Владимир Емельяненко
Армен Смбатян уверен: стартовал процесс ренессанса русского языка в странах СНГ. Фото МФГС
– Армен Багратович, почему возникла идея иначе назвать премию? Не привычно – «Звезды Содружества», а Межгосударственная премия стран Содружества?
– Пока все остается как есть. Но лично я считаю, что в последние годы слово «звезда» обесценено. «Звездами» называют кого угодно – начинающих эстрадных исполнителей, спортсменов, раз принявших участие в каком-либо теле-шоу. Дошло до того, что рядовых участников телевизионных шоу, если они о себе заявили нетривиальным поступком или еще как-либо, называют «звездами». А наша премия – единственная межгосударственная премия в области культуры, образования и в гуманитарной сфере. И вот представьте себе, выступает, например, Владимир Спиваков в Казахстане или Молдове. Его объявляют: «Народный артист России, лауреат Межгосударственной премии стран Содружества». Или: «Лауреат премии «Звезды Содружества»? По-моему, во втором случае идет снижение значимости и престижа звания. Это тот случай, когда статус – это хорошо. Его не надо стыдиться. Это мое мнение. А пока мы оставляем компромиссную формулировку: межгосударственная премия стран СНГ «Звезды Содружества». Но постепенно, думаю, будем переходить к названию – Межгосударственная премия стран Содружества. Так и лаконично, и задан статус. В этом звучании отражается отношение стран СНГ как к самой награде, так и к людям, ее получающим.
– Из каких критериев исходят эксперты, выбирающие лауреатов?
– Принцип простой – это должны быть таланты, люди прорывных достижений, сближающих наши страны, лицо нации. Что же касается механизма выбора, он тоже прост. Каждая страна сама представляет в трех номинациях по одному кандидату в лауреаты: культура, наука и гуманитарная деятельность. Потом за работу принимается экспертный совет по премиям СНГ. В нем представлены по три эксперта от каждой страны. Совет тайным голосованием из представленных каждой страной трех номинантов выбирает одного.
– Чем вы объясняете тот факт, что за короткую историю премии, – она вручается с 2010 года – среди ее лауреатов не бывает молодых людей?
– Лауреаты премии имеют такую биографию, что дай бог каждому. Одни их имена заставляют внутренне подтянуться: Лео Бокерия, Виктор Садовничий, Артавазд Пелешян. По их биографиям историю стран можно писать, поскольку это не просто межгосударственная премия – высшая в системе государственных премий. Уж так выходит, чтобы быть ее удостоенным, надо стать профессором, народным артистом, известным врачом. То есть жизнь прожить. Хотя я все время прошу коллег из СНГ: «Давайте отмечать и молодых». Со мной соглашаются. Но каждый год выясняется, что пока сложно найти молодежь, которая бы успела сделать что-то, что имело бы значимую пользу и общественный резонанс.
– Не потому ли так происходит, что общее культурное и гуманитарное пространство, средством общения которого остается русский язык, сжимается? Даже ключевые союзники сужают пространство русского языка: Казахстан переходит на латиницу, Украина принимает такую систему поправок к законам, которые не позволят русскому языку сохранить официальный статус на Украине, хотя это было предвыборным обещанием президента Януковича. Что уж говорить о том, что приезжающая в Россию на заработки молодежь Средней Азии все чаще не говорит по-русски.
– Начну с Казахстана. Как дипломат, признаю – это решение страны, и его соседям разумно его уважать. А как современный человек, не могу не видеть, что 40% казахстанцев – русские и русскоязычные. Да и сами казахи другого шрифта не знали. На латинице короткое время писала элита, а массовая грамотность казахов – заслуга кириллицы. А с переходом на латиницу меняются не только графические символы. Меняется система языкового мышления, а за ней и психология. Это образ жизни. От языковых символов многое зависит, а учитывая то обстоятельство, что русский язык в Казахстане очень функционален, надеюсь, его ужимать никто не собирается. Есть в Казахстане такая логика – интегрироваться в современный мир за счет триединства языков – государственного казахского и двух официальных – русского и английского. Латиница – это ведь еще и сближение с тюркской группой народов, родственной казахам. В этом тоже есть логика. Как и в том, что сужение пространства русского языка, не уверен, что прибавит темп для интеграции в Европу.
