ТРИ ГОДА назад иконописец архимандрит Зинон был запрещен в священнослужении за то, что причастился вместе с католиками на мессе. Архиепископ Псковский и Великолуцкий Евсевий, наложивший на художника столь суровое наказание, видит, судя по всему, между католичеством и православием непреодолимую стену и готов бороться с теми, кто настроен менее непримиримо. Обыденное религиозное сознание, однако, если его не подпитывают воинственные идеологические догмы, не воспринимает межконфессиональные перегородки столь катастрофически, и люди, случается, меняют свою вероисповедную принадлежность, движимые самыми разными причинами. Иногда их побуждают к этому внешние обстоятельства.
По опыту священника Петра Коломейцева, нередко такое случается, когда сталкиваются в своей церкви с непорядочностью, мздоимством, грехом. А еще чаще, судя по многочисленным признаниям верующих, - с равнодушием, с пренебрежительным отношением к внутренним исканиям человека, у которого вера рождает не только более или менее регулярное желание зайти в храм и помолиться, но и потребность всю свою жизнь строить на христианских началах. Для Ольги Квирквелии, например, день крещения в далеком 1977 году стал первым и последним днем пребывания в православной церкви. Ей хотелось сбежать уже во время обряда, когда пожилой батюшка, заглядывая ей через плечо, приговаривал: "Ну грудь-то, грудь-то обнажи". Дело довершило напутственное слово пастыря. Уходя, она спросила, как ей себя теперь вести и что делать, и в ответ услышала: "Всех-то заповедей тебе, конечно, не соблюсти, но уж хотя бы не убий". "Я с детства была верующей, - рассказывает Ольга Квирквелия, - но после этого десять лет не ощущала абсолютно никакого желания куда бы то ни было "приписываться". А потом нашла свое место в католической церкви. "Здесь принципиально иное отношение к человеку. К тебе не относятся как к чему-то, что априорно по ту сторону святости. Конечно, я искажена грехом, собственной слабостью и глупостью, но в моей основе лежит святое. Да, я ничтожество по сравнению с Господом, но с Господом, а не каким-то бородатым дядей в юбочке".
Ощущение себя человеком второго сорта мучило и других "конвертитов". Наталья, почти всю жизнь "прожившая" в православной церкви, ушла в пятьдесят лет к пятидесятникам. "Я всегда стремилась к праведной жизни, но считала, что она мне недоступна, потому что общее отношение такое: что с мирян взять, куда им до святости? Со мной и говорить-то батюшка не всегда захочет, я много раз об это расшибалась. Поэтому люди о себе так думают: ну что я, я - ничто. А к батюшке отношение почти как к святому. Если у ребенка спросить, кто это? Он часто отвечает: "Боженька". Детям ведь передаются чувства взрослых. А у пятидесятников я увидела священников, которые ведут себя как все остальные, просто они наши старшие братья. И у всех единое стремление - к праведной жизни. Здесь нет разделения на чистых и нечистых. Бог спустился в нашу нечистоту, чтобы спасти каждую душу. И мы все хотим Ему ответить искренним стремлением идти за Ним ". А вот мнение человека, пришедшего в православную церковь от баптистов: "Поначалу мне сложновато было: хотелось поговорить, пообщаться с верующими. У баптистов прихожане не боятся говорить друг с другом о Христе, о вопросах веры, спорят. А здесь говорит только священник - остальные все молчат. Чувствуешь, что отношение такое: ты возьми лопату, лучше поработай, гвозди забей или еще что-нибудь".
Многих отталкивает от православной церкви откровенная безграмотность священников. "Темнота мы православные, темнота! - с горечью восклицала бывшая учительница математики из провинциального белорусского городка, которая только на пенсии стала ходить в церковь. - У меня миллион вопросов: зачем пост, сколько раз нужно причащаться? Мне хочется проповеди, служба-то на непонятном языке идет. А священник ни на один вопрос не отвечает, проповедей почти не говорит, даже Евангелие после службы читать не любит - так, несколько строк прочтет и все. Стала я ходить к пятидесятникам, они - сильные проповедники, а уж объяснят-разобъяснят каждый шаг. И я теперь на распутье, не знаю, как дальше пойдет".
Еще одна серьезная проблема - ярый национализм некоторых священнослужителей. Сегодня, когда современная цивилизация развивается по пути все большего и большего охвата и вся обстановка в мире против любой ограниченности, радетели национальной идеи пытаются заставить людей объединяться по принципу замкнутости. "Человек ищет вечные ценности, а находит какие-то ура-патриотические лозунги. В католических странах этого тоже, кстати, полно, взять хотя бы Польшу. Это очень мешает", - говорит главный редактор католического радио "Дар" Петр Сахаров. "Во мне есть русская кровь, но я не русская, - подытоживает свои размышления на этот счет Ольга Квирквелия. - Куда я дену прабабушку польку, прадеда грузина? Я ощущаю себя человеком вселенной. Напряг на "русскость" кажется мне сегодня очень серьезным вопросом для Православной Церкви. Найти сейчас людей, у которых чисто русский менталитет - в нас ведь воспитывали нового советского человека, - очень трудно. Где-нибудь в Рязанской губернии они, может, и остались, а в центральных крупных городах кто в состоянии о себе так сказать? А куда деть население субъектов Федерации, у которых с этим вообще плохо? Но в таком случае рост национального, социального сознания неизбежно выводит человека за рамки православия, за рамки любой узконациональной религии".
