Российское лесное хозяйство нуждается в современном регулировании. Фото Depositphotos/PhotoXPress.ru
России нужно переходить от интенсивного лесопользования к интенсивному лесному хозяйству. Для этого необходимо поменять методы госрегулирования отрасли. Например, стимулировать инвестиции в качественное управление лесонасаждениями, а не в объемы посадок и открытие семенных центров. Нужны и новые стимулы, чтобы бизнес вкладывался в живой лес на длительную перспективу – в том числе, например, для борьбы с изменениями климата.
Российские леса – гордость и сила страны – страдают от инвазивных вредителей и крупных пожаров, от «черных лесорубов» и сплошных рубок, связанных с переводом лесных территорий под строительство дорог, ЛЭП и других объектов инфраструктуры. Рослесхоз работает по всем этим направлениям на износ. Например, кардинальная перестройка подходов к охране лесов от пожаров, с акцентом на профилактику и упреждение, дала хорошие плоды. В прошлом году в сравнении с 2016–2015 годами площадь, пройденная огнем (где его тушили), сократилась на 51%. А количество пожаров упало на 10%. Тем не менее каждую весну леса загораются снова. И с этим ничего не получается сделать.
Относительно успешной можно считать ликвидацию очагов пандемии сибирского шелкопряда, который последние два года косил лес в регионах Сибири на площади более 1,4 млн га (Красноярский край, Томская, Иркутская и Кемеровская области). Экологический ущерб от потери хвойных пород на такой большой территории мог превысить 105 млрд руб. Но его удалось предотвратить: хвойные насаждения обработали новым химическим препаратом «Клонрин» – скоро станет ясно, насколько он помог. Кроме способности российских специалистов противостоять разным вредителям, пандемия показала также полную беззащитность лесов пред глобальными изменениями климата – количество инвазивных видов, которые появляются там, где их никто не ждал, не ограничивается одним только шелкопрядом. Экологи уверены, что необходим план адаптации лесов России к климатическим сдвигам. И план этот нужен был еще вчера.
Официально объемы незаконной рубки лесов в целом по стране оцениваются менее чем 1% от объемов легальной заготовки древесины (у экологов – другие оценки, 10–20%). Рослесхоз борется с «черными лесорубами» с помощью высоких технологий и методов, опробованных в других отраслях (например, в обороте алкоголя). Так, в Иркутской области (там наибольшие объемы незаконной рубки, 65%, или 1,1 млн кубометров общего объема незаконных рубок в стране) в прошлом году запустили пилотный проект по маркировке древесины картами с радиоэлектронным чипом – вместо бумажных сопроводительных документов, которые при транспортировке можно было подделать. В системе госучета сделок с древесиной – ЛесЕГАИС – зарегистрировано уже более 85 тыс. пользователей и более 1,1 млн сделок. Тем не менее, как отмечал глава Министерства природных ресурсов РФ Сергей Донской, за последние три года размер ущерба, причиненного незаконными вырубками, превысил 30,8 млрд руб.
Принятый осенью 2015 года 455-ФЗ исключил возможность необоснованного назначения санитарных рубок, благодаря чему, говорят в Рослесхозе, удалось спасти от вырубки лес на площади 116 тыс. га, или около 20 млн кубометров древесины. Растут и объемы лесовосстановления: так, по итогам 2017 года впервые достигнут паритет между вырубками и компенсирующими посадками – площадь последних превысила 945 тыс. га. «Таким образом, в этом году леса, вырубленные в 2015 году, будут полностью восстановлены», – говорил, подводя итоги прошлого года, глава Рослесхоза Иван Валентик.
Растет и количество заявок на реализацию приоритетных инвестиционных проектов в области освоения лесов (ПИП), «тем самым демонстрируя интерес крупного бизнеса к работе на легальном рынке заготовки и переработки леса и стремление к взаимодействию с государством». Если в 2010 году заявок на ПИП было всего 15, то в 2017-м – 66 (в итоге отобрали всего 26 проектов). В Рослесхозе отмечают, что часть лесозаготовительных компаний ответственно относятся к обязанностям по лесовосстановлению: открывают собственные подразделения или привлекают специализированные компании, обеспечивающие качественное проведение работ, выращивают посадочный материал, в том числе по самым современным технологиям с закрытой корневой системой. Среди позитивных примеров называют АО «Монди СЛПК» (Республика Коми), ООО «Лессервис» (Алтайский край) и ООО «Ковровлеспром» (Владимирская область). Но часть лесного бизнеса пытается «минимизировать» свое участие в обеспечении лесовосстановления или формально относится к таким работам. В отдельных регионах до 40% работ выполнены с отступлениями по технологиям и не обеспечивают лесоводственный эффект. Сейчас в Рослесхозе рассчитывают изменить это с помощью нового закона о лесовосстановлении, в котором, например, будут прописаны жесткие требования обеспеченности техникой и оборудованием, семенами и посадочным материалом.
