Падчерицы зоны

В екатеринбургском СИЗО № 5. Самая авторитетная в этой камере – 16-летняя Катя (справа). Она судима уже дважды.
Фото Григория Тамбулова (НГ-фото)

«НГ» возвращается к теме жизни людей, содержащихся в местах лишения свободы. В предыдущей публикации 18 июля с.г. мы рассказали о труде заключенных. Сегодняшние заметки - об осужденных женщинах.

Аккуратно выбеленные двухэтажки купаются в изумрудной зелени деревьев. Клумбы пестреют цветами. Во дворах на веревках беспечно сушится белье... Не будь за спиной мощного забора, нескольких рядов «колючки» по всему периметру этого учреждения, женщин в камуфляже с грудастым ротвейлером у «шлюза» – помещения с двойными железными воротами, в котором досматривается весь въезжающий и выезжающий транспорт, – все это можно было бы принять за городок, «где без спроса ходят в гости, где нет зависти и злости». Увы, это так называемая «шестерка», женская колония общего режима ИК-6. Самая большая в России. На момент нашего посещения здесь отбывали наказание 2098 человек, хотя рассчитано учреждение на 1720 осужденных. Место дислокации – Нижний Тагил. Образована 14 мая 1942 года в структуре Тагиллага НКВД СССР.

По статье встречают

«Ну что вы дорогу загородили, дайте гостям пройти», – начальник колонии полковник внутренней службы Наталия Свинина приостанавливает женщин, переносящих обрезную доску от штабеля к «шлюзу». Черная брючная форма с оранжевыми вставками на плечах, на голове – косынка. На груди у каждой – тканевая бирка с фамилией и инициалами осужденной, персональным номером. Оранжевая вставка – отличительный знак «расконвоированных» – тех, кому разрешено при выполнении хозяйственных работ без конвоя выходить за территорию учреждения. Знак высшего доверия со стороны администрации. Привилегию подышать воздухом свободы заслуживают единицы.

Городок пустынен – не верится, что его населяют тысячи женщин. «Время такое, – поясняет Мама (так за глаза осужденные называют Наталию Генриэтовну – в мужских колониях начальника кличут Хозяином). – Поднимайтесь на второй этаж, и все поймете».

Два лестничных марша – и мы окунаемся в стрекот швейных машинок. «Это наше основное производство», – стараясь перекрыть шум, повышает голос старший мастер пошивочного цеха старший лейтенант внутренней службы Людмила Мусатова. Осужденные выполняют заказ Минобороны РФ – шьют полевую камуфляжную форму. «Сдаем 160 комплектов в сутки, получается примерно 4 тысячи в месяц, – поясняет мастер. – Рабочий день – 6 часов 40 минут, 30 минут – обеденный перерыв, в столовую ходим строем».

Рядом с мастером – девушка, с лица которой можно было бы писать иконы. Темная спецовка подогнана к фигуре так, что воспринимается как брючный костюм, в котором не грех и на публике щегольнуть. «Францкевич Юлия, статья 158», – представляется она. Специалист по обслуживанию электрооборудования. В свое время училась в институте, отчислили. Уточнять, какое преступление привело сюда, здесь не принято – осужденные знают статьи УК наизусть. Но Юля делает скидку на нашу неосведомленность и, улыбаясь, добавляет: «Кража. По глупости». В глазах – ни смятения, ни печали по поводу случившегося. Наоборот, сверкает озорство. Приговор – четыре года, два с половиной она уже отбыла.

Интересуемся, что же это за кража такая, если суд вынес столь жесткий вердикт. Юля с ответом тянет. «Дело не только в краже, – поясняет за нее мастер цеха. – Дело в том, что Юлечка у нас уже в третий раз. Рецидив строже карается». Юля не без кокетства кивает головой: дескать, вот мы какие...

Кража – одно из наиболее распространенных преступлений, совершенных здешними осужденными. «По 158-й в основном идет молодежь, – рассказывает начальник колонии. – Следующая в нашем рейтинге – 228-я: изготовление, хранение, сбыт наркотиков. Но по ней попадают не только молодые, но и женщины пенсионного возраста, у нас есть мать и дочь, осужденные по этой статье». Еще «популярны» статьи, связанные с причинением вреда здоровью. У Ани Б., с которой нам довелось беседовать, – 111-я: умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Что же могла сотворить эта щупленькая женщина? «Что-что, – неприязненно переспрашивает она, глядя в упор. – Муж достал». Приговор – год и четыре месяца.