Многие люди с опытом перехода в другую конфессию говорят, что не они оставили церковь, а церковь их оставила, "вытолкнула". Но есть и такие, кто связывает перемену вероисповедания не с внешними церковными обстоятельствами, а в первую очередь с личными, внутренними - истинной Церковью стала для них та, где они обрели Бога. "Почти всю жизнь я была в православной церкви, преподавала в воскресной школе, выполняла все, что нужно, а Бога не знала, не было у меня с Ним личного контакта, - ведет свой рассказ Наталья. - И вот это чувство тоски по живому Богу, который не протягивал мне руки, страшно меня мучило. И Господь привел меня в пятидесятническую церковь, где я сразу поняла: вот оно. Господь открылся мне именно здесь. Я почувствовала Христа, поняла, что он центр всего, что Слово Божие - Библия сказано для меня. Как-то все соединилось".
Пятидесятница Пелагея тоже вспоминает, что, когда она ходила в православный храм, между ней и Богом "было как будто толстое стекло". Художник по костюмам, она шила священнические облачения и постоянно мучилась угрызениями совести: ей казалось, что она еще больше усугубляет театрализованность действа, в котором участвует. Она жила как слепой котенок, во всем слушалась батюшку, регулярно исповедовалась, но покаяния не было. А в своей нынешней церкви она нашла общение с Богом и теперь может молиться "от всего сердца, обращаясь непосредственно к Нему".
Конечно, человек не властен организовать себе "встречу с Христом", как бы страстно ему этого ни хотелось. Но навязчивым рефреном в рассказах почти всех моих собеседников звучала жалоба, что в православной церкви (а для большинства церковная жизнь начинается именно с православного храма) много непонятного. Надо ли говорить, что это наверняка не способствует вожделенной "встрече". "Меня туда влекло, я приходила и стояла и смотрела, но ничего не понимала. Я была человеком с улицы, совсем неподготовленным. Я не читала Библии, ничего не знала. Я ни одного слова понять не могла", - вот с незначительными вариациями суть главного упрека. И люди идут туда, где с ними разговаривают на понятном им языке. "В баптистской церкви я уверовала, потому что услышала с кафедры проповедь, услышала о Христе, поняла, что Бог влечет меня своей любовью, - размышляет Юлия. - Сказано же, что "вера от слышания, а слышание от слова Божия". Похоже, для меня это подтвердилось". Пресвитер Александр Ручко считает, что одна из главных причин, почему православие не всегда справляется со своей учительской задачей, - нехватка пастырей: "Во всех конфессиях есть живые для Господа люди. И служение пастыря - помочь им духовно расти, приближаться к Богу. Но духовников сейчас нет, духовного наставника не сыщешь. А один священник на тысячу человек, пусть даже на триста - что он может?" У пятидесятников дела с этим обстоят куда лучше: здесь и общины не так велики, да и они разбиты на группы по 20-25 человек, в которых регулярно проходят занятия. У баптистов тоже проводятся еженедельные беседы с молодежью и "новичками". У католиков в молодых приходах стоят комментаторы, которые во время службы объясняют, что значит каждое действие. Конечно, многое зависит от самого человека.
"Если поначалу чувствуешь себя в церкви неуютно, ничего не понимаешь, нужно читать и изучать, нужно жить по Богу, и постепенно начнешь чувствовать себя в церкви дома", - считает отец Христофор Хилл. Правда, на него, англичанина, когда он в 19 лет впервые оказался в православном храме, православный обряд сразу произвел очень сильное впечатление. Он почувствовал, что полнота благодати именно здесь. Потрясение было таким глубоким, что он не только принял православие, хотя до тех пор не мог назвать себя религиозным человеком, но и стал в дальнейшем священником Русской Православной Церкви. И это не единичный случай. XX век вообще стал временем нового открытия православия во всем мире. Как религиозная традиция оно не переживало мировоззренческих катаклизмов, связанных с Возрождением, Просвещением, Реформацией, т.е. тем, что по преимуществу определяет духовный опыт современного западного человека. Поэтому православие воспринимается многими как живое присутствие в сегодняшнем мире древней христианской традиции. Один из ведущих в США историков русской культуры и директор Библиотеки Конгресса Джеймс Биллингтон даже считает, что "если в России возродится христианство в незамутненном виде, это может дать толчок общемировому возрождению христианства". Тем более, наверное, стоит активнее помогать людям постигать азы церковной грамоты, чтобы они не чувствовали себя в православном храме слепыми котятами, до которых никому нет дела.
