Появление запретных тем закрывает перед историком возможность объективного исследования. Фото Людмилы Михэеску
Законопроект об оскорблении чувств верующих задел за живое не только правозащитников, журналистов и представителей нонконформистского искусства. Определенные опасения вызывает он и у историков – специалистов по церковному прошлому. С принятием закона независимых исследователей ожидают трудности. Попытки правдиво изложить историю того или иного канонизированного лица могут назвать кощунством. Огромный пласт прошлого, вероятно, лишится независимого исследования. Как исключен из научного оборота постсоветский период, ведь новейшие церковные архивы закрыты даже для большинства клириков. Наука о прошлом Церкви, по существу, прозябает, перспективы ее сомнительны.
Канонизация новомучеников и прочих святых в РПЦ – значимый вопрос. Сначала в Московском Патриархате с ней не спешили: материал тщательно анализировали, учитывая сложности. Помнится, как в 1998 году Синодальная комиссия по канонизации святых разбиралась с делом архиепископа Андроника (Никольского), который в 1918 году, сняв с себя панагию на допросе, по словам очевидца, заявил мучителям: «Если бы не был я архипастырем и была бы необходимость решать вашу участь, то я, приняв грех на себя, приказал бы вас повесить…» Автору этих строк вместе с клириком Пермской епархии пришлось ехать в Новодевичий монастырь – убеждать комиссию в высоте служения иерарха. Однако поездка в Новодевичий не расставила всех точек над i. В комиссии продолжали сомневаться, а то и противиться канонизации Андроника. Сейчас уже не сомневаются: Андроник – одна из ярчайших личностей среди тех, кто ныне канонизирован.
В этой области случаются грубые ошибки. Историки Перми, изучив прошлое Белогорского Николаевского монастыря Пермской епархии, никак не поймут, как в списки канонизированных белогорских насельников попали несколько никому не известных имен. Тут есть вопросы к члену Синодальной комиссии игумену Дамаскину (Орловскому), собиравшему материалы по Белой Горе. Неужели прославили несуществующих людей?
Вопрос о канонизации часто переходит в политическую плоскость. В свое время повлиял курс на объединение с Зарубежной Церковью, где уже были массовые канонизации пострадавших в XX веке. Но массовость привела к ошибкам. В некоторых епархиях взяли за основу этой работы правило: чем больше канонизаций, тем успешнее церковная жизнь. Некоторые «канонизаторы» весьма увлеклись.
Дело в том, что обстоятельства XX столетия были отличными от других периодов гонений на христианство. Если мученики первых веков могли избежать расправы, для чего требовалась языческая жертва, то на заре Советов всё было иначе: духовных лиц преследовали не за преданность Христу, а за принадлежность к определенному сословию, за социальное происхождение, которое, естественно, нельзя изменить по своей воле. Даже те из духовных лиц, кто шел навстречу требованиям властей, не гарантировали себе свободу и жизнь. Классовая борьба не знала пощады. Антицерковная кампания была массовой. Поэтому среди репрессированных священников было много жертв эпохи и обстоятельств, и необязательно все из них вели себя подвижнически, а это необходимое условие для канонизации. Хотя и среди них немало высоких натур.
С принятием закона о защите чувств верующих и святынь могут возникнуть проблемы и у тех историков, которые занимаются более благополучными для Православной Церкви эпохами. В XVIII веке, например, много значил митрополит Ростовский Арсений (Мацеевич), ныне прославленный в лике святых. Житие Мацеевича изображает его защитником Церкви. Но что защищал он на самом деле? Не право ли Церкви на вотчины, где, как свидетельствует исторический материал, крестьяне подвергались бесчеловечной эксплуатации? Был жесток и сам Мацеевич: участвовал в пытках, и некоторые жертвы расставались с жизнью. Но если история Церкви захочет обойти фигуру Мацеевича стороной, то столь важная тема прошлого, как секуляризация церковных имений, неизбежно будет излагаться на профанном уровне.
Историки просто не могут пройти мимо того факта, что жестокость среди архиереев в XVIII веке была обычным явлением. Есть свидетельство, что прославленный в святых епископ Иоасаф (Горленко) приказал высечь плетьми 18 монахинь Троицкого монастыря в Курске за самочинное избрание себе игуменьи. В другой раз «разобрался» с секретарем духовной консистории Пименом Леонтьевым – отрешил от должности лишь по подозрению в проступке. Конечно, святитель обладал и безусловными добродетелями. Вошла в историю его щедрость. Поэтому нужен скрупулезный и объективный научный анализ прошлого Церкви.
Некоторые исторические сюжеты парадоксальны. Возьмем XV век. Митрополит Московский Иона заточил в тюрьму игумена Пафнутия из Боровска. Но оба прославлены в лике святых. А ведь по крайней мере один-то из них должен быть не прав… Прославленные лица порой опровергают друг друга и в своих взглядах. Если митрополит Филарет (Дроздов), живший в XIX веке, развивал теорию о Божественном происхождении императорской власти, то канонизированные архиереи, входившие в Синод в 1917 году, невзирая на присягу, быстро отреклись от императора, когда монархия пошатнулась.
Конечно, канонизируют не всю человеческую жизнь, а то, что зовут «духовным подвигом». Но мало кто знает об этом. Большинство верующих, если говорить начистоту, религиозно безграмотны, никакой катехизации не прошли. Ничто не помешает им оскорбляться по пустым поводам. Этот закон для них как искушение.
С другой стороны, судьи будущих возможных судов над «кощунниками» могут назначать богословскую экспертизу. Вот только богословы из РПЦ слишком зависимы. Независимая богословская экспертиза вряд ли сейчас возможна. Так лучше не доводить дело до суда.
Питая уважение к личностям Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Амвросия Оптинского, да и не только к этим святым, независимые историки, и автор этой статьи в их числе, не ставят себе целью разрушать институт святости. Речь о независимом историческом исследовании, праве на него, что требуется и авторам из среды самой РПЦ.
Вопрос не в одних, впрочем, канонизациях. Верующий может оскорбиться уже характером изложения церковного прошлого, не видя привычного лака и белил. Но сколь велико бывает разочарование, если тебя держат в неведении, упорно предлагая приукрашенный образ! Не касаться исторических аномалий – значит не знать истории Церкви и заодно прошлого всей страны. Встав на этот путь, мы повторим былые ошибки. Тем более что многое в церковной истории лишь начинаем открывать. Хочется привести мысль клирика Православной Церкви в Америке протопресвитера Александра Шмемана: «Богословской предпосылкой изучения истории Церкви должно быть как раз освобождение истории Церкви от ее священного абсолютизирования». О том же говорит священник Илья Соловьев, клирик Московского Патриархата: «Историк Церкви не должен бояться говорить правду… лучше не писать ничего, чем идеологизировать историю Церкви».
Ни один разумный человек не одобрит надругательства над храмом, над тем, что верующий считает святыней. За это нужно наказывать, помня, конечно, о принципе адекватности. Но сделать опасным независимое исследование, занятие наукой – это уже нонсенс. Законодатель должен быть конкретен в той мере, насколько возможно. Круг возможной вины необходимо очертить. А верующим – подчинить чувства разуму.
Страх – питательная среда для обскурантизма. Важно защитить науку от инквизиторских поползновений. А то дождемся, что труд по истории религии не напечатаешь без согласия духовенства, что уже ожидает вузовские учебники по религиоведению.