал: "Ты ведь парашютистом был? Так сегодня ноги - твой парашют. Иди". Многих заставлял двигаться. И они шли. И идут..."

Сам Петр Павлович в последнее время решается ходить только по своей улице. Подойдет к дороге, прислушается, - машины на огромных скоростях так и свищут мимо... Нет, страшно - нет теперь ему дороги.

Но по хозяйственным делам частенько путешествует все-таки сам. И с домашними делами тоже сам справляется. Жена Галина Петровна в последнее время совсем ослабла. Осенью упала, сломала руку, ударилась головой - и вот теперь почти ничего не слышит. Так они и живут: слепой и глухой.

Рассказывают, что Галочку свою Петр Павлович оберегает от дуновения ветерка. Раньше была она балерина, летала, как пушинка. Теперь - тоже, как пушинка...

"Во вторую пятилетку направили меня руководить хором в инвалидную артель. А пенсий тогда таким инвалидам, как я, не воевавшим, еще не давали. И вдруг - у меня зарплата! 300 рублей мне стали платить как руководителю хора. Я уж потом узнал, что, оказывается, заведующая клубом половину от своей зарплаты мне приказала платить. Пожалела. Это и была моя Галина Петровна, так мы и познакомились".

Детей в свое время завести не решились. "Теперь что ж, - грустно вздыхает музыкант. - Теперь дом старости..."

Пенсии на двоих - 800 рублей. Из них 100 - на квартиру. 40 - на конфеты. Ребятишки во дворе знают, что у дедушки с пятого этажа в кармане всегда для них есть карамелька.

"Я когда из дома выхожу, Галина Петровна спрашивает: "Конфеты взял?! Сколько?!" Сердится, если мало".

Он протягивает мне и еще двум собеседницам по клубничной карамельке.

- Сколько же сегодня взяли?

- Сегодня мало. Кончаются конфеты. Надо в сберкассу идти, пенсию с книжки снимать.

...У других хористов в день визита "корреспондента" осталось в кошельке 80 копеек. "Мы не жалуемся, - прокомментировали "текущие события" Михаил Сергеевич и Лидия Яковлевна Филипповы. - Нам бы этих пенсий еще как хватало. Но вот внукам все отдали".

Внучка с мужем совсем без денег, ребенок маленький. У внучки работы нет, у зятя - зарплаты..."

Они были очень рады моему приходу, и им очень хотелось меня угостить. На столе - те же карамельки, несколько кусочков хлеба и 20-граммовый кусочек масла на блюдечке. В душистый, с чабрецом, чай мне положили сахара, а на себя, похоже, расходовать не стали.

Когда по местному радио выступает секретарь обкома Компартии, Михаил Сергеевич и Лидия Яковлевна обязательно слушают это выступление. Старое радио, примостившееся на стене, они включают почти на всю громкость. "Как хорошо говорит! - восклицает Лидия Яковлевна. - Подождите-подождите, дослушаем - сейчас про пенсии скажет..."

А потом Лидия Яковлевна расплачется. "Выступали мы в доме престарелых. Так их там, оказывается, разделили на два корпуса. В том корпусе, что хороший, поселили тех, у кого пенсия побольше. А в другой - у кого маленькая пенсия. Так у тех, у кого пенсия маленькая, - просто невозможно. Такая убогость, такой запах... Мы поем, а старики эти лежачие руки к нам тянут - как маленькие дети к матери... Ну скажите, ну чем же они виноваты?!"

Всем хором они читают местную коммунистическую газету, многие ее выписывают. А у кого возможности нет, тому Лидия Яковлевна приносит эти газеты бесплатно, берет их где-то. Однажды они прочитали в газетке стихи, которые всем понравились. Петр Павлович сочинил к ним музыку, и теперь эту песню они поют на своих концертах.

Мне ее тоже спели. "У чиновников руки липкие..." Громкая песня. Спели - как топором рубанули. "Вот такая злая песня", - неуверенно произнес кто-то в установившейся тишине. И как будто немного смутились: "А давайте мы вам лучше плясовую споем! Мы вообще-то больше любим песни веселые или протяжные, про любовь..."

Часто начальство и политики привлекают это грозное "поющее" оружие на предвыборных кампаниях. Поют старички на улицах и во дворах. Бесплатно поют. По словам директора ДК, работают они так, как не работает ни один государственный филармонический коллектив: до пятидесяти - и больше - концертов в год. Это получается, почти каждую неделю концерт, не считая репетиций, - в их-то возрасте, с их-то здоровьем...