– Может, Армении или Грузии стоит отказаться от своих национальных шрифтов, чтобы стать ближе к ЕС?
– По поводу Грузии… пусть народ Грузии решает. А вот Армения никогда свой алфавит не поменяет. Мы им гордимся как одним из самых древних – мы им пользуемся с V века. Вообще, что касается языковой политики стран СНГ в целом, полагаю, нам не надо вмешиваться в мир соседей. Каким он у них будет, должны решать народы этих стран. Что, впрочем, оставляет за нами право на свое мнение и свой опыт. Другое дело, что в отличие от особенностей и новаций в языковой политике есть непреложный факт – на русском языке говорят 300 миллионов человек в странах Содружества. Это феноменальный инструмент общения и интеграции.
– Языковые инициативы Казахстана и Украины ослабляют интеграцию и союзнические отношения?
– Слышал об этом тезисе, но категорически с ним не согласен. Имеет место обратная тенденция – после некоторого спада интереса к русскому языку, вызванного парадом суверенитетов начала 90-х годов, а потом ростом национального самосознания, начинается ренессанс русского языка. Что мне позволяет утверждать – у русского языка новый виток развития. Независимые соседи осознали, что русский язык им нужен. Как инструмент. Как доступный способ совместно освоиться в глобальном мире. Да, его влияние снижалось в первые годы независимости в новых государствах.
Теперь, когда эйфория национальной самодостаточности, не у всех, но отходит на второй-третий план, многие начинают понимать, что им рынок русскоговорящего пространства нужен. Он дает выход в мир и к заработкам.
– Однако в Россию на заработки все чаще – до 55%, по данным ВЦИОМа, приезжают те, кто не умеет или почти не говорит по-русски.
– Это не проблема языка и общего духовного пространства. Проблема стран Содружества в том, что, преодолевая изоляционизм первых лет независимости, они начинают открываться, у них появляются экономические и культурные интересы друг к другу. На каком языке они будут говорить? Та же тюркская группа народов, относительно понимая друг друга, выбирает средством общения русский. А таджики или грузины, армяне только на русском могут объясняться со среднеазиатскими народами. Я это не теоретически говорю. Лидеры этих стран мне не раз говорили, что их общества устали от националистической агрессии, отвергающей тот же русский. Ну а дальше что? Дальше приходит понимание, что должен быть и английский, и французский, и русский. Без доступа к широкому международному общению нация деградирует. В мире издается огромное количество материалов: по физике, математике, естественным наукам и культуре. Россия все это переводит. А как, скажем, армяне или таджики могут узнавать о мировых трендах в той же науке или в экономике? Только на армянском или таджикском языках? Невозможно и неподъемно для их бюджетов переводить такой информационный вал на национальные языки. Я как-то подсчитал: только для одной страны на переводческие цели надо до 3 млрд. долл. в год. Мало того что это нереальная цифра для развивающихся экономик, так еще и переводчиков не найдешь. Тот, кто лишен трендовой информации, обречен. Страна застревает в истории, изолируясь в национализме. Русский язык в этом смысле для СНГ выполняет информационно-коммуникационную функцию.
Как на ноги встали республики Средней Азии, Азербайджан, Армения, Молдова, Украина? Их узнали не через их национальные языки. Через Россию и русский язык они вышли в мир. Это факт. Как можно забывать об этом? И образованная часть национальных элит этих стран сама об этом говорит. Однако проблема в том, что немодно русский язык продвигать. Слишком долго национальные языки самоутверждались за счет забвения русского, чтобы теперь как ни в чем не бывало заговорить и о его значимости для национального развития. Но процесс ренессанса русского языка в странах СНГ пустил корни, на него есть осознанный запрос.
– Можете доказать примерами?
– Легко. Когда в 2008 году мы запускали Сетевой университет СНГ, дающий диплом о высшем образовании сразу в двух странах Содружества и выход на мировой рынок труда, в него был недобор. Я лично звонил в столицы стран Содружества, просил помочь. Не могли найти желающих. Поток – «В Москву! В Москву!» уступил место Сорбоннам, Кембриджам и просто загранице. Но в 2012 году в Сетевой университет СНГ фантастический конкурс – 10 человек на одно место. Как итог, проект расширяется и будет расширяться. И после этого мы говорим, что русский язык и российское высшее образование не востребованы или не престижны?