Тем не менее локальные успехи по отдельным направлениям не меняют общей картины. Более того, сам учет и статистика в лесной отрасли изначально искажают картину и делают ее, мягко говоря, излишне красочной. Как признал на IX международном форуме «Экология» директор программы по устойчивому лесопользованию WWF России Николай Шматков, основной итог последних десятилетий лесного хозяйства – лес в России закончился. Крупные лесоперерабатывающие компании испытывают нехватку сырья по приемлемым ценам и в экономически доступной зоне (среднее плечо вывозки ЦБК превысило 250 км). По словам директора по работе с госорганами Segezha Group Николая Иванова, «лесные ресурсы на северо-западе России стоят на 15% дороже, чем в Швеции. Конкурентное преимущество наших лесов теряется. Почему? Потому что леса в Скандинавии лучше управляются. Расстояние вывоза – менее 90 км, меньше, чем у нас, в пять раз. Там существует плотная сеть дорог, проводятся грамотные рубки ухода. Себестоимость заготовки там ниже, чем в России».
Почему так случилось?
Основная причина плачевного положения, уверен Шматков, – экстенсивное лесопользование и отсутствие грамотного ухода за посадками. Наиболее ценные хвойные породы в России зарастают малоценными лиственными и гибнут. «Мы можем очень много говорить о вопросах экологии, о том, что леса надо беречь, но пока кризис лесообеспечения не взял за горло лесопромышленные предприятия, особенно крупные холдинги, все это были слова. Сейчас пришло понимание, что этот кризис возник не на пустом месте, а из-за того, что в предыдущие годы мы сажали много, мы строили и перерезали ленточки новых лесосеменных центров. Но что потом происходит с посаженными культурами – оставалось за скобками. А посаженные елочки зарастали березой и осиной, которые лесной промышленности не нужны. Деньги – и государственные, и частные – мы закопали в землю посадкой этих елочек. Давайте признаем, что не нужно сажать лес, особенно искусственно, там, где мы потом не сможем формировать ценные насаждения путем рубок ухода», – уверен Шматков.
Результат такой деятельности – красивые цифры статистики, но одновременно – потеря ценных лесов. Лесопромышленные предприятия вынуждены постоянно осваивать малонарушенные лесные территории (МЛТ) и защитные леса. За 2000–2013 годы было утрачено 21 млн га МЛТ, в основном в самых лесных регионах страны. Между тем эти леса представляют собой наиболее ценный ресурс с точки зрения как экологии, так и борьбы с изменениями климата. Защитить МЛТ можно, например, с помощью Национального лесного наследия (НЛН), кстати, прописанного в основах госполитики. Это могло бы способствовать сохранению наиболее экологически ценных лесов, создать стимулы для интенсификации лесопользования и воспроизводства лесов и сократить экономические потери лесопользователей, добровольно сохраняющих такие леса. НЛН включено в проект закона о защитных лесах и новой лесоустроительной инструкции, утвержденной приказом Минприроды РФ и проходящей согласование в Минюсте РФ в качестве дополнительной, новой категории особо защищаемых участков лесов (проекты не утверждены).
Николай Шматков уверен, что в России необходимо перейти от интенсивного лесопользования к интенсивному лесному хозяйству. А для этого – изменить подходы государственного регулирования отрасли. Например, контролировать результаты лесовыращивания, а не промежуточные процессы посадки культур и создания лесосеменных центров (что толку от разрезания красных ленточек?). Изменить и порядок расчетов платы за лесопользование – за выращенный компанией лес она платить не должна, а вот рубка леса, подаренного природой, должна обходиться инвесторам максимально дорого. Требуются и другие льготы и «пряники», в том числе обеспечивающие проведение рубок ухода в молодняках по интенсивной модели. «Вы меня спросите, зачем эколог вещает про рубки ухода молодняка? Пока мы не научимся выращивать лес на уже освоенных площадках, у компаний всегда будет стимул двигаться на МЛТ. Те, которые являются последними уголками дикой природы. Нужно выделить наиболее ценные их части и их сохранить обязательно. Сейчас компания вложит небольшие деньги в рубки ухода, но вернутся они через десятилетия. Давайте сейчас создадим условия, чтобы это было оправданно, чтобы были экономические стимулы», – уверен Шматков.
