Иван Сас
Заключенные колонии для бывших силовиков не любят говорить о себе и своем прошлом.
Фото Григория Тамбулова (НГ-фото)Фоторепортаж
«НГ» продолжает рассказывать о жизни людей, отбывающих наказание в местах лишения свободы (см. «НГ» от 18.07.07 и 10.08.07). Сегодняшний наш репортаж – из исправительного учреждения для бывших сотрудников правоохранительных органов.
Из всех колоний, которые нам довелось посетить в Свердловской области, эта производит особое впечатление. Серьезность учреждения ощущается уже на входе: чтобы попасть на территорию ИК-13, расположенную в Нижнем Тагиле, нужно пройти мрачный коридор КПП, который делят на узкие клетушки четыре металлические двери. Пока находящаяся за спиной не защелкнется, передняя не откроется. Даже после того как ступаешь на территорию «тринадцатки», ощущение замкнутости не ослабевает: металлический забор высотой примерно в два человеческих роста по обе стороны ведущей в городок дорожки давит на восприятие. Специфика этой колонии в том, что здесь отбывает наказание особый контингент – бывшие сотрудники правоохранительных органов. Лишившиеся своих постов прокуроры, судьи, милиционеры, сотрудники спецслужб, лица без погон, но имевшие доступ к государственным тайнам. Контингент, «отцеженный» из элитных общественных слоев либо к ним близких. Колония на протяжении десятилетий являлась своеобразным «градусником», который отражал накал борьбы с коррупцией в правоохранительных органах в стране – сначала в СССР, потом в России.
Всего на момент нашего посещения в ИК-13 пребывало 2170 человек (при лимите 1900 осужденных). Обслуживают колонию 176 офицеров и 360 прапорщиков.
Грань тонка
За КПП нас ждала редкая, как вначале показалось, удача – мы почти столкнулись с четырьмя осужденными, которым в тот день истек срок наказания. Для выхода на свободу им осталось лишь получить документы, для чего они и следовали в сопровождении сотрудника колонии на КПП. Что у них на душе? Что обрели здесь, что потеряли? «Гражданин начальник, мы не хотим общаться с прессой и не желаем, чтобы нас фотографировали», – эта просьба, адресованная и.о. начальника колонии подполковнику внутренней службы Сергею Казакову, охладила наш пыл. «Извините, это их право», – развел руками начальник.
В отличие от других колоний, где осужденные с удовольствием общались с представителями СМИ, позировали перед видео- и фотокамерами, обитатели «тринадцатки» предпочитали держаться от нас подальше. Закрытость – характерная черта здешнего контингента. Что, впрочем, можно понять. «Большинство из них оказались на скамье подсудимых за служебные преступления, – поясняет Сергей Казаков. – И душу распахивать вряд ли кому захочется». Дистанция, скажем, между человеком, осужденным за убийство на почве ревности, и судьей, попавшимся на взятке, очень велика. Если первый может рассчитывать на некое сочувствие, то второму вряд ли удастся изобразить из себя жертву обстоятельств.
Впрочем, об обстоятельствах. Среди здешних осужденных есть люди, которым впору посочувствовать. Нам показали омоновца, который во время захвата подозреваемого так заломил последнему руки, что тот скончался от болевого шока. Офицер милиции, прошедший афганскую войну, разбираясь в скандале у пивного киоска, толкнул бомжа, тот упал и, ударившись виском в угол металлической ограды, скончался. Сотрудник ГИБДД, преследуя преступника, стрелял по колесам машины, но угодил в человека. Жизнь ежедневно ставит сотрудников правоохранительных органов в ситуации, где правовая грань очень тонка: одно невыверенное действие - и ты из блюстителя порядка превращаешься в преступника. Но в последнее время, по данным администрации, выросло число совершивших бытовые преступления. «Все есть: от убийств на почве неприязни до банального воровства, – отмечает Сергей Казаков. – Погоны погонами, а речь идет о живых людях».
Обитателей ИК-13 отличает также привычка к дисциплине. «Они быстрее, чем обычные осужденные, привыкают к режимным требованиям, адаптируются к новой обстановке» – примерно такие характеристики мы слышали от многих сотрудников колонии. Еще одна особенность контингента «тринадцатки» – более прочные связи с семьями, родственниками и близкими. У обитателей обычных зон они в большинстве случаев рвутся уже после первого-второго года отбывания срока. «У нас 22 комнаты для свиданий, и они никогда не пустуют, – отмечает Сергей Казаков. – Но главное даже не это - после освобождения им есть куда ехать, их ждут». Возможно, поэтому рецидив среди отбывших наказание – явление сравнительно редкое.
