Имя века

Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки?..

* * *

- Не забывай меня, казни меня,
Но дай мне имя, дай мне имя!
Осип Мандельштам

НА ИСХОДЕ нашего века пора дать ему имя, хотя бы лишь для того, чтобы обозначить для себя меру его обжитости (и изжитости!). Чтобы приручить его, одомашнить. Ведь не ходить же ему вечно в шеренге под номером ХХ... - хотя была бы заслуженной и такая месть веку, превратившему миллионы своих сыновей в лагерную пыль, в шеренгу без имен, в числовой ряд. Но о покойном - либо хорошо, либо ничего, а ведь век уже тяжело дышит на смертном одре. Дать веку имя собственное - значит достойно его завершить, вежливо распрощаться и приготовить его ко встрече с памятью потомков, с будущими судьями и исследователями.

Какое же имя пристало нашему веку? Можно ли слить в одно слово нашу печаль и восхищение, и проклятие, и благодарность? Устойчивые эпитеты - "атомный", "ядерный", "космический", "компьютерный", "революционный", "век масс", "век спорта", "век электроники", "век генетики", "век кибернетики", "век скоростей", "век технологий", "век научно-технической революции", "век мировых войн", "век Освенцима и Хиросимы" - оказываются сомнительны не только потому, что многие из них уже превратились в газетные трафареты, но и потому, что характеризуют только частичные достижения или провалы нашего века. Есть ли нечто, что объединяет расщепление атома и покорение космоса, трагедию лагерей смерти и патетику социальных революций?

Если недостаток одних определений - частичность, то других - чрезмерность. Широкое определение века может оказаться избыточным, т.е. накладываться и на другие века. Так, определение "век революций" или "революционный век" представляется вполне удачным, имея в виду "перевороты" почти в каждой области: научно-техническая, социальная, национальная, антиколониальная, даже сексуальная революции... Но если вспомнить, что великие национальные и социальные революции - в Америке, во Франции - вспыхнули уже на исходе XVIII века, дополненные, а отчасти и предвосхищенные кантовской революцией в философии, которая, в свою очередь, вдохновлялась коперниковской революцией в науке XVI века, то признак "революционности" оказывается для XX века недостаточно специфическим. Да и революционной была в основном первая половина XX века, а вторая определяется скорее реакциями против этих революций, постмодерным сглаживанием противоречий, устранением иерархии "верха" и "низа", внутри которой только и может действовать модель революции, "переворота".

Недавно британские лексикографы (издательская группа словарей "Коллинс") попытались подобрать для каждого года XX века одно "ключевое" слово, которое определяло бы его "злобу", звучало бы как лозунг или кличка. Получилась картина очень пестрая и скорее печальная - в лексиконе века преобладают тревожные, темные, тяжелые краски. Конечно, британская специфика накладывает свою печать: для них 1905-й - это Шинн Фейн, а для россиян было бы "Кровавое воскресенье". Но вот несколько штрихов к портрету века (глазами британцев):

1905 - Шинн Фейн; 1911 - воздушные налеты (первое боевое крещение авиации в итало-турецкой войне); 1917 - Чека; 1933 - гестапо; 1936 - Микки Маус; 1940 - джип; 1941 - радар; 1944 - самолет-снаряд; 1949 - Большой Брат; 1953 - рок-н-ролл; 1965 - мини-юбка; 1972 - Уотергейт; 1983 - СПИД; 1991 - этническая чистка...

И все-таки вряд ли целостная картина XX века может сложиться из таких точечных словесных мазков. Для этого нужен тщательный частотно-семиотический анализ всех слов и их пересекающихся значений; да и что выдал бы в итоге их сложения компьютерный мозг? Быть может, синтетическое определение века выглядело бы как "Микки-Чека" или "Рок-Гестапо"?

Но если попытаться не синтезировать годовые дефиниции, а найти одно-единственное слово, которое наиболее бы отвечало характеру этого века, я бы предложил the century of power. Увы, слову power трудно подобрать однозначный эквивалент в нашем языке, оно означает: сила, способность, власть, могущество, мощь, полномочие, держава, энергия, электричество. Что меня особенно прельщает в этом слове и почему я номинирую его на высокое звание "титула века" - это сочетание политических и технических аспектов могущества: власти и энергии. По-английски "сверхдержава" ("superpower") и "электростанция" ("power plant") имеют общий корень. Двадцатый - это век сверхдержав и электростанций: энергия политической власти, которая пытается зажать целый мир в один кулак (немецкий, российский, американский) - и власть технических энергий, которые расщепляют ядро атома и посылают ракеты на край солнечной системы. XX век - это технология власти и власть технологии, что, кстати, точно отпечаталось и в ленинской формуле: коммунизм = советская власть + электрификация всей страны. "Власть + энергия" - это формула не только провалившегося коммунизма, но и всего XX века, дожившего до благополучной кончины.