– Может, где-то здесь ответ и еще на один вопрос: почему из года в год нет молодых имен среди лауреатов Межгосударственной премии СНГ? Может, слишком долго они уезжали за границу?
– Дело не только в утечке умов, хотя и в ней тоже. Главное, героев каждого времени надо создавать, как это последовательно делал СССР, а сегодня кропотливо делают США. Вспомните, в прошлом СССР активно делал ставку на тех, кто способен подняться и расти, развиваться. Не самый плохой опыт. Мы тоже только возрождаем практику государственных программ талантливой молодежи, забытую в предыдущие годы. Ничего из ничего не бывает. Вот МФГС и проводит конкурс поддержки молодых и талантливых национальных лидеров, которые завтра станут элитой своих народов и лицом общего культурного и гуманитарного пространства Содружества. Это премия «Содружество дебютов», но межгосударственная – высшая. Очень хочу, чтобы в ней появились молодые имена. Их вычислять нужно уже сегодня. И вести, помогая расти. Тогда, абсолютно уверен: из десяти поддержанных, семь-восемь точно станут героями своего времени. А кто такие лауреаты Межгосударственной премии Содружества? Герои нашего времени.
– То есть премия работает на будущее?
– Она помогает созданию образа будущего – духовных лидеров в своих странах, лидеров влияния, которые понимают проблемы, стоящие перед их народами и сообществом СНГ. Правда, аббревиатура СНГ меня напрягает. Содружество – вот смысл нашего объединения ради будущего, а термин СНГ затеняет это главное слово. Три компонента составляют смысл нашего Содружества. Первый – экономическая интеграция. Причем это касается не только высоких технологий, но и элементарной продажи картошки и помидоров другу другу. Чтобы народы и так – через товарообмен – общались. Но этого нет. Мы покупаем овощи и фрукты в ЕС, в Турции или в Китае, а не у Таджикистана, Узбекистана или Киргизии. А за счет такого товарообмена можно поднять эти страны. Это и есть основа экономической интеграции. Второй компонент – свобода политического выбора. Третий – свобода этнического развития и самовыражения народов, свободное развитие их языка и культуры. Вот здесь не надо интегрировать народную музыку или эпос в мировую цивилизацию или чью-либо культуру. Надо просто знать, уважать и аплодировать чужой культуре, понимая, что она – элемент общемировой. В этом есть и самоуважение тоже, что дает уверенность народам в себе и своем будущем. Реализация этого образа будущего поможет быть нам вместе.
– На ваш взгляд, как обещание России с 2015 года ввести визы с частью стран СНГ стыкуется с политикой укрепления общего духовного и культурного пространства?
– Скорее речь идет о том, чтобы узаконить статус людей, которые будут называться трудовыми мигрантами. Слово «гастарбайтер» я не люблю. Есть в нем четкое определение человека второго сорта. А попытка узаконить институт трудовых мигрантов, сделать его системным на российском трудовом рынке, а не хаотичным набором рабочей силы, как это происходит сейчас, и есть система мер, которая понравится далеко не всем. Проблема ведь в том, что трудовые мигранты востребованы в России. Не будь в них спроса, они бы, во-первых, сюда не проникли, во-вторых, определенная часть, нелегально пробравшись, не смогла бы найти себе применение. Уехали бы сами. Но они нужны. Другое дело, нечестно поступают работодатели. Они держат мигрантов в статусе бесправных наемников, почти рабов. Вот где поле для юридических и законодательных инициатив. А визы как ограничение проблему не решат. Они ее усугубят, затруднив формирование единого культурного и духовного пространства между нашими странами. Ведь эти бесправные мигранты, которые едут в Россию, любят ее, ее культуру и народ. Сознательно опускаю преступность в мигрантской среде и рабовладельческие замашки работодателей. Это изнанка того, что поодиночке мы пропадем, а вместе имеем шанс создать архитектуру новой цивилизации. И мигранты – ее ласточки. Ее сила. Главное, надо уметь ею грамотно распорядиться.
– Почему Евразийский экономический союз или Таможенный союз не стали островками очертаний такого будущего?
