" - Мама, а большевики левые?
- Конечно, сынок.
- А почему у них дело правое?"
(Раньше это было анекдотом)
Mожно было ожидать, что в демократической части политического спектра итоги парламентских выборов станут хорошим стимулом к серьезному осмыслению "уроков декабря", поиску новых, более эффективных моделей политической организации и мобилизации. Однако направленность и содержание дискуссий по этому поводу, ведущихся в настоящее время, равно как и практические шаги в данной области к особому оптимизму не располагают. Без большого преувеличения можно сказать, что нынешний этап демократического партстроительства проходит под знаком трех больших иллюзий. Это "иллюзия партии", "иллюзия идеологии" и "иллюзия политического регулирования".
ИЛЛЮЗИЯ ПАРТИИ
Создание партии, способной если не объединить всех демократов, то по крайней мере стать доминирующей силой среди сторонников реформ, - тема весьма популярная. Примечательно, что вопрос о том, необходима ли партия, считается как бы давно и однозначно решенным.
Партия начинает превращаться в синоним "порядка и дисциплины" в политике, в некое магическое средство, позволяющее сделать политическую ситуацию подконтрольной и управляемой. Демократические силы раздроблены? - Партия сделает их едиными. Активисты недисциплинированы и необязательны? - Партия наведет порядок в своих рядах. Ослабла поддержка демократических кандидатов среди избирателей? - Партия обеспечит успех на выборах.
Между тем есть веские основания сомневаться, что использование жесткой партийно-политической модели способно принести демократическим политикам сколько-нибудь серьезный успех. Прежде всего потому, что проекты подобного рода явно или неявно предполагают опору на госструктуры.
Если бы предполагаемая суперпартия создавалась людьми, стоящими у власти, она действительно смогла бы просуществовать какое-то время, компенсируя неизбежную (и растущую) политическую слабость свободным доступом к ресурсам государства. Но поскольку ее собираются создавать люди, хоть и причастные к власти, но все-таки ею во всей полноте не обладающие, то расчеты использовать некие административные механизмы в процессе партстроительства - не более, чем иллюзия.
Второй изъян партийной модели политического строительства состоит в том, что представления о его высокой эффективности черпаются по большей части из неадекватных источников. Административные способы наведения порядка в политической организации могут давать хоть какую-то отдачу лишь во вполне определенной политической и общественной среде. Поэтому партийные модели политической организации, оправдавшие себя на примере коммунистов, аграрников и ультра-националистов обладают весьма ограниченной пригодностью или непригодны совсем в социальной среде, ориентированной на демократические ценности.
Более того, при всей своей непоследовательности, экономическая реформа расширяет в нашем обществе социальное поле, отторгающее не только знакомые по недавнему прошлому партийные образцы, но и вполне классические (западные) формы политической организации. Массовое поведение, оптимальное для адаптации к рынку и преодолению экономических трудностей (индивидуализм, сосредоточенность на заработке и успехе, сужение общественного кругозора и социальных связей), далеко не во всем адекватно потребностям развития демократической политической системы.
Оборотной стороной приспособления к новым экономическим отношениям становится резкое падение доверия к общественным объединениям, политическим организациям и коллективным действиям вне зависимости от их ориентации. Причем в наибольшей степени эта особенность характерна для групп населения, успешнее других адаптирующихся к рынку и являющихся по сути естественными союзниками демократов (молодежь, специалисты, предприниматели).
Заявивший о себе в декабре прошлого года феномен "неголосующего демократа", в марте этого года превратился уже в главный фактор на выборах. Практически повсеместно результаты местных выборов (во многих случаях - провал) решила неявка горожан и молодежи, преимущественно демократического электората.