И, конечно же, если XX век - век энергий, то он же и век масс, которые с небывалой широтой вливаются в жерло истории, становясь пушечным мясом, орущей и орудийной плотью, заполняющей трибуны стадионов и лагеря смерти, Лужники и ГУЛаги... По формуле Эйнштейна, связующей массу и энергию, расщепление масс, физических и социальных, - это самый эффективный источник энергии, питающей волю к власти.

Если попытаться все же и по-русски определить XX век одним словом, то "власть", "энергия", "могущество", "держава" окажутся мощностями, т.е. подразделениями одной категории - мощи. И тогда не Владимир Ленин, но Велимир Хлебников дал наикратчайшее определение нашего века:

Но вот Эм шагает в область
сильного слова Могу.
Слушайте, слушайте моговест
мощи!

Век мощи и мощностей. Не только "моговест", но и моговек. Кстати, имена обоих определителей - и Владимира, и Велимира - тоже просятся в определение нашего века. Хлебников сам выбрал себе имя, созвучное "сильному слову Могу". Можно было бы присвоить двадцатому красочный титул "век-велимир", которое звучит ничуть не хуже, чем отчеканенное Мандельштамом "век-волкодав" (в стихотворении "За гремучую доблесть грядущих веков..."), а по сути, почти синонимично ему. Что для жрецов этого века было "велимир" или "владимир", то для его жертв - "волкодав".

Итак, велимирствующий (повелевающий миру) и владимирствующий (овладевающий миром) XX век, скорее всего, войдет в историю с пометой "М": мощь, могу. И по этой метке его легко будет отличить от века "П" - восемнадцатого и века "Р" - девятнадцатого. Постараемся вникнуть в логику этого перехода.

Век Просвещения установил господство разума, отбросил аристократические привилегии и простонародные суеверия прежних веков. Правда, XVIII век еще не удержался от последнего суеверия, от рационализма, от наивного культа самого разума. Век XIX исправил эту ошибку, поставив разум в зависимость от реальности и на службу ей. Реальность и соответственно реализм - вот ключевое слово века "Р", девятнадцатого. Белинский в одном из предсмертных писем клялся, что за понятие реальности он готов заложить душу, что для него нет ничего святее реальности - и к дьяволу идеалы! Поэзия, романы, эстетика - и те стали в XIX веке "реальными", не говоря уж об основе реалитета - триумфальном шествии Науки.

Трудно понять, как из такого трезвейшего преклонения перед есть (в обоих смыслах) могло вдруг вырасти бешеное могу, застилающее кровью глаза. Но мочь исподволь прорастало сквозь быть - и научнейшие расчеты вдруг подводили к тому, что именно знание сущего и дает власть над ним. От дарвинизма до социал-дарвинизма, от теории естественного отбора до простейшего соображения, что раз выживает сильнейший, то лучше им буду я, что землю наследует всесильная раса господ или мускулистый класс бедняков, - всего один шажок, один поворот мозговой извилины.

Как просветительский разум, возвысившись до понятия реальности, переступил через себя и отбросил рационализм, так новая культура реальности быстро переросла себя и отбросила реализм в пользу более экономных и энергичных форм могущества, волевого строительства реальности вместо рабского подчинения ей. Ницше к концу своей сознательной жизни мучился, что он всего лишь жалкий филолог, тогда как нужно быть биологом, сверх-Дарвином, выводить новую расу господ, создавать организм сверхчеловека... Но эта сверхбиология оказалась, в сущности, вполне филологической мечтой - о слове-заклятии, об идеологии, которая творит новый сильный мир. Мистицизм вернулся - но уже как небывалый активизм, как мистика самообожествления. Благовест сменился моговестом.

Так в утробе Реальности зародился пожирающий ее зверь - Власти-Энергии, Воли-Вольтажа.

Бросим теперь взгляд вперед. Не вызревает ли уже сейчас в утробе отходящего века зародыш века грядущего - и как нам окрестить его в момент рождения, который все ближе и ближе?