– Шанс остается, но пока больше разговоров и намерений. Одна из причин того, что тормозит складывание Евразийского союза и его первоосновы – экономических связей, – власть олигархий. Олигархиям СНГ интереснее и выгоднее иметь дело с западными бизнес-структурами. Опять же проще и технологичнее привозить испанские или турецкие фрукты, французское или итальянское вино, а не грузинское, азербайджанское, молдавское или армянское. Но как мы будем уважать друг друга, если мы не знаем друг о друге почти ничего? Очевидный пример – отношения Армении и Азербайджана внутри СНГ. Из-за нерешенности проблемы Нагорного Карабаха наши народы стали гладиаторами в глазах мирового сообщества. Мы друг друга изводим, а мир смотрит с укоризной: «Нехорошо». «Им нужен посредник». Нельзя так. Нельзя давать повод к себе так относиться. Надо взрослеть. Надо, не любя друг друга, учиться цивилизованно общаться. Ведь в Азербайджане и в Армении выросло целое поколение, которое воспитывалось на образа врага. Врага-азербайджанца и врага-армянина. Это очень опасно. Мы соседи. Люди уже боятся жить в этих странах из-за враждебного отношения к ним соседей.
– Шансом что-то поменять был 2012 год, когда в Баку проходило «Евровидение». Почему Армения, отказавшись от участия в «Евровидении», отвергала этот шанс?
– Жаль. Это был действительно шанс цивилизованного общения. Кстати, армянские спортсмены ездят в Баку, а азербайджанские – в Ереван. Нормально общаются. Конечно, есть тень напряжения, конечно, им обеспечивается безопасность, но лучше так, чем никак. Мы должны, обязаны перед будущими поколениями сдвинуть с нулевой отметки отсутствие отношений между нашими странами. Не наше право рассматривать, в чем заключается природа конфликта. Для этого есть общение между президентами, МИДами двух стран, есть Минская группа ОБСЕ. Наше дело – на уровне народной дипломатии обеспечивать элементарное общение. Хотя бы минимально. Глобально решаться карабахская проблема должна на другом уровне. Если сложится эта связка, тогда как на высоком уровне, так и на уровне народной дипломатии компромиссы помогут найти формулу мира и мирного общения.
– Что делается МФГС для того, чтобы народная дипломатия заставляла дипломатию классическую работать напряженнее?
– Приведу другой пример. Что мы знаем о Туркменистане? Увы, почти ничего. МФГС в 2012 году провел там форум интеллигенции СНГ. Я вообще заметил такой странный цикл: раз в каждые полвека Запад обращается к Востоку как к духовному роднику. Сегодня Запад опять в поисках духовности обращает свои взоры на Восток. Но Ашхабад неохотно открывается миру. Почему нам так интересно, как там у них? Почему там нет голодающих и бездомных, хлеб бесплатно? Почему за газ, воду и за жилье они не платят, и каждый человек в год получает 1500 литров бензина бесплатно? Нет преступности. Но есть ограничения свобод. Перегиб? Но и у нас перегиб в обратную сторону: с бедностью, безработицей, ростом цен и преступностью. Так, наверное, сопоставив, надо искать этот то улетучивающийся, то маячащий образ будущего. Наверное, контуры будущего уже перед нами. Но нам надо рассмотреть и осознать его очертания – экономическая интеграция, свобода политического выбора и свобода развития этнического образа. Может, хватит гоняться за импортом, а через интеграцию создавать свои бренды? И под свободой и демократией понимать то, что это я – гражданин, должен и буду определять, какая политическая система – как в Туркменистане и Китае или как в Швеции или в кантонах Швейцарии мне подходит больше? Наконец, хватит национальной изоляции и комплексов. Нужна свобода моему языку и культуре. Вот он – образ будущего. Все есть, просто надо кропотливо его строить. Вместе.
– Кто из лауреатов Межгосударственной премии 2012 года на этот образ работает?
– Все до единого, начиная с первой премии 2010 года. Это же, помимо того, что таланты в своем деле еще и духовные авторитеты, лидеры влияния, помогающие цементировать дух и силу народов и наций. Они помогают быть нам сильными, доказывают, что у нас феноменальные мозги, есть впечатляющие научные, культурные и технологичные достижения. Еще они своими биографиями подтверждают, что между нашими странами, несмотря на противоречия и имевшие место военные конфликты, сохраняются и крепнут родственные отношения. Так премия и ее лауреаты кропотливо собирают новую архитектуру отношений между нашими странами. А это уже сила, способная обеспечить будущее нашим детям. Мы уже победили войну, теперь нам вместе надо победить мир.
