В текущем году внимание мировых СМИ несколько раз было приковано к событиям в буддийском мире – в Юго-Восточной Азии и Тибете. В апреле и июле буддийские монахи выходили на улицы Бангкока – столицы Таиланда – с требованием придать своей религии государственный статус. В красочных демонстрациях принимали участие слоны. В сентябре в соседней Мьянме акции неповиновения военному режиму в Янгоне закончились более трагично. Против демонстрантов, среди которых было немало послушников буддийских монастырей, была использована сила, появились сообщения о многочисленных жертвах. Наконец, постоянной зоной конфликта остается Тибет, где правительство Китайской Народной Республики борется с последователями Далай-ламы XIV. Кажется, буддийский мир охвачен пожаром: то тут, то там монахи занимают активную политическую позицию, проводят демонстрации, защищают свои права. Корреспондент «НГР» побеседовал на эту тему с Николаем Листопадовым – востоковедом, переводчиком с бирманского языка, неоднократно бывавшим в Мьянме.
– Николай Александрович, события в Мьянме в этом году заставили говорить о политической роли буддизма в странах его распространения. Оказалось, что буддийские монахи не только сидят за стенами монастырей, но могут возглавлять массовые демонстрации под демократическими лозунгами. Как это соотносится с традиционной картиной сотрудничества правящих режимов и представителей господствующей религии?
– В буддийских странах традиционно одна из важнейших функций государства состоит в поддержке и распространении учения Будды. Собственно говоря, именно эта деятельность легитимизирует правительство в глазах глубоко религиозного народа. Военный режим Мьянмы прекрасно это понимает. Поэтому военное правительство по примеру правителей прошлого уделяет большое внимание строительству храмов, монастырей, проведению пышных религиозных церемоний, важных экзаменов на знание монахами Канона Трипитака с последующим присуждением соответствующих ученых степеней, изданию религиозной литературы, миссионерству как внутри страны, так и за рубежом и т.д. Богатые подношения делаются членам Высшего государственного совета монашеской общины – сангхи, видным настоятелям. В свою очередь, верхушка монашества поддерживает политику властей.
Но, как известно, светская и духовная власть редко сосуществуют в гармонии. Между ними возникают противоречия самого разного свойства. Буддизм тут не исключение. К тому же, сангха неоднородна. Одно дело – иерархи и совсем другое – рядовые монахи, не говоря уже о молодых монахах и послушниках, а также временно принявших сан, которые тесно связаны с мирянами. Они не подчинены столь жестким дисциплинарным ограничениям. Их довольно много. Именно молодые монахи и послушники выступили с протестом против военных властей.
– Что можно сказать о социальной составляющей демонстраций в Мьянме? Что заставило часть буддийского духовенства выйти на улицы, какие слои населения поддержали протест?
– Думается, что выступления монахов в Мьянме были вызваны общей ситуацией в стране, которая характеризуется затяжным правлением военных с сопутствующими ему жесткими ограничениями в политической и социально-экономической жизни. Толчком послужило резкое повышение цен на энергоносители, что переполнило чашу терпения. Любопытно, что массовое антиправительственное движение за демократию в 1988 году спровоцировала демонетизация, изъятие из обращения без компенсации крупных купюр. Государство как бы перешло недопустимую черту, перестав восприниматься населением в качестве легитимного. Протест молодых монахов и послушников поддержали прежде всего горожане, молодежь. Эти же силы были движущими и в 1988 году. Молодежь наиболее восприимчива к современным веяниям, слушает иностранные радиопередачи, смотрит телепрограммы, бродит по интернету, ей близки призывы к демократическим свободам и правам человека. В Мьянме еще с колониальных времен учащиеся, студенты играли ведущую роль в политических процессах.
– Помимо Мьянмы буддийское духовенство проявляло активность в этом году и в Таиланде, а в Тибете обострилось противостояние между монахами и китайским правительством. Власти КНР ввели дополнительные войска в Тибет, изменили правила выбора нового Далай-ламы в свою пользу и т.д. Не ведет ли все это в целом к еще большей политизации буддизма во всей Юго-Восточной Азии с сильным антикитайским уклоном?
– Вряд ли тенденция к политизации буддизма в Юго-Восточной Азии будет иметь ярко выраженную антикитайскую окраску. Все-таки Тибет – это отдельная тема. К тому же в странах Юго-Восточной Азии практикуется другая ветвь буддизма – Тхеравада. С чисто религиозной точки зрения Далай-лама для последователей Тхеравады не является авторитетом. Буддийский мир разделен по национальным «квартирам», ощущение единства в нем не сильно развито, хотя совсем со счетов его сбрасывать нельзя.
Есть мнение, что монашеские выступления в Мьянме были спровоцированы извне с целью дестабилизировать близкий к Пекину военный режим, создать нестабильность в южном подбрюшье КНР. Если это и так, то результат может быть прямо противоположным. Мьянманское руководство в целях выживания вынуждено будет пойти на еще более тесное сближение с северным соседом.
Помимо тибетского в Китае есть и другие направления буддизма. Взять хотя бы всем известную традицию монастыря Шаолинь. Эти буддисты находят общий язык с властями. И на международной арене Пекин демонстрирует внимание к буддизму. К примеру, на родине Будды в Лумбини (Непал) на средства властей КНР выстроен величественный китайский комплекс, включающий храм и монастырь.
– В странах Запада силовой разгон демонстраций в Мьянме и действия китайского правительства в Тибете вызвали волну возмущения общественности. Президент США Джордж Буш демонстративно принял Далай-ламу XIV в Белом доме. Какую позицию следует занимать России в этих вопросах? Как вы относитесь к официальной сдержанной точке зрения МИДа?
– По моему мнению, сдержанная позиция России по событиям в Мьянме и Тибетском автономном районе вполне оправданна. К сожалению, выступления буддистов стремятся политизировать, использовать в своих интересах различные силы, которым, по большому счету, мало дела до прав приверженцев этой религии. Очевидно, что тибетская проблема используется США как рычаг давления на Китай. Другой вопрос: не надо забывать о том, что буддизм в России – одна из традиционных религий и Далай-лама является духовным лидером для исповедующих буддизм бурятов, тувинцев и калмыков. Для России важно развивать сотрудничество с буддийскими странами, в том числе и по религиозной линии.
– Можно ли проводить параллель между «политическим буддизмом», если он существует, и «политическим исламом»? Ведь политизация ислама со всеми вытекающими из нее последствиями в нашей стране считается опасным явлением. Не следует ли в таком случае опасаться политизации любой религии?
– Было бы большой натяжкой проводить параллель между так называемым «политическим исламом» и гипотетическим «политическим буддизмом». Все-таки это очень разные религии. Буддизм в значительно меньшей степени, чем ислам, регламентирует социальную, общественную жизнь людей, вообще, для него характерен акцент на потусторонность, жизнь в будущих рождениях. К тому же «политический ислам» питается противостоянием с Западом, западными ценностями, а в рассматриваемых случаях, связанных с буддизмом, можно скорее говорить об обратном. Протестующие буддисты требуют демократии, прав человека и находят в этом поддержку со стороны Запада.
Что касается политизации какой бы то ни было религии, то это ни к чему хорошему не приводит. Примеров этого достаточно. Та же Мьянма в 1961 году была провозглашена буддийским государством, что обострило внутриполитическую ситуацию в условиях многонациональности и поликонфессиональности. Это закончилось военным переворотом 1962 года. Так что религия, будь то ислам, христианство или же буддизм, в поликонфессиональной России должна быть вне политики. По крайней мере к этому надо стремиться.