Есть еще одно обстоятельство, делающее эффективность демократической суперпартии весьма проблематичной. Большинство существующих демократических организаций, на консолидацию которых претендуют обсуждаемые ныне проекты, базируется на энергии и самоотверженности достаточно немногочисленного актива. Навязывание активности нового "партийного" выбора, слом уже сложившейся системы неформальных политических предпочтений и лояльностей резко ослабят первичные организации. В конечном итоге реализация любого из проектов суперпартии новых политических ресурсов демократическому движению не добавит, зато способна уничтожить то немногое, чем оно в настоящее время реально располагает.
ИЛЛЮЗИЯ ИДЕОЛОГИИ
Вспышки партстроительства неизбежно сопровождаются активизацией строительства программного и идеологического. По традиции особое внимание уделяется названию будущей партии и ее официальной доктрине.
Консервативная идеология сегодня особенно в моде. В качестве аргумента в ее пользу часто ссылаются на "консервативные" настроения большинства избирателей - чувство усталости, ориентация на самовыживание, потребность в стабильности. При этом забывается, что между консерватизмом идеологическим и "консерватизмом" повседневным - разница весьма существенная. По крайней мере у части избирателей охранительный консерватизм "с маленькой буквы" основан на привязанности к традиционным, т.е. "советским" формам жизни, которые сторонники "идеологического консерватизма", выступающие за рынок, предпринимательство и частную собственность, намереваются преодолеть.
Ставшие уже привычными в партийных программах ссылки на "социальную ориентированность" рынка также выглядят не очень убедительно. Роль субъектов традиционно резервируется лишь за двумя персонажами новой экономики - предпринимателем и собственником. При этом, очевидно, ощущая социальную "жесткость" и политическую уязвимость предлагаемой схемы, авторы пытаются смягчить ее за счет возведения предпринимательства и собственности в разряд нового общенационального социального идеала. Все это в той же мере "идеологически правильно", сколь и абсолютно политически недостаточно.
Известно ведь, что никакой сколько-нибудь массовой идентификации с предпринимательством и собственностью у нас сейчас нет и в ближайшее время не предвидится. Ориентация на предпринимательство как на актуальный жизненный идеал не является доминирующей даже на Западе. С собственностью вопрос обстоит несколько иначе, она действительно способна стать объектом массового "притяжения" и идентификации. Но это в любом случае вопрос будущего, пусть и не столь уж отдаленного. А программы политических организаций призваны в первую очередь соответствовать социальным ожиданиям сегодняшних избирателей.
Похоже, что составителей подобных программ на самом деле занимает не вопрос, как победить на выборах, а собственные мировоззренческие проблемы. Политические платформы выступают лишь в качестве особого литературного жанра, по прихоти или случаю избранного для очередного подтверждения персонального идеологического выбора.
ИЛЛЮЗИИ РЕГУЛИРОВАНИЯ И КРИЗИС "ПОЛИТИЧЕСКОГО РЫНКА"
Преувеличенные представления о возможностях партии и идеологий дополняются верой в то, что негативные политические тенденции в развитии многопартийной системы можно пресечь "просвещенным" регулированием сверху. Предлагается, в частности, ужесточив формальные требования, "вынудить политические силы сконцентрироваться в три-четыре крупных политических партии" и тем самым "покончить с гипертрофированной многопартийностью".
Рискну предположить, что первым результатом принудительной "картелизации" многопартийной системы станет настоящий "взрыв" политической показухи. Засидевшиеся без любимого дела профессионалы однопартийной системы без особого труда "сделают" и ставшее обязательным пятидесятитысячное членство, и сколько угодно предписанных партконференций проведут. А какие "показательные" дискуссии в печати организуют, ну просто "любо-дорого"! Одного они только явно не смогут - разговаривать с живыми людьми (избирателями, то есть) по-человечески. Но ведь этого-то от них по предложенному проекту как раз и не требуется.
Кстати, про "любо-дорого". Требование тщательной правовой регламентации политического финансирования, максимальной "прозрачности" всей финансовой деятельности партий можно только приветствовать. Этого, к сожалению, нельзя сказать о более конкретных предложениях в данной области, в частности, о введении запрета на финансирование партий со стороны юридических лиц. Потому что реально "запретить" здесь ничего нельзя. Столкнувшись с запретом, любое мало-мальски крупное "юрлицо" "выделит" из себя столько "физлиц", сколько будет необходимо для того, чтобы осуществить финансирование в необходимом для него объеме.
