Жизнь и смерть Юлии Друниной

ЕЕ СТИХИ точны и лаконичны, лиричны и конкретны ("Качается рожь несжатая...", "Я только раз видала рукопашный...", "Ты - рядом", "Безумно страшно за Россию..."). К сожалению, сейчас все реже и реже можно слышать имя Юлии Друниной. А в этом году ей исполнилось бы 75 лет...

Десятиклассницей, она начала свой путь по дорогам Великой Отечественной войны. Первый шаг к фронту был сделан в глазном госпитале, где она работала по совету отца, затем после эвакуации родителей в сибирском военкомате ("...Я видала один военкомат - / Свой дот, что взять упорным штурмом надо"), потом в хабаровской школе младших авиаспециалистов, где получила первую премию за литературную композицию. И наконец, в звании третьего санинструктора в 1943 году ее направили на Белорусский фронт. По пути на вокзал крутились строки: "Нет, это не заслуга, а удача - стать девушке солдатом на войне...", которые через два десятилетия вылились в стихотворение:

Друнина видела, как гибли молодые ребята, которым не было еще и двадцати лет. В одном из стихотворений она приводит статистические данные: "По статистике, среди фронтовиков 1922, 1923 и 1924 годов рождения к концу войны в живых осталось три процента".

В это трагическое число вошли и девушки. На войне они были наравне с мужчинами, поддерживая дух и спасая их в самые опасные минуты из-под огня. Они забывали свои слабости: всю жизнь Юлия боялась крови, при виде крови у нее кружилась голова, но до конца войны этого никто не заметил.

Судьба хранила поэта. В боевых окопах перенесла она болезнь легких. В результате физического истощения Друнина попала в тыловой эвакогоспиталь Горьковской области. Там впервые за все время войны ей снова захотелось писать стихи:

"Ура!" - рванулось знаменем по ветру, / И командир наш первым вынул нож..."

Далее следовало еще пятьдесят громоздких строк, из которых в окончательном варианте Друнина оставила лишь вот эти:

Ангел Хранитель не оставил ее и в боях за Латвию, когда она получила тяжелое ранение в шею. Осколок едва не перерезал сонную артерию, осталось всего два миллиметра. Из госпиталя Друнина вышла инвалидом. Это давало ей возможность не возвращаться на фронт, но она настояла на направлении в свой полк. Однако в одном из боев она была контужена и вскоре комиссована - 21 ноября 1944 года. С фронта Друнина возвращалась с орденом Боевого Красного Знамени.

О своей опаленной юности она никогда не жалела. Именно на войне она научилась ценить и беречь дружбу, приобрела "прочности запас" на всю жизнь и сформировалась как поэт.

До конца своих дней она так и не смогла забыть военные годы. Все ярче и ярче становятся фронтовые образы. Они мучают ее, не дают покоя:

Поэзия для Юлии Друниной прежде всего откровение, наступившее после долгого затишья. В это время она может писать веселые и грустные стихи, поддерживая себя и тех, кому сейчас тяжелее. Мерилом несчастий для нее на всю жизнь остается война.

В годы учебы в Литинституте Друнина встретилась с начинающим поэтом Николаем Старшиновым. Это случилось в середине декабря 1944 года. Он с первых же минут сумел разглядеть в ней, носившую грубую мужскую шинель, милого, доброго и обаятельного человека. Позже оказалось, что они вместе до войны занимались в литературной студии Дома множественного воспитания детей. Старшинов даже был знаком с одним из первых ее сочинений, участвовавшим в конкурсе на лучшее стихотворение о Гражданской войне:

Мы рядом за школьной партой
сидели,
Мы вместе учились
по книге одной,
И вот в неотглаженной новой
шинели
Стоишь предо мной.

Строки эти звучат как предчувствие будущей судьбы.

