Единицы и миллионы

	Рисунок Вадима Мисюка

КОГДА премьер-министром Российской Федерации в 1971 году стал Михаил Соломенцев, главную задачу он увидел в том, чтобы наладить в республике нормальное снабжение, прежде всего мясными продуктами. Мне довелось двенадцать лет работать вместе с Соломенцевым в качестве помощника Председателя Совета Министров, и сельскохозяйственные переживания оказались в самой непосредственной близости. Хотя формально я отвечал за другие дела, но в ту пору главными были аграрные вопросы, и мне пришлось окунуться в проблемы строящихся ферм, посещая множество стройплощадок от Камчатки до Смоленской области.

Начали с самой, как говорили специалисты, скороспелой отрасли - птицеводства. Ведь вылупившийся из яйца цыпленок за полтора месяца превращается в съедобного бройлера, а за три - в яйценосную курицу.

Как инженер по образованию и навыкам работы, Соломенцев поддержал предложенные аграрниками методы индустриализации сельского хозяйства. Было создано крупное производственное объединение "Птицепром", а вместо мелких курятников стали строить птицекомплексы на десятки тысяч бройлеров и кур-несушек.

Все было жестко фондировано, и Госплан учитывал расход материалов до мелочей. Только после решения Политбюро ЦК правительству удалось получить и цемент для строительства, и металл для миллионов птичьих клеток, и мощности электроэнергии, чтобы задвигались тысячи трансмиссий для раздачи корма, сбора яиц, уборки помета и проч.

Однако самая трудная задача была впереди: получение зерна, составляющего основу кормового рациона кур. Зерна собственного производства ни в Российской Федерации, ни в Советском Союзе тогда не хватало. Часть его закупали за рубежом. Распределение зерна, утверждение так называемого зернового баланса входило в прерогативу Политбюро. Зерно считалось важнейшим стратегическим продуктом.

Поэтому Соломенцеву специально пришлось писать записку в Политбюро с расчетами о потребностях зерна для "Птицепрома". И тут цифры сыграли дурную шутку. Если на килограмм бройлеров надо затратить в среднем 10 кг зерна и не менее 2 кг - на десяток яиц, то на каждые 100 тысяч тонн бройлерного мяса нужен миллион тонн зерна и на каждый миллион штук яиц - 200 тысяч тонн зерна. А если учесть, что в России было 130 миллионов жителей, то цифры необходимого куриного мяса, яиц и особенно зерна возрастали до астрономических величин.

С точки зрения инженерных расчетов, если рассматривать каждую курицу-несушку как мини-установку по производству яиц, а бройлерного цыпленка - как мясопроизводящий агрегат, все было логично и верно. Индустриализация сельского хозяйства в таком механическом подходе и состоит. Но если исходить из опыта индивидуального крестьянского двора, то конечные цифры потребностей не укладываются в сознание.

Соломенцев пришел с заседания в ЦК, где рассматривали вопрос о зерне, даже не расстроенный, а прямо-таки подавленный. Он обычно очень скудно делился впечатлениями о том, как на Политбюро или секретариате ЦК обсуждались дела. Он и теперь был не щедр на слова, но сдержать своих чувств не мог. Еще бы! Просьбу о выделении зерна для "Птицепрома" отклонили. Особенно обидно было, что аргументами служили не строгие плановые расчеты, а воспоминания о сложившемся в прошлом крестьянском быте.

- Ты знаешь, что сказал Михаил Андреевич? - задал вопрос Соломенцев, имея в виду Суслова, второго человека по положению в партийной иерархии. - Он сказал, что помнит, как у его мамы по двору бегали куры, которым сбрасывали крошки со стола, вот они и были сыты, и яйца несли, и цыплят высиживали; ни о каких миллионах тонн зерна речи не могло быть. И другие члены Политбюро поддержали его точку зрения. Нечего, дескать, нефть продавать, чтобы вот так разбрасывать зерно. Деньги и на другие цели нужны, обороне средств не хватает.

Так аппетит одного цыпленка, помноженный на потребности всей страны, превзошел возможности государственного мышления высшего партийного ареопага. Большие величины имеют колдовскую магию. Пришлось Соломенцеву делать новые расчеты, сокращать планируемое производство, увеличивать долю травяной муки в комбикормах, умышленно занижать потребности зерна, полагая возможным по ходу дела компенсировать недостаток из других фондов. Еще не раз вносились записки в ЦК с просьбами о выделении зерна. В конечном итоге, хоть и в усеченном виде, потребности "Птицепрома" были обеспечены, куриный конвейер пришел в движение. Россия отказалась от импорта яиц из Болгарии и Китая.