Обоснование этого запрета - "чтобы избежать создания фиктивных партий, отражающих корыстные интересы", - вызывает отдельный интерес, поскольку позволяет заглянуть в идеологическую лабораторию предлагаемой схемы политического регулирования. И здесь возникает много интересных вопросов.
Какую опасность могут представить "фиктивные партии", если они действительно фиктивные?
И что такое "корыстные интересы", проникновению которых в политику следует воспрепятствовать? Означает ли это, что авторы данного проекта предполагают существование, наряду с нехорошими и "корыстными", интересов хороших и "бескорыстных"?
Или они все-таки понимают, что любые "интересы" конкретны, ограничены, узки и в этом смысле всегда в определенной степени "корыстны" и что собственные "интересы" имеют не только предприятия и банки, но и, скажем, административные структуры и даже отдельные государственные чиновники, вне зависимости от того, к чему они конкретно причастны - распределению материальных ресурсов или регулированию политических процессов. И что существо демократического политического процесса состоит не в том, чтобы подавлять "интересы", а в том, чтобы вовлечь как можно больше "интересов" в политическую конкуренцию, при том, разумеется, условии, что они не принадлежат уголовным преступным или политическим экстремистам.
Добиваться форсированного организационного и программного "созревания" политических партий - задача явно неразрешимая. Невозможно покончить на этом пути и с политическим "театром одного актера". Персонализация российской политики - такой же неустранимый факт, как и отсутствие в ней крупных, "зрелых" партий. У них и причины общие, и коренятся они в "переходном", "неформальном" состоянии российского общества. Зачисление этих явлений в разряд "негативных", а потому подлежащих "просвещенному" искоренению, ни к чему хорошему не приведет.
Таким же непреложным фактом современной политики стало и "тяготение" партий к "интересам". Больше того: в том, что в демократической части политического спектра политику эмоций начинает постепенно сменять политика интересов, надлежит усматривать проявление здоровья, а не пресловутых "негативных тенденций".
Поставив себе цель освободиться от "фиктивных" партий, рискуют достичь прямо противоположного. И вместо множества мелких, маловлиятельных, но реально работающих партий, могут получить уже настоящую, а не мнимую "фикцию".
Политическая система, основанная на механически склеенных партийных структурах, даст не стабильность, а дестабилизацию. Кажется, никто пока не интересовался всерьез, каков оказался самостоятельный вклад в нынешнюю расстановку политических сил "Положения о выборах", действовавшего 12 декабря прошлого года (в особенности явно завышенной, 50% квоты, предоставленной в нижней палате парламента заведомо незрелым и плохо структурированным протопартийным формированиям). А зря. Это дало бы возможность оценить реальные, а не гипотетические результаты первого опыта форсированного развития многопартийности.
Нынешний политический рынок - место встречи лидеров и граждан - начинает все больше походить на тот, который утверждается в нашей экономике. Это рынок продавцов, а не рынок покупателей. Он узок, монополизирован, имеет по-преимуществу нерыночное, аппаратное происхождение, замкнут и самодостаточен.
Поэтому курс на форсированное развитие партий с привлечением для этих целей регулирующих возможностей государства отражает не только иллюзии, но и узкие, корпоративные интересы нынешних участников монополизированного политического рынка из числа продавцов. Столкнувшись с сокращением спроса, они избирают явно неудачную стратегию просто потому, что неверно установили его причины.
Политический авторитет большей части демократических политиков создавался в ходе политической борьбы, основные события которой, вне зависимости от того, когда они происходили, были связаны с противоборством между демократией и тоталитаризмом.