В этом же, 1944, году Николай Старшинов и Юлия Друнина стали мужем и женой. Вскоре у них родилась дочь Лена, появились неведомые до сих пор проблемы, заботы. Друнина вдруг почувствовала быстротечность времени:

Друнина никогда не ходила по редакциям, не требовала ничего, но ее стихи всегда были одними из самых читаемых и любимых. В 1947 году вышел первый сборник под названием "В солдатской шинели". В него вошли стихи, написанные за годы фронтовой жизни и послевоенной.

В период издания произошел курьез: Юлию попросили либо заполнить еще три страницы стихами, либо что-нибудь убрать. Но так как в то время она ничего не могла добавить, то Николай Старшинов предложил ей свое стихотворение "Дорога Геленджик-Новороссийск", оно как раз занимало недостающие три страницы. После выхода книги появилась доброжелательная рецензия, в которой критики особое значение придали этому стихотворению, отметив, что поэтесса находится в поиске. Конечно, потом ни он, ни она не печатали это стихотворение.

Друнина была красивой и обаятельной женщиной. Многим поэтессам привлекательность помогает, но она от этого только страдала. Один из конфликтов был с поэтом Павлом Антокольским, который тогда вел у нее семинар. Произошло это на вечере у Вероники Тушновой, которая собирала друзей в честь выхода первой книги. Антокольский настойчиво приставал к Юлии, и свидетелем этой сцены стал Старшинов. Они повздорили, и учитель, который до этого всегда хвалил стихи своей студентки, отчислил ее с курса за бездарность... Но вскоре Друниной разрешили перевестись на другой семинар.

И все-таки она никак не могла расстаться с молодостью. В ней была какая-то неудержимая сила, рвущая, не дающая покоя. Она любила море, горы, Коктебель, много раз поднималась на Карадаг, ходила старокрымскими партизанскими тропами. В Коктебеле у пограничников Друнина часто выпрашивала лошадь, хотя бы на один час.

В этих строках нет еще печали и грусти, они полны желания жить и радоваться существованию, ценя каждый день жизни. Но несколькими годами позже появляется стихотворение-завещание "Наказ дочери", в котором мать советует оставаться чистой в работе и любви, повиноваться сердцу, а не расчету, не судить строго виноватых и всегда признавать свою вину, покрывая все раскаянием...

Сама Друнина старалась жить именно так, следуя завету: "Жизнь - Родине, честь - никому!" Может, именно поэтому ей было сложно вступить в Союз писателей. Она была принята в члены союза только со второй попытки, в 1950 году, при поддержке Александра Твардовского.

Лишний раз ее твердость и принципиальность подтверждает событие, происшедшее в 1952 году. От журнала "Сельская молодежь" ее командировали в Белоруссию, в село Озаричи. Здесь работал заслуженный учитель-фронтовик, о котором нужно было написать очерк. В гостинице ее встретила приветливая девушка, найти орденоносца помогли мальчик и его дедушка. Однако встреча с ветераном разочаровала: он оказался надменным, кичащимся своими заслугами стариком, к тому же постоянно заискивающим перед поэтессой. Друнина наотрез отказалась писать о нем, но с нежностью вспоминала мальчика и его дедушку.

Тяготы послевоенного быта Друнина переносила стойко. Никто не слышал от нее ни жалоб, ни упреков. Но постепенно накапливались усталость, изможденность, она искала поддержку и не могла ни в ком ее найти. К этому времени отношения с Николаем Старшиновым стали походить на дружеские, любовь затухала... Вскоре они разошлись.

И именно в это (нелегкое для нее) время она встретила человека, который удивительно трогательно и трепетно к ней относился - Алексея Яковлевича Каплера, знаменитого сценариста, ведущего "Кинопанорамы", первую любовь Светланы Алилуевой.

Став мужем Друниной, он оградил ее от всех бытовых забот, чтобы она посвятила себя только литературной деятельности, ввел в свой круг... Однако, будучи человеком замкнутым, Друнина никак не могла привыкнуть к окружению знаменитых режиссеров, актеров, писателей... В их мире она чувствовала себя неуютно. Но у нее был личный тыл - муж, который ее боготворил. За время жизни с ним Друнина написала наибольшее количество стихов за весь свой литературный путь, а также попробовала себя в жанре прозы (повесть "Алиса", автобиография "С тех вершин...", философские очерки).