Большие дела больших людей
ИК-13 – не сталинское детище. История заведения ведет отсчет с 1957 года, то есть с хрущевских времен. И если рассматривать эту историю сквозь лупу элитарности, то сегодняшний день колонии выглядит весьма серо и бледно на фоне, скажем, конца 1980-х. На день нашего посещения не было ни одного осужденного генерала. «Бывших полковников много, а генералов нет», – отметил наш сопровождающий. В советские времена здесь отбывали наказание зять Леонида Брежнева, первый заместитель главы МВД СССР генерал-полковник Юрий Чурбанов, помощник генсека Геннадий Бровин, начальник ХОЗУ милицейского ведомства генерал Виктор Калинин. За этой же колючкой «мотали срок» фигуранты таких громких коррупционных дел как «узбекское», «краснодарское»...
...В спальном помещении отряда № 6 ничто не напоминает о том, что именно сюда был распределен прибывший по этапу Юрий Чурбанов, осужденный за злоупотребления служебным положением и взяточничество. (Из 12 лет он отбыл 5, вышел на свободу по амнистии.) И.о. начальника колонии Сергей Казаков не смог точно указать, какая кровать досталась зятю № 1 бывшего СССР. «В колонии не осталось сотрудников, которые были свидетелями этого события», – сказал он. («Первое время я спал на втором ярусе, а когда освободилось место, меня перевели на нижний ярус», – вспоминал после отбытия наказания сам Юрий Чурбанов.)
С тех пор, похоже, ничего не изменилось: те же двухъярусные кровати, те же прикроватные тумбочки, тот же казарменный дух. «Отсюда он ходил на работу, – пояснял Сергей Казаков. – Вначале занимался изготовлением креманок – вазочек для мороженого, состоящих из двух полусфер. Осужденный Чурбанов приклепывал верхнюю часть к нижней». Все в колонии отмечают, что трудился он с исключительной добросовестностью. «Видя его усердие, администрация колонии поручила ему должность коменданта промышленной зоны», – отметил Сергей Казаков. По воспоминаниям самого Юрия Михайловича, по прибытии в колонию его определили слесарем, некоторое время он трудился кочегаром. «Это работа с углем, когда из топки постоянно идет жара, когда за ночь приходится выкатить не одну тачку со шлаком горячим», – вспоминал он.
Что касается Геннадия Бровина, осужденного за взятку на 9 лет, то он отбывал наказание с 1986 по 1992 год (освобожден условно-досрочно) в качестве бригадира на кирпичном заводе. «Зарекомендовал себя очень спокойным, уравновешенным человеком, – сообщили корреспонденту «НГ». – Очень хорошо зарабатывал и ежемесячно отправлял семье по 300–400 рублей, тех еще, советских».
Новая Россия пока не вписала в историю ИК-13 столь масштабных и ярких личностей. Хотя масштабы коррупции в советские времена, по оценкам специалистов, если сравнивать с нынешними, просто «детские». Звездой «новорусской плеяды» в колонии считают «генерала Диму», Дмитрия Якубовского, который вошел в окружение Бориса Ельцина, но попался на краже раритетов из Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге. Перевоспитание проходил в отряде № 2. Трудовыми свершениями осужденный администрацию не потряс. По словам сотрудников колонии, первоначально «генерала Диму» поставили на изготовление деревянных ящиков – тары для выпускаемой продукции. «Норму выполнял, – отмечал его скромные достижения наш сопровождающий. – Затем стал просить администрацию, чтобы ему позволили заниматься научными исследованиями. Ему пошли навстречу, назначив нарядчиком. У него было свободное время, и он писал какие-то труды».
«Элитарный дефицит» в колонии надеются восполнить бывшим генерал-лейтенантом МЧС Владимиром Ганеевым, приговоренным к 20 годам лишения свободы как глава организованной преступной группы, получившей название «оборотней в погонах». Однако не факт, что он будет этапирован в нижнетагильскую «тринадцатку». Кроме нее в России есть еще две колонии той же специализации – в Мордовии и в Иркутской области.
«Генерала пошлем в литейку...»
Заместитель начальника колонии по воспитательной работе и кадрам майор внутренней службы Юрий Леванов считает, что бесспорным авторитетом для большинства осужденных является Юрий Чурбанов. В их глазах он предстает настоящим мужчиной. По мнению Леванова, пример Чурбанова способствует перевоспитанию осужденных, нацеливая их на дисциплину и добросовестный труд. Беда лишь в том, что сегодня, в отличие от советских времен, с трудоустройством в колонии большие проблемы. Из 2170 человек трудоустроены 876, немногим более 40%. (Если брать ситуацию в целом по России, то это очень высокий показатель.)
...Мощный ровный гул, доносящийся из-за металлического забора, заставляет говорить, повышая голос. «Это работает литейный цех, – поясняет Сергей Казаков. – У нас их два, планируем еще одну плавильную печь запустить, так как спрос на чугун сегодня очень высок». Главным работодателем для колонии является Уралвагонзавод: 76 наименований деталей для механической обработки в колонию поступает именно от этого заказчика. «Делаем также водозапорные вентили, покупатели у нас сейчас стоят в очередь за ними, – уточняет и.о. начальника колонии. – Еще производим ферросплавы, алюминий. Все это делается в кооперации с Уралвагонзаводом».