При том, что конфликт между демократией и тоталитаризмом, никуда не исчез и в принципе сохранил способность к разрушительной экспансии, он перестал быть определяющим для развития политических процессов в нашей стране. Интересы и настроения большинства все меньше определяются политическими симпатиями и антипатиями периода великого противостояния и все больше - экономическими и политическими реальностями, возникшими уже после 1992 года.
В результате политический авторитет значительной части демократических политиков оказался жестко связан с необновляемым первоначальным капиталом, а выбор между демократией и тоталитаризмом остался, по существу, единственным ресурсом, который они были способны предъявить гражданам на политическом рынке.
Периодическое обострение "исходного" политического конфликта приводило, до недавнего времени, к временному восстановлению их позиций в обществе, с той, однако, поправкой, что происходило каждый раз на постепенно сокращающейся политической территории.
Совершенно очевидно, что сложившееся положение не могло продолжаться долго. Несовпадение запросов избирателей и возможностей "ветеранов" демократической политики и породило ситуацию, которую можно назвать кризисом политического рынка в демократической части политического спектра. 12 декабря 1993 года - симптом и символ этого кризиса.
Конечно, "сверхорганизация" - не единственная стратегия на кризисном "политическом рынке". Есть и другие, в частности, попытки "прирастить" политический капитал на путях союза с традицией (идеологией и элитами). Однако и эксплуатация "убывающих" и использование "заемных" политических ресурсов способны только сделать политический рынок еще более закрытым, а нынешний политический класс - еще более самодостаточным и изолированным от общества.
НЕОБХОДИМОСТЬ АСИММЕТРИЧНЫХ РЕШЕНИЙ
Между тем необходимо нечто совершенно иное, способное открыть "политический рынок" для влияния избирателей. Для этого система политических связей между властью и обществом прежде всего должна быть приведена в соответствие с социальными особенностями "переходного" общества. Можно говорить о двух очень непохожих секторах "переходного" общества, каждый из которых устроен по-своему и предъявляет собственные требования к формам политической организации.
Традиционный сектор объединяет уходящие, но сохранившие социальную устойчивость или стремящиеся к ней формы социальной жизни. Эти традиционные структуры в наибольшей степени пригодны к столь же традиционным формам политической организации и внутренне тяготеют к ним. Здесь есть место для идеологий, партий, "классов" или их аналогов.
Все, связанное с сосредоточенными в современном секторе формами социальной жизни, напротив, будет, по необходимости, подвижно, дробно и распыленно. Это не структуры, а, скорее, атомизированное, но расширяющееся социальное поле. Здесь есть свои настроения, ориентации и интересы, но вряд ли можно всерьез говорить о каких-то сложившихся социальных группах. Социальные особенности современного сектора серьезно ограничивают применимость жестких политических форм и идеологических схем.
Несколько упрощая картину, можно сказать, что политическую борьбу в переходном обществе выигрывает тот, кто играет по его социальным правилам. Помимо прочего для выигрыша необходимо, чтобы политическая организация, базирующаяся в одном из секторов, соответствовала исходной для нее социальной среде, а обращения к противоположному сектору адресовались поверх групповых перегородок и идеологических барьеров.
С самого начала социальная база демократической политики располагалась в современном - по уровню урбанизации, образования, профессиональным и демографическим характеристикам - секторе общества. Была найдена и адекватная исходной социальной среде форма политической организации в лице "демократического движения". Внутренний плюрализм формирующейся демократической политики воспринимался тогда как нечто терпимое и неизбежное.
Зародившемуся в современном секторе общества демократическому движению удалось завоевать поддержку значительной части традиционного сектора, взяв на вооружение общезначимые политические лозунги (борьба с привилегиями). Именно сочетание естественных для себя организационных форм со способностью обращаться далеко за рамки исходной социальной среды и обусловило, в конечном счете, первоначальные успехи демократической политики.
Однако со временем политическая раздробленность демократической политики стала вызывать растущее раздражение. Итоги декабрьских выборов, похоже, укрепили многих демократических политиков в необходимости создания объединяющей большую часть демократических сил политической партии с жесткой внутренней дисциплиной и четкими идеологическими установками.