Но в любом случае на протяжении жизни человек не раз пересматривает свои отношения с Богом и Церковью. Один из таких кризисных этапов наступает в жизни верующего довольно быстро - когда исчерпывают себя неофитские иллюзии. И это тоже ведет порой к перемене конфессии. "Когда человек приходит к Богу, он переживает что-то похожее на первую любовь, какое-то время он горит, так и со мной было двенадцать лет назад. А потом надо делать дальнейшие шаги, искать более глубокого общения с Богом, - продолжает делиться своим опытом Юлия. - Настал такой момент, когда я ощутила какую-то пустоту, недостаточность, мне хотелось той живости чувств, которая была поначалу. Однажды я пришла на общение, где мне задали вопрос: как ты чувствуешь в себе Духа Святого? Я стала думать, действительно как? И поняла, что никак. Воспитанная баптистами, я до того времени не признавала крещения Святым Духом, это отличительная черта пятидесятничества. Но дома я стала молиться, чтобы Господь открылся мне в Духе Святом. Мне казалось, что жизнь в Духе должна постоянно биться в сердце. Невольно я продолжала искать пятидесятников и в конце концов нашла. На первом же служении Бог крестил меня Духом Святым. Сначала Он очень сильно меня сокрушил, а потом в сердце вошло такое сильное смирение, тихое и глубокое. Пастор в моей церкви уговаривал меня отречься, но я знала, что стала ближе к Богу. После крещения Духом налаживается очень близкая связь с Богом, открывается как бы специальный канал. Пришлось мне от баптистов уйти, и я уже семь лет в пятидесятнической церкви. Здесь я обрела этот путь за Богом, на котором Он познается. Все время идет разговор с Богом, Он шаг за шагом меняет мое сердце".
Официальную Православную Церковь тревожит стремительное распространение в России пятидесятнических и прочих протестантских общин. Но, может быть, не надо бояться, может, это своеобразный путь крещения страны снизу? Православие пришло в свое время на Русь как государственная религия и всегда насаждалось сверху, особенно когда Церковь практически срослась с государством. Народу не пришлось бороться за свою веру и отстаивать ее, как это было в Европе в раннехристианский период. После революции религиозная традиция прервалась, и теперь Православная Церковь, ищущая поддержки все у того же государства, для многих - чужая и непонятная Церковь. А в гораздо более молодых протестантских деноминациях (пятидесятничество, например, зародилось только в начале XX века) ритуал настолько доступен, что при известных навыках с ним может справиться практически любой член общины. Многочисленные проповеди и беседы, обращенные непосредственно к человеку - о его проблемах, сомнениях и боли, не могут не привлекать людей, только вступивших на путь веры (особенно если проповедник хорош, а, как правило, это так, поскольку без сильного проповедника община просто развалится). "Мы можем сколько угодно спорить, какой хлеб полезнее для здоровья: белый или черный, с отрубями или без. Но если перед нами голодный человек - а сейчас огромное количество людей - язычники, испытывающие духовный голод, - надо его накормить тем хлебом, который есть в данную минуту, а не спорить, что полезнее", - считает Дмитрий Сахаров. Как знать, быть может, накопив кое-какой религиозный багаж, многие "сбежавшие" от православия переступят порог православного храма уже без недоуменного неприятия "закрытой" для них красоты? Главное, чтобы Церковь этого хотела и что-то для этого делала. Во всяком случае неотмирность православия влечет не только представителей рационалистического Запада. Верующие других конфессий в самой России тоже порой открывают для себя высокие и глубокие требования православной традиции.
Леонид три года был у баптистов, а потом его многое стало удручать. "Бывало, проповеди слушаешь и засыпаешь. Если нет сильного проповедника на службе, не пришел, например, и просто кто-то из паствы выходит и говорит, то отсиживаешь и все. Тут мне попались православные книги, и стал я их почитывать. Как бороться с грехом, как себя преодолевать, как постепенно ставить себя на путь Божий. Потом смущало меня у протестантов неприятие икон, богослужения, почитания святых. Кончилось тем, что я пришел как-то в православную церковь, стоял и смотрел на эти лики божественные, на роспись на потолке, и понял, что если я сейчас причащусь, то вступлю в эту небесную церковь, стану участником Божественной литургии. В православном храме тоже можно засыпать, но это уже будет моя вина. Обряд тебя держит. Все это окружение - роспись, иконы, - дело не во внешнем, на всем ведь Дух Святой. Он присутствует и трогает душу. Иногда приложился к иконе молча, слов нет, а общение в душе, Духом, есть. Вот этого у баптистов я не смог найти. Ведь самая святая молитва и творится в полном молчании. Мы ничего Богу не говорим, мы просто с Ним соединяемся".