Недовольство выльется на власть. Но она же сама хочет отвечать за все

Профилактику коммуникаций под Красной площадью никто не отменял даже в условиях карантина. Фото агентства «Москва»

Конечно, даже в этих нелегких условиях, связанных с ограничениями условий работы населения, мы продолжаем проводить опросы населения. Выявляем отношение людей к борьбе с эпидемией, к принимаемым государством мерам по оказанию гражданам медицинской, социальной помощи. Нам также важно узнать, к каким изменениям приходит или придет общественное мнение в столь напряженной обстановке.

Сегодня все-таки уже есть технологии, коммуникации, позволяющие прежде всего дистанционные опросы по телефону, в режиме онлайн, дневники в социальных сетях и т.д.

По самым предварительным оценкам мы наблюдаем рост тревожности людей. Конечно, такое напряжение распределяется весьма неравномерно по разным группам населения. Скажем, сельскую местность эпидемия затронула в меньшей степени, потому что там плотность населения и его мобильность несравнимы с большими городами, не говоря уже о Москве. То есть рост тревоги, напряжения и ограничения в городах пропорционален условиям жизни их населения.

Напряжения основаны, я бы сказал, на двух факторах. Первый связан с опасностью и страхом заразиться. Уже в марте среди названных населением проблем распространение эпидемии вышло на первый план. Люди больше всего боятся заболеть чем-то, что непонятно пока, чем и как лечить, тем более что возраст здесь играет какую-то особенно негативную роль. Во-вторых, было трудно с масками, лекарствами и другими средствами защиты. К этому на первых порах добавлялись хаотические меры, принимаемые руководством. К такого рода бедствиям государства оказались плохо подготовленными во всем мире, не только наше. Но у нас, мне кажется, это было связано еще и с тем, что весь курс последних лет был нацелен на сокращение медицинских учреждений и врачебного персонала, ассигнований в здравоохранении, в научных исследованиях и практической медицине, в снижении или неповышении зарплат в отрасли. Если судить по опросам последних лет, то чаще всего социальное недовольство было связано как раз именно с социальной сферой, пенсионной реформой, работой системы здравоохранения, ограничениями в доступе к качественной медицине, с дороговизной лекарств и т.п. Но то раздражение, которое накапливалось за это время у населения, носило пока безадресный характер.

Если не будет кардинальных перемен, то это напряжение начнет канализироваться вполне понятным образом и проецироваться на структуры власти. Недовольство будет выливаться на власть еще и потому, что она так организована: у нас государство претендует на то, чтобы отвечать за всех и за все. И если оно не готово или не способно решать какие-то важнейшие и неотложные проблемы, то ему и придется отвечать за ситуацию в целом. Хотя не очень понятно, какой силой будет обладать это недовольство.

Ясно, что в Москве такая ответственность лежит на мэре Сергее Собянине, который предпринял в начале эпидемии более решительные действия, чем руководители других регионов. Конечно, в столице тоже возникали не предусмотренные ранее проблемы вроде транспортных заторов, истории с техническим оформлением и получением пропусков и т.п.

В целом же по стране вышло так, что власти переложили ответственность за подобные проблемы на население. По старой мудрости про «дело рук утопающих». И в результате режимное указание работающим гражданам «сидеть дома» заставило работодателей оплачивать этот карантин. Так малый и средний бизнес больших городов практически остался без средств. Поэтому политически командовать таким сектором, конечно, можно, но надо понимать, что при необеспеченности, разнобое команд от разных начальников и общей склонности решать все исключительно репрессивными мерами это все может быстро привести к тому, что массовое возмущение начнет очень быстро расти.

Для сравнения скажу, что в Германии на борьбу с пандемией выделено 40% от ВВП. У нас же – в 40 раз меньше.

Можно сколько угодно ссылаться на каких-то внешних подстрекателей роста социальной напряженности, но в реальности причина возмущения будет скорее всего простой: у большинства людей просто кончатся деньги.