Однако, выбирая "партию" и "идеологию", демократические политики по существу становятся на путь заимствования, пытаясь имитировать естественные для традиционного, но чуждые для современного социального сектора формы политической организации. Забывают, что демократическая политика сильна прежде всего своими связями с обществом. Пройдя через организационную и идеологическую консолидацию, она окажется просто неспособной впитать основную часть собственного политического спектра.
Кроме того, заимствуя у противника формы политической организации (жесткая партия) и снабжая их собственной идеологической окраской (например, консерватизм), демократические политики также лишают себя доступа на социальную территорию противоположного сектора. Непревычные для традиционной среды идеологические символы и штампы будут ею отторгнуты, и традиционный сектор останется вотчиной базирующихся в нем политических сил.
Перспектива социальной изоляции демократической политики становится просто неотвратимой благодаря активному использованию "классовой" фразеологии в рамках предлагаемых идеологических схем. Многократно поминаемый, но почти неразрешимый в текущей социальной реальности новый средний класс собственников прочно занял место в одном ряду с другими, ставшими вдруг ключевыми, понятиями - "партией" и "идеологией". И хотя понятно, что никакой поддерживающий реформы класс за считанные годы не возникнет и возникнуть не может, формирование политической базы экономических реформ настойчиво связывается именно с перспективой его появления.
Похоже, что у нас появился новый авангард с новым гегемоном. Известно ведь, что там, где появляется реально не существующий, но наделяемый особой миссией "передовой класс", одновременно возникает и место для политического авангарда, от его имени выступающего и (если повезет) его именем управляющего.
Новое издание классовой политики особенно опасно для "неустоявшейся" социальной реальности переходного общества. В условиях, когда новые структуры и связи не вступили и еще не скоро вступят в фазу консолидации, делать постоянный акцент на среднем классе собственников и новой классовой морали (уже прозвучал призыв - "гордиться здоровой буржуазностью") - значит подталкивать социальное большинство к консолидации вокруг все еще существующих старых, а не отсутствующих пока новых структур. Это может повлечь за собой раскол переходного общества в пропорции, ставящие под вопрос возможность продолжения экономических преобразований. Реально существующие, но пока немногочисленные и еще не сложившиеся новые социальные группы обрекаются на положение привилегированного, но замкнутого меньшинства, изолированного в обществе и зависимого от навязанного ему "политического авангарда".
"Симметричные" чужому опыту решения последекабрьских политических проблем саморазрушительны для демократов. Эти решения могут быть только принципиально иными, нежели те, которые применяются - и не без успеха - в традиционном секторе. Другими словами, они должны быть "асимметричны" тем рецептам политической организации, к которым демократических политиков подталкивают собственная инерция и успехи политических противников.
Вкратце существо "асимметричного" решения можно сформулировать через противопоставление тем принципам, которые определяют процесс политического строительства в настоящее время: не унификация, а разнообразие, не идеология, а интересы, не политический авангардизм, а равноправный союз с новыми социальными силами, не "классовая" логика "передового меньшинства", а предпочтения социального большинства, наконец не "суперпартия", а избирательная коалиция.
Реализация предлагаемого подхода становится возможной при выполнении следующих условий.
Первое. Нужно наконец признать, что внутренний плюрализм демократической политики является по существу ее синонимом. Для того чтобы быть успешным, любой проект политического строительства должен исходить из неустранимой дробности демократического политического спектра.
Второе. Начавшееся сближение демократической политики с "интересами" должно быть продолжено, но нуждается в серьезной корректировке. Не новый "авангард" с новым "гегемоном" (партия среднего класса) должны стать главной заботой, а завоевание социального большинства в реально существующем "переходном" обществе.
С самого начала необходимо утвердить себя как "партия для всех", апеллируя ко всему спектру "интересов", вырастающих из меняющихся общественных отношений, не отдавая одностороннего предпочтения ни одному из них.