Однако уходят в мир иной друзья, а новых нет. Близкими и дорогими людьми были прежде всего те, кто достойно прошел все военные и гражданские испытания, сохранив лучшие качества своей души. Такими для нее оставались на протяжении долгих лет Сергей Орлов, Вероника Тушнова, Семен Гудзенко.

Последовал и самый тяжелый удар: в 1979 году ушел из жизни после недолгой и тяжелой болезни Алексей Яковлевич. Он до последней минуты жалел не себя, а ее, оберегая Друнину от любых столкновений с действительностью. Лишившись опоры, Юлия Владимировна осталась один на один с реальной жизнью:

Это строки из поэмы "03", посвященной Каплеру. Поэма звучит как реквием по самой себе, будто похоронила себя вместе с мужем под черной гранитной плитой...

Мир вокруг продолжает рушиться. Все, что было понятным, гармоничным, разрывается, теряет закономерность. Друнина оказывается лишним - беспомощным и беззащитным - существом. Пытаясь что-то изменить, она ищет опору в другом человеке, но жестоко обманывается: "Не ты тропинку проторить, / А я тебе должна... /На миг поверила я в сон, / Что все еще жива..."

В 1990 году Друнина была избрана депутатом Верховного Совета СССР, хотя не любила заседания и совещания...

Вступая в депутатский корпус, она хотела защитить интересы и права участников Великой Отечественной войны и войны в Афганистане. Она не могла видеть, как страдают фронтовики ее поколения, как просят милостыню в переходах покалеченные мальчишки, устала слышать, как жалеют ветераны, что не остались с теми, кто погиб, как в самый разгар перестройки реформаторы кричали: "Лучше бы фашистская Германия победила СССР в 1945 году. А еще лучше - в 41-м".

Когда Друнина поняла, что реально изменить ничего не может, она вышла из депутатов.

События 21 августа 1991 года Друнина встретила восторженно. Однако 15 сентября уже писала: "И все же, все же не хотелось бы впадать в эйфорию. Кое-что беспокоит очень. Не слишком ли подчас легко и лихо принимаются решения по сложным вопросам". В одном из последних стихотворений, названном по первой строке "Безумно страшно за Россию", она пишет:

О ее душевном состоянии в это время лучше всего говорит одно из писем, написанное перед смертью: "Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл... А я к тому же потеряла два своих главных посоха - ненормальную любовь к Старокрымским лесам и потребность творить... Оно лучше - уйти физически неразрушенной, душевно несостарившейся, по своей воле. Правда, мучает мысль о грехе самоубийства, хотя я, увы, неверующая. Но если Бог есть, он поймет меня..."

Решение добровольно уйти из жизни было хорошо продумано и последовательно подготовлено. Перед смертью, 20 ноября 1991 года, Друнина написала письма: дочери, зятю, внучке, подруге Виолетте, редактору своей новой рукописи, в милицию, в Союз писателей. Ни в чем никого не винила. На входной двери дачи, где в гараже она отравилась выхлопными газами автомобиля, приняв снотворное, оставила записку: "Андрюша, не пугайся. Вызови милицию и вскройте гараж". Все учла, все предугадала...

Одно заставляет задуматься: насколько, должно быть, остро и болезненно все воспринимала душа поэта, если она, прошедшая страшную "школу войны", не смогла устоять, сломалась, не справилась с жизнью:

Живых в душе не осталось
мест -
Была, как и все, слепа я.
А все-таки надо на прошлом -
Крест,
Иначе мы все пропали.
Иначе всех изведет тоска,
Как дуло черное у виска.
Но даже злейшему врагу
Не стану желать такое:
И крест поставить я не могу,
И жить не могу с тоскою...

Крымские астрономы Юлия и Николай Черных назвали одну из далеких планет Галактики именем Юлии Друниной. И когда вы смотрите в ночное небо, попробуйте найти эту планету, она заслужила вечную память о себе.