По словам Николая Иванова, лесоперерабатывающие компании также заинтересованы в качественных лесных ресурсах: «Мы как компания полностью поддерживаем экологизацию бизнеса, не только потому, что это модно, что это позволяет решать вопросы по корпоративной и социальной ответственности, облегчает привлечение денежных средств на Западе. Но и потому, что это просто выгодно с точки зрения ведения бизнеса и подготовки собственной лесосырьевой базы. И мы в этом направлении будем действовать».
Другие резервы
То, что в лесном хозяйстве необходимы перемены, понимают крупные компании. Прежде всего иностранные. Как рассказала на IX международном форуме «Экология» руководитель департамента по охране окружающей среды АО «Тетра Пак» в России, Белоруссии, Украине и Центральной Азии Дина Епифанова, для производителя пищевой упаковки леса – возобновляемый источник сырья: «С точки зрения лесовосстановления для нашей компании важен прозрачный критерий того, что наш картон происходит из правильно управляемых лесов. Для России эта проблема тем более актуальна, ведь здесь до сих пор существуют незаконные рубки».
В «Тетра Пак» делают ставку на сертификацию всей цепочки поставок по стандартам FSC (Лесной попечительский совет, созданный при WWF). Всего, кстати, в России по этой системе сертифицировано более 40 млн га лесов. «Участники этого стандарта берут на себя обязательство не трогать породы высокой охранной ценности, не рубят лес там, где проходят миграционные сезонные тропы животных, чтобы не повлиять на их ареал, не нарушают биобаланс и т.п. Сложность в том, чтобы убедить наших заказчиков переходить на FSC-сертифицированный картон», – говорит Епифанова. По ее словам, за пять лет, с 2012 по 2017 год, 67% упаковки «Тетра Пак» в России происходит из FSC-сертифицированных лесов. Это рекорд – в европейских подразделениях компании такой же путь был пройден не менее чем за 10 лет.
Еще одна возможность привлечь бизнес к интенсивному лесовосстановлению прописана в климатических соглашениях. По словам президента Центра экологических инноваций, доцента экономического факультета МГУ Андрея Стеценко, многие компании могут компенсировать свои выбросы лесными поглощениями СО2. «Раньше лесники, когда сажали лес, понимали, что прибыль от него смогут извлечь лет через 70–80, когда он созреет. Но сейчас есть механизмы, которые позволяют получать прибыль сразу, с самого начала. В Киотском протоколе была статья, направленная на сохранение и восстановление лесов. Парижское климатическое соглашение, которое уже ратифицировали практически во всем мире, также дает нам такую возможность», – говорит Стеценко.
Ратификация Парижского соглашения в России намечена пока на 2019 год. «Огромное количество компаний заявляют о своей климатической ответственности. Некоторые – даже о климатической нейтральности. Это напрямую влияет на рост акций: бизнес привлекает к себе внимание и рассчитывает получить дополнительную прибыль. Например, «Майкрософт» поддерживает лесные проекты. Российские компании пока этим не занимаются, в том числе и потому, что в стране нет экономических механизмов для этого», – отмечает ученый.
По словам Андрея Стеценко, еще в рамках Киотского протокола в Алтайском крае уже был реализован проект поглощения СО2 на сельскохозяйственных землях. И он был успешным – объем поглощения составил 1,7 млн т СО2.
Стимулировать бизнес, даже далекий от леса, в сохранении и восстановлении лесов позволит низкая или даже нулевая ставка аренды за охраняемые леса, возможность зафиксировать проект в госорганах и др. Правда, в Лесном кодексе РФ нужно прописать новый вид использования лесов (сейчас их 16) – «углероддепонирующие». Тогда и появится возможность привлекать бизнес.
Еще один из резервов, который видят экологи, – это использование для интенсивного лесного хозяйства заброшенной пашни. По некоторым оценкам, это 35–70 млн га земель, давно заросших лесом. На них можно создавать плантации по выращиванию древесины – как для стабилизации климата, так и для решения вопросов с сырьем и отработки методов интенсивного выращивания. Проблема одна – нужно добавить лесовыращивание в виды использования земель сельхозназначения, прописанные в Земельном кодексе РФ. «Там 16 видов деятельности разрешено, но лес выращивать сейчас нельзя – оштрафуют, заставят корчевать», – говорит Шматков.
комментарии(0)