Дорога к условно-досрочному освобождению начинается в храме.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)
В культурно-просветительском центре «Покровские ворота» в Москве 28 августа состоялась встреча с Натальей Пономаревой, сотрудницей сектора взаимодействия с уголовно-исполнительной системой (УИС) Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами и исправительными учреждениями Московского Патриархата. Корреспондент «НГР» задал ей несколько вопросов о том, как Церковь окормляет православных верующих, находящихся в местах лишения свободы.
– Наталья Владимировна, расскажите, пожалуйста, о вашей работе. В чем заключается ваше тюремное служение?
– Сектор тюремного служения в нашем Синодальном отделе активно действует уже около восьми лет. Я работаю в нем шесть лет. За это время мы разработали и осуществляем ряд программ тюремного служения. Я занимаюсь организацией переписки с заключенными в местах лишения свободы. Писем достаточно много, и для того чтобы отвечать на все, мы организуем работу групп людей, которые берут на себя связь с теми или иными исправительными учреждениями и с ними переписываются. Такие группы волонтеров есть и в Москве, и в регионах. Каждая группа – это около десяти человек, увлеченных своим делом и отвечающих на письма из мест лишения свободы.
Есть другая программа – образовательная. Дело в том, что в процессе переписки мы поняли, что заключенные приходят к Богу, даже принимают крещение и очень хотят получить какие-то элементарные знания о вере. Но они по понятным причинам не могут учиться в духовных семинариях. Поэтому в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете мы разработали систему дистанционного образования для заключенных. Дистанционное – не значит заочное. Это образование осуществляется на расстоянии, по переписке, заключенные могут пройти некоторое количество базовых курсов. Таких курсов четыре: курс по четвероевангелию, два курса по катехизису (краткий и объемный) и еще один курс по основам нравственности. По благословению Патриарха эта система была опробована и работает в разных общинах в местах лишения свободы.
– Выдается ли свидетельство об образовании?
– Да, обязательно. В нем указано, что тот или иной курс, разработанный на миссионерском факультете ПСТГУ, успешно завершен.
– И сколько заключенных обучается по этой программе?
– Достаточно много. Недавно их было около восьми тысяч, но, к сожалению, спонсор ушел из этой программы и обучающихся осталось меньше. Сейчас этой программой на добровольных началах занимаются наши волонтеры. Кроме дистанционного образования у нас есть программа формирования тюремных библиотек, аудио- и видеотек. Работает программа «Доброе слово» – заключенные пишут свидетельства о том, как они пришли к Богу. Кроме того, мы работаем в епархиях, проводим на местах конференции, обучаем работе с нашими программами.
– С какими трудностями вы сталкиваетесь в своей работе?
– Если говорить о работе волонтеров, то трудности самые разные. У тех, кто решил сам приезжать в места лишения свободы, они одни, у тех же, кто переписывается с заключенными, – совсем другие. Чаще всего решение проблем зависит от дружественных отношений, установленных между духовенством и руководством колоний. Сейчас мы организовываем программу для следственных изоляторов города Москвы, и я была поражена, насколько люди в погонах открыты к взаимодействию с Церковью. Трудно себе представить что-либо с нашей стороны, чего бы они не поддержали. Другое дело, что с нашей стороны предлагается не очень много...
– Несколько месяцев назад «НГ-религии» опубликовали статью, полученную в письме от заключенного одной из колоний (см. «НГР» № 8 от 21.05.2008). Он указал на недостаточность правовых оснований для прикрепления священников к определенным тюрьмам и следственным изоляторам. Ведь по закону священник может быть приглашен только по просьбе самого заключенного. Проводите ли вы какие-либо семинары по правовым основам тюремного служения?