Но для этого придется отказаться от преобладающего ныне представления о политической партии как о представителе (выразителе) интересов каких-то определенных общественных групп. Этот подход к политическим партиям, доставшийся в наследство от советского обществоведения, превращает политику в сферу противоборства между наиболее крупными групповыми интересами.
Легко заметить, что в этом случае партии утрачивают свою специфику, отличающую их от других политических организаций. Например, от вторгшейся в область партийной политики лоббистской группы или разрушительной для политической демократии марксистско-ленинской модели "партии-класса". Политическая конкуренция в этом случае будет особенно острая, а политическая система, основанная на такого рода партиях, - неустойчивой.
Общественные связи партии, действующей в рамках демократических процедур, должны быть диверсифицированы, а социальная база - межгрупповой, социально "смешанной" по своему составу. Широта и разнообразие социальных связей партии освобождает ее от положения заложницы групповых интересов. Отказавшись от односторонней социальной зависимости, политическая партия оказывается способной к выполнению своей главной задачи - осуществлению политического синтеза самого широкого спектра "интересов".
В разнородном, неоформившемся, полном внутренних напряжений "переходном" обществе особенно настоятельным становится перенесение акцента с интересов общественных групп на интересы их участников. При этом следует исходить из принципиальной многомерности существующих "интересов", их одновременной включенности в различные социальные пространства. Поскольку исходным носителем любых интересов в обществе выступают конкретные люди, вовлеченные в самые разнообразные социальные связи, в конечном счете не существует таких социальных образований, к которым было бы невозможно найти адекватный подход.
Третье. Центр тяжести организационных усилий следует перенести на микроуровень (ниже районного и городского). Если демократическая политика действительно стремится объединить вокруг себя социальное большинство, малая территория - наиболее подходящее место для встречи с интересами. Это уровень предприятий, сельских хозяйств, школ и больниц, жэков и городских микрорайонов.
Там, на уровне принятия первичных решений, интересы еще не подверглись корпоративному истолкованию и групповому агрегированию стараниями разного рода посредников, преследующих собственные цели. Здесь легче договариваться, сводить воедино и увязывать самые разнообразные интересы. Здесь становится реально возможным первичный "политический синтез", открывающий дорогу к социальному большинству.
Четвертое. Основное внимание на "микроуровне" следует уделить налаживанию горизонтальных систем координации, включающих держателей основных ресурсов малой территории.
Пятое. Приоритетными должны стать неполитические формы работы и организации. Последние два пункта оставляю пока без комментариев. Замечу лишь, что в обоих случаях конкретные формы будут самыми разнообразными. Главное состоит в том, чтобы малая территория перестала быть механическим образованием не связанных между собой и с населением и устремленных в разные стороны производственных, коммерческих, административных, общественных и иных единиц.
И, наконец, шестое. В центр политического строительства необходимо поставить выборы, а не партию. Только многократно проведенные избирательные кампании способны выстроить опирающиеся на разветвленную систему социальных связей и потому жизнеспособные политические структуры. При этом неполитически организованная малая территория становится базой для проведения избирательных кампаний, с правом отбора и выдвижения кандидатов.
Есть еще одно обстоятельство, делающее роль выборов в демократическом партстроительстве решающим. Подчинение всей внутренней структуры партии проведению избирательных кампаний - пожалуй, единственный надежный показатель действительной принадлежности партии к парламентскому типу, поскольку на деле, а не только на словах, удостоверяет внутреннюю готовность подчиниться решению избирателей, каким бы оно ни было. Пока структура и ресурсы партии ориентированы на что-либо иное (например, идеологию, кадры, связи с органами власти), вопрос об окончательном принятии демократических правил игры остается открытым.
* * *
Конкретным воплощением предлагаемого подхода может стать общественно-политическое объединение, например, избирательная коалиция с достаточно свободными внутренними связями, неидеологизированым названием, "приземленной" предвыборной программой, политическими лидерам