Частенько до места концерта, в другой район, добираются сами, на перекладных. Автобус им дают редко. А костюмы... "Им уж лет двадцать, если не больше". Еще Эмма Васильевна, бывший худрук дворца, давно уже покойница, костюмы эти им дала, когда их списали, 12 лет назад.

Теперь эти костюмы - как саваны почти: у некоторых чуть не по десятку хозяев сменилось. Хозяин костюма - "на тот свет", а одежку передают другому. Постирают, заштопают - и на концерт.

"Вот когда губернаторские выборы были, наша районная администрация все посылала нас выступать - за Шабунина, губернатора прежнего. А как выборы кончились, так про нас и забыли. Уж сколько просим, чтобы костюмы нам новые сшили, - отвечают, что денег у них в бюджете нет".

У них же самих есть все. Есть дачные участки, какие-никакие пенсии, привычка трудиться - а значит, и жить можно. У артистки Таисии Павловны, ей тоже под восемьдесят, есть изумительная шляпка, связанная из недорогих серых ниток. В этой аристократической шляпке бывшая работница конструкторского отдела и приходит на репетицию.

У бывшего бригадира разливщиков стали Михаила Павловича Абрамова есть секрет долголетия. Из своих почти 92 лет дядя Миша 50 простоял у горящей печки. На вид ему всего 70, а голос - как у 50-летнего. "Сталью залил себя - вот и живет долго", - шутят его друзья. Но секрет у бывшего бригадира совсем другой: он не пьет, не ест мяса, не злится на людей. Не обижаться на злых - это, убежден дядя Миша, самый главный секрет долголетия. "Я и жену свою учил, она уж умерла..."

Бывший разливщик стали не смотрит по телевизору никаких передач, кроме "Смехопанорамы", и, несмотря на запреты медика-дочери, упорно ходит на "спевку". Выходит из дома - голова кругом, что-то у него с вестибулярным аппаратом, еле доедет и доковыляет. А на "спевке" - все как рукой снимет.

А главное - есть у них желание поделиться всем, не считаясь с силами и временем. Уж в таком они жили "времени и пространстве", когда общее было выше личного. Вот и делятся - последними ложечками сахара, карамелькой. Едут в дом престарелых - у кого есть, берут с собой фрукты, овощи, если летом, пирогов напекут.

"Были случаи, - рассказывают Филипповы, - когда даже в обморок падали во время концерта. Это потому, что мы, когда поем, сами эту песню переживаем, волнуемся, плачем. У кого-то сердце заколет, так уйдет потихонечку за хор и посидит на стульчике... А если песню не переживать, то и не поймут люди. А так хочется им сказать, чтобы они думали, как поступают: ведь жизнь-то одна!"

Поет "старичье", а зрители их плачут. Ладно бы только бабули, но в госпитале и молодые ребята, раненные в Чечне.

А бабули и дедули все ищут в лицах "артистов" знакомые черты: им кажется, что похожи гости на братьев, сестер, которые умерли давно. Как будто те ожили и пришли навестить стариков в их последней земной обители - "Доме старости"...

...Каждый понедельник и четверг в 11 часов утра хористы, некоторые уже с палочками, преодолевают свои 100 шагов по лестнице вверх - к своему собственному спасению. "Идем мы на эти репетиции, как на праздник души".

Бывшие учительница и врач, металлург и шофер, конструктор и военный. Какой-то Ноев ковчег. Или последняя пристань?

Общие у них и дни рождения, и похороны. За 12 лет похоронили 17 человек. "Вот Николай Григорьевич был, бывший летчик. Какие он всем поздравления ко дням рождения писал! Для каждого свои слова находил... Как уж совсем заболел, послал нам через жену записку. Мол, если что со мной случится, спойте на моей могиле "Дорогая земля, Сталинград..."

А еще хористы находят здесь... любовь. Вот, например, Любовь Алексеевна и Леонид Николаевич.

И вообще они предпочитают оптимистический финал. Петр Павлович даже переписал последний куплет одной старой песни: в его варианте казак не умирает, а спасается.

Только вот на прощание грустные нотки прозвучали в словах нашего главного героя. "Может, доведется вам кому сказать, что есть такой хороший хор. А то говорят: уж больно старые вы, страшные..."

С этой единственной маленькой просьбой и удаляется медленно "слепой музыкант", один из тысяч (или уже только тысячи?), разбросанных по всей стране после войны музыкантов - слепых, калек. Придерживая палочку, он привычно прислушивается к дороге. Куда ты мчишься, "Ауди", цвета "металлик", оцинкованный, с автоматической коробкой передач?