Судите сами. У нас в стране теневая занятость граждан представляет собой огромный неучтенный рынок труда. Он, по некоторым данным, составляет 22–23 млн человек. И когда здесь работа, то, конечно, падают, а потому и прекращаются доходы. А жить чем-то надо, начальство велело платить зарплату без учета того, есть заказы и работа или нет. Понятно, что занятые в госсекторе каким-то образом останутся на плаву, пусть и с меньшими доходами. Пусть человек даже газетным киоскером в мэрии торгует – умереть с голоду ему не дадут. А вот теневики остаются просто без средств к существованию. Поэтому социальное возмущение этих людей всего лишь дело времени, которое, на мой взгляд, будет отсчитываться несколькими месяцами. Так, социологические исследования показывают что серьезных сбережений или накоплений у средней российской семьи нет: у 70% семей даже при жесткой экономии денег на существование хватит лишь на два-три месяца. А что потом – совершенно неясно. Зато хорошо известно, какой силой обладает человеческая безысходность.

Правда, сейчас социальное напряжение сдерживается неопределенностью: непонятно, чего ждать от ближайшего будущего. Наибольшей тревожностью отличаются женщины. Особенно в возрасте 40–50 лет. Потому что они в большей мере отвечают за семью, нежели мужчины. Еще спокойнее ощущает себя молодежь, настроенная так своим естественным возрастом, подсказывающим им, что все обойдется.

Что же до пожилых, то они встревожены больше других социальных групп. Они беднее, они же, в силу своего понимания специфики российской власти, больше всех ждут поддержки и помощи от президента страны, но пока он перекладывает ответственность на региональных чиновников. Я думаю, что через некоторое время именно на него будет проецироваться основное социальное недовольство. Принципиальных решений, которых от него ждут – реальной поддержки малого и среднего бизнеса, населения, финансирования их из Фонда национального страхования, – нет, а именно таких политических действий от него и ждали, сегодня наступил именно тот момент, для которого государство собирало все излишние доходы в кубышку. Но пока все ограничивается уговорами людей сидеть дома и не высовываться. Это не поведение большого и ответственного государственного деятеля. А без него трудно работает и институт губернаторов, и армия мэров, боящихся самостоятельности и не имеющих собственных ресурсов и средств, кроме полицейских. У нас же все, что можно, задается сверху. Поэтому такая система может либо реально действовать в полную силу в ситуации тотальной мобилизации, либо устроить имитационный бум.

Боюсь, что второй вариант более вероятный, по крайней мере в первые месяцы, хотя в нынешнем кризисе до этого было бы лучше не доводить. Сегодня, чтобы понять настроение масс, надо не политические ток-шоу смотреть, а обратиться прежде всего в социальные сети. Именно там и уже давно идут интенсивные обсуждения новостей, действия всей власти вообще и президента в частности. Причем критичность дебатов, в отличие от федерального телевидения, здесь на порядок выше. Ясно, что дальнейшее усиление этой критики будет заметно прежде всего в сетях.

Думаю, более значительную ошибку, чем очередной марш власти на сетевую демократию, в нынешних обстоятельствах придумать уже невозможно.

Меня часто спрашивают о том, как я вижу в перспективе развитие международных отношений. Мол, не появится ли у нас окно возможностей, чтобы ослабить внешнюю напряженность. Некоторые оптимисты мечтают даже о новой оттепели.

Как социолог, думаю, что все изменения все равно будут происходить в определенном силовом поле или в логике тех силовых институтов, которые уже сложились. Поэтому каждая страна в этом смысле будет реагировать на предложение других по-своему.

Авторитарные режимы будут больше сталкиваться со сложными проблемами, чем демократические. Последние, как ни странно, будут сдвигаться в сторону усиления социальной роли государства. Отсюда будут более влиятельными на политическом поле левые, зеленые, сторонники социал-демократии.

По Европе сегодня мы видим, как государственные структуры включились в поддержку населения и бизнеса, вкладывая в это важнейшее дело огромные средства. Я думаю, что результатом этого у европейцев станет усиление, конечно же, социальной сферы. То есть вырастут инвестиции в медицину, образование – в то, что называется человеческим капиталом. Но это у них было заметно и раньше.

Как это будет теперь у нас, мне сейчас трудно сказать, потому что пока из того, что есть, мне видится ужесточение контроля, наблюдения, системы безопасности в целом.

Исходя из всего, о чем я говорил выше, это может в нынешней ситуации вызвать еще большее раздражение, приближающее кризис. Нельзя все время давить на общество. Это в конце концов даже с учетом нашей традиционной пассивности может плохо кончиться. Мы только в самом начале эпидемии…