Наступил черед решать проблему производства свинины и молока. Опять вставала задача приобретения зерна, ибо по законам биологии на каждую единицу веса новой биомассы требуется в среднем десять таких же единиц потребляемого биовещества. И на каждом этапе цифры потребностей 130 миллионов россиян противоречили производству чего-то другого - то ли танков, то ли ракет. Они не сочетались с опытом выращивания индивидуальной хрюшки или буренки и отодвигались под влиянием простой житейской ссылки: помню, как у мамы была коза, которая сама листочки с кустов щипала, а молока нам, пятерым детишкам, хватало, и никакого зерна из Америки не нужно было!

Вспоминая сейчас этот опыт индустриализации курицы-несушки, невольно задаешься вопросом: какие же условия тогда оказались недостаточно созревшими - материальная база, хозяйственные отношения или просто способность человека у власти объять потребности каждого из миллионов сограждан, не отступая перед магией больших величин?

Если магическое влияние цифр возрастает по мере их умножения, то при рассмотрении их в обратной последовательности даже самая крупная величина может выглядеть ничтожной. В 80-м году заканчивалась очередная пятилетка. Было высказано много высокопарных слов о достижениях народного хозяйства. Приводились цифры произведенной продукции со множеством нулей. Рапорты - правительству, знамена - победителям, ордена - передовикам.

Оказавшись как-то наедине со мной после очередного торжественного подведения итогов, председатель правительства Российской Федерации Михаил Сергеевич Соломенцев вдруг сказал с раздумьем:

- Я вот сегодня выступил с докладом. Цифры зачитывал. Вроде бы много поработали. Ни дня не сидели сложа руки. А ты смотри, чем закончилось. За пятилетку удалось поднять годовое производство мяса на душу населения всего на два килограмма.

Действительно, статистика не показывала коренных изменений в потреблении самых ценных, в том числе мясных, продуктов. Было 60 кг в год на каждого жителя России, а стали потреблять 62 кг. Признав эти результаты малозначительными, Соломенцев сразу же осекся и стал опровергать их в попытке восстановить настроение триумфального марша:

- Вообще-то общественный сектор больше нарастил производство, - рассуждал Председатель Совмина, - но основной прирост ушел на восполнение сокращения поголовья скота в индивидуальном секторе.

И тут глава правительства тоже был прав. Из-за несуразного замораживания цен на сельскохозяйственные продукты крестьянам невыгодно стало содержать скот. Всюду, где только можно было, колхозники покупали молоко и мясо в магазинах, и получалось дешевле собственного производства. Соломенцев видел это несоответствие цен, которое заводило экономику в тупик, но система их образования не входила в прерогативу правительства республики. Это была уже компетенция руководящих органов всей страны, и прежде всего Политбюро. Предложить изменить цены никто не решался.

В результате гигантские животноводческие комплексы с тысячами голов скота под одной крышей едва успевали возместить потерю хозяйственных возможностей приусадебных крестьянских дворов, в каждом из которых и содержалось-то по одной буренке. Зато общее число таких дворов составляло миллионы.

Посещавший вместе с председателем правительства России десятки действовавших и строившихся комплексов и ферм, я не припомню случая визита хотя бы на один индивидуальный крестьянский двор. Да и руководители краев и областей редко обращались в правительство Федерации с просьбой об оказании поддержки, даже просто внимания приусадебному хозяйству, которое давало в Советской России треть всей сельскохозяйственной продукции. Молчала на этот счет и экономическая наука. Все затмевал фетиш общественного производства. Картина хозяйственной жизни выглядела не объемной, а плоской. Человек как потребитель и производитель терялся за множеством цифр. Суммарные показатели отчетности провозглашали триумф созидания, а разложенные по душам населения - непроходимую нищету.

...Обо всем этом, может быть, и не стоило бы вспоминать, если бы вновь не бросались в глаза те же самые попытки подменить нужды людей цифрами и радоваться по поводу дутых величин. Так, громогласно провозглашается увеличение пенсий, приводятся внушительные суммы общих выплат по стране. Но на деле отставание от прожиточного минимума сохраняется. Или приводятся гигантские показатели траншей Международного валютного фонда, которые удалось вымолить усилиями нескольких составов правительства, а в реальности получается, что все эти деньги, не заходя в Центральный банк, оказываются на счетах каких-то кредиторов.

С тех пор как рухнул в стране социализм, остается все меньше крупных сельскохозяйственных комплексов. Но и нищета не проходит. Не затмевается ли наше сознание новым фетишем? И вместо панорамы жизни с различными ее укладами не создают ли политики плоскую картину производства, заменяя лишь портрет колхозника на переднем плане изображением фермера? Не появляются ли у нас некие сусловы наоборот, с наставлениями нового плана: давайте все переделывать, как у фермеров в штате Айова!

Если так случится, то не миновать нам очередной иллюзии больших величин, определяющих темпы новой перестройки и деградации одновременно. Где гарантии от такой напасти? Их нет. Кроме одной - необходимости видеть потребности каждого человека, не поддаваясь ничьей магии.