Идеализма нет уже и в сказках. Ничего нельзя создать без людей и институтов

Графика pixabay.com

Новый ежегодный доклад Валдайского клуба является обязательным к прочтению всеми, кто интересуется эволюцией российской внешнеполитической мысли на рубеже второго и третьего десятилетий XXI века. Эта работа – как глоток свежего воздуха в душной атмосфере современного российского дискурса о мировой политике.

Устремления художников состоят не в том, чтобы зафиксировать на холсте свои сиюминутные впечатления, как это пытались делать ранние импрессионисты. Нет, речь тут идет именно о постимпрессионизме – то есть об отображении международной жизни через ее основные, закономерные элементы и тенденции, о воплощении длительных, сущностных состояний мировой политики с использованием узнаваемых приемов декоративной стилизации. Это, конечно же, не Пабло Пикассо и не Сальвадор Дали, а скорее Ван Гог или Сезанн.

Уже сама по себе радикальная смена стиля делает доклад заслуживающим внимания. Не менее важно и то, что авторы отходят от своих прежних установок изобразить вероятное будущее, но пытаются нарисовать картину желаемой международной перспективы. В российском контексте, где будущее нередко трактуется как бесконечное повторение «дня сурка», как уходящая за горизонт экстраполяция настоящего (помните – «после Путина будет Путин!»), такая попытка имеет особую ценность. Авторы с похвальной предусмотрительностью оставили за рамками своего доклада всю местную тематику – Россия в докладе вообще не фигурирует, от слова «совсем». Но, как говорится, sapienti sat.

Доклад легко читается, хотя текст очень плотный, перенасыщенный свежими идеями, изящными парадоксами и просто красивыми формулировками.

Не будем перечислять всех других достоинств документа; ограничимся лишь выводом о том, что доклад, на наш взгляд, является обязательным к прочтению всеми, интересующимися эволюцией российской внешнеполитической мысли на рубеже второго и третьего десятилетий XXI века.

Пестрое сообщество российских экспертов-международников можно условно разделить на три категории. Первая категория – пророки, которые указывают единственно верный путь в будущее для внешней политики России, а то и для человечества в целом. Вторая категория – художники, рисующие каждый в своей манере картину нынешнего и грядущего мирового порядка (или беспорядка). Наконец, третья категория – слесари-сантехники, сосредоточенные на том, не пора ли сменить отслужившую свой срок прокладку, затянуть или ослабить ржавую гайку, прочистить трубы в изношенных агрегатах, именуемых внешней политикой и международной системой.

Авторы очередного ежегодного доклада Валдайского клуба, без всяких сомнений, относятся ко второй категории. На страницах доклада перед читателем предстает сплоченная команда талантливых художников, плотно сотрудничающих друг с другом уже не первый год. Каждая очередная работа этого яркого коллектива – эпическое художественное полотно, неизменно сопровождаемое восторгами почитателей, спорами критиков и подражаниями эпигонов. Напомним, что именно этой группе мы обязаны обогащением экспертного дискурса такими замечательными метафорами, как «стратегическая фривольность» или «осыпающийся мир».

Продолжая параллель со сферой живописи, позволим себе отметить, что критический реализм наших передвижников сменился сюрреализмом или даже постимпрессионизмом. Из их творчества исчезают привычные мрачные, пессимистические мотивы, ощущение безысходности неприглядного настоящего и тревожного будущего. На смену приходят светлые, воздушные краски, которые широкими, смелыми и даже как бы небрежными мазками ложатся на холст.

Авторы обозначили жанр своей работы как утопию. Это смелое решение: любые утопические конструкции всегда остаются хрупкими, уязвимыми, а то и вообще полностью незащищенными перед недобросовестной критикой. Критиковать утописта – все равно что бить ребенка. Не испытывая никакого желания заниматься этим малопочтенным делом, отметим всего несколько вопросов, нуждающихся в дальнейшем уточнении и прояснении.

Несколько смущает то, как авторы трактуют морально-этическое измерение мировой политики. То есть, разумеется, очень хорошо, что они признают важность данного измерения, отходя от давно устаревших парадигм «политического реализма» прошлого века. Но этика – дама весьма требовательная. Авторы вкладывают в уста будущего генерального секретаря ООН вполне недвусмысленное суждение: «…В центре всего должно быть четкое понимание, что такое добро и зло». А через абзац тот же генеральный секретарь, словно спохватившись, заявляет, что «фрагментация мира заставила признать, что ценностный и этический плюрализм – не только данность, но и благо».