Трудовая занятость осужденных – вопрос не только экономической успешности колонии, но и материальной обеспеченности отбывающих наказание. Многим из них по приговорам нужно погашать иски потерпевших, порой огромные. Всем нужно оплачивать свое содержание. Семьи многих нуждаются в помощи. Больше всех получают здесь плавильщики, шихтовщики и разливщики – от 10 до 14 тыс. руб. в месяц, в зависимости от выработки. Но во всей колонии таких рабочих мест всего 16. «Сюда ставим тех, у кого самые большие исковые суммы, – отметил Юрий Леванов. – Вот мы знаем, что Ганеев должен выплатить в доход государства крупный штраф (100 тыс. руб. – «НГ»). Если здоровье позволит, пошлем его в литейку».
Чего изволите, господа осужденные?
Два заведения, которые существуют в ИК-13, выделяют ее из общего ряда. Первое – бар, второе – профилакторий. Подчеркнем: оба предназначены не для сотрудников колонии, а для осужденных. Отделке бара, пожалуй, могли бы позавидовать некоторые московские питейные заведения. «Сюда осужденный может пригласить своих друзей, чтобы отметить день рождения или иную значимую для него дату», – указывая рукой на столики, стойку бара, не без гордости пояснял Юрий Леванов. Здесь есть все, чему положено быть в баре. Нет одного – спиртного. Даже в виде пива. А так заказывать можно что вздумается. Правда, сама процедура заказа очень длинная. Осужденный, решивший закатить пиршество в баре, должен написать соответствующий рапорт начальнику отряда. Если за подателем бумаги числятся нарушения режима, ему будет отказано. Вернут бумагу и тому, у кого на лицевом счету нет соответствующих средств на оплату заказа. Если у счастливчика все в порядке, рапорт с соответствующей резолюцией идет в бухгалтерию, которая калькулирует заказ и перечисляет необходимую сумму непосредственно в бар: наличных осужденным выдавать не положено.
Что касается профилактория, то он после посещения бараков впечатляет не меньше. На первом этаже расположены баня, спортзал, напичканный навороченными тренажерами, зимний сад. Просторная комната отдана под бильярдную. На втором этаже – спальные помещения на 1–2 человека, в которых уже нет двухъярусных кроватей. Кто же эти счастливчики, обитающие здесь? «Каждому работающему осужденному по трудовому законодательству положен двухнедельный отпуск, – рассказал Юрий Леванов. – Отпускники проводят его здесь». Правда, место в профилактории светит далеко не каждому. Малейшее нарушение режима – и осужденный «прозагорает» свой отпуск в бараке, а баня и бильярд будут ему только сниться. Поведение осужденного здесь поставлено во главу угла. Ведешь себя примерно – тебя из помещения казарменного типа переводят в спальное помещение, где обитают от 4 до 10 человек. Малейшее неповиновение – и загремишь в карцер, потеряв всякую надежду на скорую реабилитацию.
«И мы как призраки во мгле...»
О настроениях, душевных переживаниях этих людей лучше всего судить по их творчеству. В местном музее вместе с различными рукотворными поделками здешних умельцев представлены и поэтические пробы. Вот некоторые выдержки из них. Новоселецкий Ю.А., 5-й отряд: «Ты не пишешь мне. Ты мне не пишешь. Может быть, надоело писать? Где же ты утешение ищешь, устав в одиночестве ночь коротать?». Женская тема, тема любви, верности, здесь в особой цене. Почти весь репертуар вокально-инструментального ансамбля, которым руководит бывший сотрудник ГИБДД Алексей А., пронизан ею. «Меня ждет семья, и для меня это сегодня главное», – такие откровения мы слышали от многих осужденных, причем не только в ИК-13. Любовь – самый прочный стержень, который удерживает их от случайного срыва. Вся переписка осужденных перлюстрируется, и, как признался нам один из сотрудников колонии, письма с сообщениями о разрыве отношений адресатам отдают не сразу. «Психологически готовим человека к этому удару и только после этого вручаем почтовое отправление», – сочувственно отметил он.
Михаил Иванов прошел две чеченские кампании, служил командиром взвода: «Вся наша жизнь осталась где-то. И мы как призраки во мгле. Здесь даже лета нет, хоть лето давно идет в календаре». (Лето на Урале в этом году действительно сильно запоздало.) Чувства потери, неопределенности относительно будущего – моральный груз, который несет практически каждый. Одного не нашел я в этих поэтических творениях – раскаяния. Но настоятель храма колонии отец Александр предостерег меня от поспешных выводов. «Приходят исповедаться, – сказал он, стоя на крылечке храма. – Немногие, но приходят. Удивляться нечему: колония – это слепок общества, здесь все болезни общества как на ладони».
Когда мы покидали колонию, на звоннице ударили колокола, зовущие к обедне. Оглянулись. По дороге к храму тянулись люди в черном.
Москва–Нижний Тагил–Москва