– Конечно, такая работа ведется. Сейчас готовится сборник материалов в помощь тюремному священнику. Там целый раздел посвящен правовым основам. Что касается письма от заключенного, то его, конечно, нужно сначала обсудить со специалистом, который хорошо разбирается в проблеме и знает ситуацию в тюрьме. Перепиской с заключенными мы занимаемся много лет, пишут они по-разному. Если речь идет о колонии обычного или строгого режима, то в них, как правило, есть молельная комната или храм. Любой заключенный может попросить о встрече со священником. Священник приходит туда в лучшем случае раз в неделю, в худшем – раз в квартал. Вы сами понимаете, у нас есть такие регионы, где священников мало, а исправительных учреждений много и расположены они в такой глуши, куда и на собаках не доедешь. Всегда нужно разбираться, из какой колонии пришло письмо, какая конкретно проблема волнует автора.
Если говорить о тех, кто заключен пожизненно, то там свои проблемы, поскольку такие заключенные содержатся в камерах с особо строгим режимом. Например, священник может приходить каждую неделю, а человека по тем или иным причинам не выпускают из камеры – тогда мы работаем с тюремным начальством. Или, быть может, священник приходит реже – тогда мы начинаем разбираться с епархией. Часто пожизненно заключенные пишут: «Священник к нам не ходит!» Но помилуйте, как это организовать, если в день священник может встретиться максимум с семью-восемью заключенными, а желающих сотни? Священники, работающие в таких колониях, рассказывали мне, что иногда им за недостатком времени приходилось просто окроплять заключенных святой водой через окошки в дверях камер...
– Вы координируете переписку с заключенными. Скажите, что они вам пишут? Бывают ли письма исповедального характера?
– Да, иногда люди спрашивают: поскольку священник не доходит, можно ли исповедоваться? Здесь важно понимать, что православная исповедь – это не обязательно подробное рассказывание всей своей подноготной, это в первую очередь осознание своей греховности и покаяние. И, конечно, видя искреннюю исповедь и чувствуя по тексту письма, что происходит у человека в душе, священник может ее принять и прочитать разрешительную молитву. Сейчас таких исповедей все меньше, поскольку люди чаще получают возможность исповедоваться священнику в тюрьме лично.
– Большинство заключенных рано или поздно выходят на свободу. Скажите, что делает Церковь в плане социальной реабилитации?
– Та система социальной реабилитации, которая была в Советском Союзе, сейчас разрушена. Государственной системы, которая отслеживает освободившихся заключенных, нет. Это призыв к государству – систему социальной реабилитации нужно восстанавливать. Чем помогает Церковь? Она осуществляет локальные программы, если они поддержаны материально хотя бы какими-нибудь спонсорами. Это, например, материальная помощь по восстановлению паспортов. В каждом городе есть система трудоустройства, мы ее хорошо знаем и можем предоставить полную информацию человеку, который хочет устроиться на работу. Ведь заключенные выходят совсем в другой мир и им нужна хотя бы какая-то информация о том, куда идти и что делать дальше. Наконец, в Церкви есть некоторое количество духовных реабилитационных центров, куда могут прийти люди после освобождения.
– Может ли Церковь и конкретно Синодальный отдел, в котором вы работаете, повлиять на вопросы, связанные с условно-досрочным освобождением заключенных?
– Во-первых, есть система комиссий и подкомиссий по амнистии, в их работе часто принимают участие представители духовенства. Во-вторых – что касается нашего Синодального отдела, – мы иногда пишем ходатайства об условно-досрочном освобождении. Для этого заключенному нужно в первую очередь получить характеристику священника. Ведь часто люди используют сотрудничество с нами только как лазейку – если не для освобождения, то для улучшения своих условий в тюрьме. Для нас важно искреннее раскаяние, которое можно легко проверить, если есть взаимодействие между нашим центром, тюремным священником, главой общины, самой общиной и управлением по воспитательной работе исправительного учреждения. Когда все они сходятся во мнениях относительно серьезности и искренности раскаяния, тогда мы смело доверяем человеку и идем ему навстречу.