Культ протеста

Среди оппозиционеров уже сейчас встречаются люди в рясах.
Фото PhotoXPress.ru

Дело Pussy Riot сопровождалось вбросом в информационное поле предложений использовать православие для оппозиционной политической борьбы в России. Эта идея прозвучала в заключительном слове на суде Екатерины Самуцевич, одной из обвиняемых участниц панк-группы: «В нашем выступлении мы осмелились без благословения Патриарха совместить визуальный образ православной культуры и культуры протеста, наведя умных людей на мысль о том, что православная культура… может оказаться и на стороне гражданского бунта». Примечательно, что слова девушки сопровождались хором голосов поднаторевших в политике «умных людей», почти в унисон с выступлением на суде предложивших реформировать православие в интересах политического протеста. На вопрос, может ли модернизированное православие стать идеологией политического протеста, «НГР» ответили религиоведы.

Николай Шабуров, руководитель Учебно-научного центра изучения религий РГГУ

Я полагаю, что Русская Православная Церковь в нынешнем виде не реформируема. Характерно, что были члены Церкви, которые ожидали определенных реформ с началом патриаршества Кирилла, но сейчас совершенно очевидно, что никаких реформ не будет. Мы знаем, что немалое количество православных верующих, в том числе и молодых людей, участвуют в протестном движении. В настоящее время они участвуют, может быть, не в качестве православных, а в качестве просто граждан, у них есть определенная общественно-политическая позиция, которую очень обобщенно можно назвать либеральной. Гипотетически можно предположить, что православный сегмент этого протестного движения начнет выступать со своей программой, что возникнут попытки обосновать это протестное движение в том числе и какими-то принципами православного христианства. Останутся ли это движение и эти люди в рамках РПЦ, или они будут выдавлены, или сами уйдут в новые церковные структуры – на эти вопросы сейчас ответить нельзя, это будет зависеть от развития событий. Однако не столько от процессов в самой Русской Православной Церкви, сколько от развития нашего общества и самого протестного движения. Если это движение будет более радикальным или сама ситуация станет более острой, тогда больше вероятности, что этот православный сегмент радикализируется и станет выступать со своей самостоятельной позицией.

Мы сейчас находимся в неопределенной ситуации, когда очень многое зависит от конкретных личностей, в частности от самих девушек – участниц группы Pussy Riot, которые, конечно, приобрели огромную популярность в определенных кругах и, я бы сказал, определенный авторитет. Кажется, две из них называют себя христианками. Если бы они объявили, что являются православными верующими, это произвело бы впечатление на определенный сегмент молодежи либо могло бы стать знаменем молодежной субкультуры, которая идентифицировала бы себя как православная, но в то же самое время как радикально протестная.

Борис Кнорре, доцент кафедры истории философии факультета философии Высшей школы экономики

Если говорить об отношении Церкви к протестным движениям, то нужно сначала ставить сам вопрос о допущении политической культуры как легитимной сферы в жизни православных верующих. Ведь распространенной в РПЦ является точка зрения в пользу аполитичности, что верующим нужно удаляться от политики, молиться, решать собственные повседневные дела, «не лезть» в эту «греховную область». И какой же вообще может быть протест, когда в Православной Церкви не воспитывались традиции политического самосознания? Поэтому сейчас вопрос о поддержке протестного движения православными деятелями может увести в сторону от непосредственных проблем в отношениях Церкви и общества. Тем более если говорить о протесте в контексте акции Pussy Riot. Ведь то, что сделали Pussy Riot, – это попытка не предложить, а навязать культуру протеста, причем недопустимыми мерами. Может ли оправдываться попытка спасать кого-либо без согласия на то самого спасаемого? Акция Pussy Riot дискредитирует идею протестных гражданских инициатив, так как смешивает воедино и протест, и идеологию феминизма, с одной стороны, демонстрирует гражданское обличение политических неправд, с другой – недостаток собственной гражданской культуры, выражающийся в отказе соразмерять свое слово с тем обществом, к которому обращается.

Что касается отношения самой Церкви к оппозиции, то, похоже, здесь, с одной стороны, есть тривиальный сервилизм, привычка заискивать перед властью, с другой – неприятие культуры протеста как таковой, ведь она складывается из атомизированных человеческих воль, если вспоминать декабрьские слова Патриарха Кирилла. Протестной культуре противоречит и форма «послушания», которая укоренена в традициях РПЦ. Представляется, что системность как таковая – это, по сути, часть идентичности православия, часть его культурного кода, по крайней мере в том, что касается русской синодальной и послесинодальной традиции. Как это ни покажется странным, но Церковь не приемлет культуры общественного аудита или какого-либо народного контроля, так как все это – «низовая инициатива». В отличие от католичества, где разработано понятие социального греха, в православии такого концепта нет – действительно, для его принятия нужны определенная смелость, вера в собственные возможности и правомерность социальной оценки. Но Церковь эти качества не поддерживает, предлагая концентрироваться на грехе индивидуальном в понятиях самообвинения, приемлемого в качестве элемента интимного монашеского опыта, а не в качестве социальной нормы. Когда я себе говорю, что «я виноват», – это одно, когда «мы виноваты» – это другое. Это уже означает, что виноват не только «я», но и «ты». В итоге из позиции самообвинения я перехожу на позицию обвинителя. Отсюда легкость, с которой православные верующие оказываются готовы осуждать, выискивать врагов, говорить о «предателях в рясах», и вообще военно-трибунальная риторика. Для преодоления подобных установок и нужно воспитывать политическую культуру, но только не тем, на что нас пытается ориентировать Самуцевич. Нам только еще не хватало «гражданского бунта», который при отсутствии политической культуры будет «бессмысленным и беспощадным» и откатит Россию назад, к более жесткому авторитаризму, чем есть сейчас.

Роман Лункин, аналитик службы «Среда», ведущий научный сотрудник Института Европы РАН

Православие вполне может стать идеологией некоего протеста, другой вопрос, какого рода протест это может быть. Как показали последние политические дискуссии и общественная мобилизация в обществе, православие уже не представляет собой монолитную идеологию, определенную группу людей. Во-первых, православные верующие довольно активно участвовали в шествиях и митингах, которые проводила оппозиция. Во-вторых, все самые обсуждаемые в прессе события – скандал вокруг Патриарха и дело Pussy Riot – вызывали неоднозначную реакцию в православной среде. Более того, в настоящее время все говорят о возможном расколе в Церкви. Я думаю, дело не в расколе, а в том, что внутри Церкви появилось новое, более свободолюбивое поколение молодых священников. Мне кажется, себя проявят и молодые епископы, которых назначает Патриарх Кирилл. Это молодое духовенство, безусловно, привлекает к себе молодежь. Нельзя сказать, что она оппозиционная или что это внутрицерковная оппозиция. Это пространство для внутрицерковной дискуссии и основа для активной гражданской деятельности православных верующих, в том числе священников и православной молодежи. В этом смысле определенный гражданский потенциал у православия есть, хотя церковное руководство всегда будет энергично сдерживать гражданскую энергию православных приходов и православных общественных организаций. Кстати, эту гражданскую энергию православия провоцировал сам Патриарх Кирилл. Он сделал заявление о необходимости гражданской активности, о том, чтобы православные верующие защищали свои интересы, свои права и были настоящими членами общества. В зависимости от накала политических страстей церковное руководство будет применять репрессии по отношению к духовенству, которое участвует в политической деятельности. С мирянами, конечно, труднее, но и здесь, мне кажется, церковному руководству стоит готовиться к тому, что тот кирилловский призыв проявит себя, в том числе и так, как будет неудобно руководству Церкви.