Однако этический плюрализм как раз и означает отсутствие общего согласия в том, что такое добро и зло, справедливость и несправедливость, чего делать можно и чего делать нельзя. Будет ли крепкой семья, в которой муж и жена, родители и дети по отношению друг к другу пребывают в состоянии этического плюрализма? Где та грань, которая отделяет этический/ценностный плюрализм от морального релятивизма, а точнее – от готовности принимать как должное аморальность во внутренней и вседозволенность во внешней политике?

Любопытно, что в итоге своего анализа авторы приходят к выводу о том, что новый миропорядок должен строиться на индивидуализме и рационализме, каковые представляют собой «фундаментальные основы европейской политической философии». Значит ли это, что при всем ценностном плюрализме Запад вновь торжествует, а Восток в очередной раз повержен? Такой неявной констатацией и завершается разговор о плюрализме ценностей будущего мира.

Кстати, о рационализме. Авторы, как и полагается добропорядочным утопистам, уповают на рациональное понимание индивидуумами и государствами своих интересов. «Если гегемония более невозможна (а мы полагаем, что современный мир убедительно это продемонстрировал), стремление к ней перестает быть рациональным… То, что победа недостижима, лишает борьбу рационального смысла».

Звучит красиво, но не слишком убедительно. Разве человеческие поступки всегда рациональны? «Кровь бросилась ему в голову, мысли спутались, и, не промедлив более ни секунды, д’Артаньян выхватил шпагу…» Или авторы полагают, что государства ведут себя более рационально, чем отдельные импульсивные граждане? Увы, это не так.

Даже самые что ни на есть демократические общества со сложными механизмами принятия решений, с отработанной системой сдержек и противовесов, с наличием влиятельной независимой прессы время от времени банально сходят с ума.

Не будем утомлять читателя примерами – их полно как в прошлом, так и в настоящем. Чего уж там говорить об авторитарных странах, где единственным толкователем «рациональности» оказывается верховный властитель, зачастую давно уже живущий в своей собственной, созданной по индивидуальному заказу вселенной?

Авторы отважно бросают вызов и традиционным представлениям о ключевой роли многосторонних институтов в мировой политике. Без сковывающей движения смирительной рубашки международных институтов вполне можно обойтись, заменив эти архаичные формы организации мировой политики ситуативными союзами и коалициями. «Фрагментация, которую мы наблюдаем сейчас, – заключают они, – является благом, а не предметом озабоченности». Безумству храбрых поем мы песню!

Возможно, классическая формула Жана Моне о том, что «ничто нельзя создать без людей и сохранить без институтов», уже безнадежно устарела. Хотя представляется крайне сомнительным, чтобы сиюминутные тактические коалиции, постоянно создающиеся и распадающиеся альянсы, международные объединения для решения конкретных проблем заменили бы традиционные союзы. Примерно с той же долей вероятности можно предположить, что беспорядочные половые связи в недалеком будущем смогут окончательно заменить традиционную семью как социальный институт.

Но допустим, что международные институты, как и институт семьи, действительно безнадежно устарели. Однако ведь и государство – тоже всего лишь один из институтов. Есть ли у авторов уверенность в том, что цепная реакция институционального разложения остановится на уровне государств, а не пойдет дальше – вплоть до распада социума как такового? Возможно, Михаил Бакунин, Петр Кропоткин и даже сам Карл Маркс не возражали бы против подобного «разгосударствления» современного общества, но не слишком ли высоки риски, неизбежно связанные с этим процессом деконструкции глобального социума?

Давно известно, что главная слабость большинства утопий состоит в том, что они рассчитаны на идеальных людей. Люди же идеальными никогда не были и, по всей видимости, никогда не будут. Хорошо это или плохо – вопрос философский, но такова реальность. Главная слабость данной утопии – в том, что она рассчитана на идеальные государства. Но государства в целом мало отличаются от людей, а если отличаются, то чаще всего не в лучшую сторону. И эта особенность государств ставит под вопрос реализацию многих замечательных идей, содержащихся в докладе.

В заключение подчеркнем еще раз – критиковать утопистов легко, но не благородно. Валдайский доклад заслуживает прочтения, а его авторы заслуживают признательности за проявленную интеллектуальную смелость. Не будет преувеличением сказать, что их работа – глоток свежего воздуха в душной атмосфере современного российского дискурса о мировой политике. Хочется пожелать группе талантливых художников дальнейших творческих успехов. Они стоят на правильном пути, но лучшие их работы, будем надеяться, еще впереди.