Есть хорошая новость: XXI век обещает быть веком "В". Умножив свою мощь до небывалых размеров, XX век превзошел пределы того мира, для которого может понадобиться такая мощь. Владеть земным шаром, его природными и людскими ресурсами выгодно и почетно, но маловато для разыгравшегося воображения, для неутолимого аппетита власти, для трансглобализма, покорения новых миров. Маленький шарик, затерянный на окраине космоса, в медвежьем углу захолустной галактики... - и это в то время, когда рядом проносятся неопознанные вселенные, вход в которые - то ли через черную дыру, то ли через электрон, то ли через экран компьютера, то ли - ближе и скорее всего - через собственную душу. Нужно поторопиться, а то упустишь самое интересное в погоне за еще одним кусочком нефтеналивной пустыни или алмазорассыпчатой мерзлоты.

Нет сомнения, что и в XXI веке научно-технические и общественно-политические мощности будут возрастать - но при этом они будут служить уже не столько покорению, сколько "прошибанию" реальности, проникновению в иные измерения и миры. Ведь и в XX веке не прекратилось, а, наоборот, многократно расширилось научное познание реальности по сравнению с девятнадцатым, - но никак нельзя сказать, что в двадцатом торжествуют реализм, уважение к реальности как таковой. Познание реальности продолжилось - но стало служить другой, властной цели. Так и в XXI веке продолжится нарастание мощностей, но они уже будут служить другой цели - не власти, не овладению миром, а выходу в другие, альтернативные или параллельные миры, отчасти путем их ассимиляции или симуляции.

Власть, достигая пределов мира, нуждается в чем-то другом, в умножении самих миров. Тем более что и квантовая, и компьютерная механика, каждая на свой лад, говорят о множественности параллельных миров. О мирах Возможных, Вероятностных, Виртуальных. Так начинается век "В". Из Мощи рождается новая форма ее самоутверждения и самопреодоления - Возможность, выход за пределы реальности, данной нам в ощущениях, вместо унылого и, как мы уже убедились, саморазрушительного овладения ей. Могу, превозмогая себя, переходит в слабое, но бесконечно притягательное может быть. На смену мощностям приходят можности. Моговест Мощи заглушается Можевестом Возможностей.

Вероятно, XXI будет веком виртуальности, не только в плане электронно-компьютерной техники, но и в смысле умножения альтернативных способов существования, виртуальных теорий, практик и сообществ. Мощь - это предельная форма потентности бытия, но за границей потентности возникает новое качество: потенциальность. Потентность ограничена тем, что я могу сделать; потенциальность - прорыв в другое измерение: чем я могу быть. Стремление к мощи происходит от бытийного дефицита, нехватки реальностей: есть только одна, и в ней только один может быть сильным за счет других. Но где умножаются реальности, там распыляется категория власти: каждый создает себе "самый свой" из возможных миров.

Дальше века "В" вряд ли сейчас дано заглянуть воображению. Но если XXI век и впрямь станет веком размноженных измерений, развернутого веера реальностей, быстро плодящихся друг от друга клонов, подделок, симулякров, информационных копий, электронных двойников, множественных миров - тогда задается и определение XXII века, где каждому будет предоставлена возможность отдельного мира: век "О".

Век одиночества.

* * *

Предлагаю всем читателям выбрать - или предложить - достойные названия уходящему веку и веку наступающему, имя-приговор и имя-предсказание. Титул XX века должен состоять из одного слова (или словосочетания) с соответствующей номинацией-мотивацией. Чтобы придать конкурсу международный размах, не вдаваясь в экзотику и не перегружая жюри лингвистами-полиглотами, на выбор предлагаются (только) следующие языки: русский, английский, немецкий, французский, испанский.

Вот список имен XX века, которые мне представляются самыми конкурентоспособными (я голосую за первое): Century of Power; Век власти-энергии; Потентно-патентный век; Век Мощи; Век мощностей; Век революций; Век технологий; Век скоростей; Век масс; Век дегуманизации (человек растворяется в массах, индивид оказывается винтиком в биологических, экономических, социальных, языковых механизмах); Век глобализации (впервые земля становится общим домом, большой деревней); Век экспансий; Век медиа; Космический век; Электровек (электрический + электронный); Век воли-вольтажа; Век-велимир.

Список предлагаемых имен-предсказаний XXI века гораздо короче - а сами имена немного длиннее: Век-виртуал (Виртуальный век); Век возможных миров; Век иных измерений; Век воображения; Век альтернатив; Век потенциальности.