Трудоустроенных в колонии – 1100 человек, то есть 52%. Для большинства работа – это отдушина, которая дает не только заработок, но и возможность отвлечься, окунуться в атмосферу, в которой как бы витает дух свободы. В жилой зоне этого духа нет. Там фактически казарменная жизнь. Спальные помещения – копия армейской казармы. Те же двухъярусные кровати. Те же тумбочки и табуреты. Отличия, конечно, есть. К примеру, вместо темно-синих одеял, которыми заправлены солдатские постели, здешние покрывала сверкают белизной, отчего помещение чем-то напоминает лазарет.

В спальных помещениях мы видели цветущие розы. Здесь нет духа казармы, но казарменный уклад виден во всем. На каждой кровати – бирка с фамилией осужденной. На некоторых рядом с биркой – красный крест. «Им обозначены спальные места тех, кто требует особого внимания, – пояснила начальник колонии Наталия Свинина. – Наркоманки, осужденные с неуравновешенной психикой, склонные к суициду». Здесь нет возможности уединения, ты круглые сутки на виду. Можно временно укрыться от глаз начальства, но нельзя укрыться от глаз колонии. Для натур с расшатанной нервной системой и психикой это тяжкое испытание.

Таких, как Юля и Аня, здесь основная масса. Средний возраст обитательниц «шестерки» – 30 лет. Золотые годы. Им бы заводить романы, рожать да воспитывать детей, делать карьеру...

Без вины виноватые

Впрочем, рожают они и в колонии. «Тем, кто не нарушает режим, раз в квартал разрешены длительные, до трех суток, свидания, – поясняет начальник колонии Наталия Свинина. – Приезжают мужья, женихи». Рожать возят в городскую больницу, это обстоятельство очень значимо для новорожденного, вернее, его будущего – местом рождения в паспорте будет значиться не ИК-6, а город Нижний Тагил. По выписке – снова на зону. Уже с младенцем, которого отдают в Дом ребенка, расположенный здесь же, на территории колонии.

...Три березы дежурят у входа. За порог этого здания разрешается ступать только в бахилах. И не всякий решается перешагнуть этот порог. Нам рассказывали, как однажды у этой двери остановился большой московский начальник, инспектировавший здешние колонии. «Знаешь, – сказал он подчиненному, – сходи ты, потом расскажешь. Зачем подчиненным видеть, что у генерала глаза на мокром месте?»

Двухэтажное здание полностью отдано им – самим маленьким обитателям колонии. На момент нашего посещения здесь делили со своими мамами срок 96 малышей. Дом ребенка ИК-6 – самое большое в России детское учреждение, находящееся за колючей проволокой. Персонал Дома ребенка состоит из двух врачей-педиатров, двух врачей-невропатологов, 23 медсестер, 10 воспитателей, музыкального работника и сестры-хозяйки. Главный начальник здесь – врач-педиатр Ольга Мельникова. Первое, о чем она нас предупредила, – дети боятся мужчин, так как их фактически не видят, поэтому лучше избегать прямого общения. В ее сопровождении поднимаемся на второй этаж, где в небольшом зале воспитатели рассаживают ребят постарше на просмотр кукольного представления по мотивам сказки «Три медведя». Если отрешиться от реальности за окном, кажется, что мы оказались на утреннике в детском саду. Наряды, убранство зала, весь антураж – один к одному. Но тем пронзительнее ощущение жуткой несправедливости судьбы, которая карает за родительские прегрешения невиновных, себя еще в этом мире не осознавших.

Перед началом спектакля мы успели переговорить с Гулей Б., гражданкой Киргизии, которая пришла взять свою дочь Марину на прогулку (гулять мамам с детьми разрешается дважды в день по полтора часа). У Гули – 228-я статья УК РФ, перевозка и хранение наркотиков. «Попросил один перевезти передачу в Россию, а я, дура, согласилась, – говорит она. – Дали четыре года, год и три месяца уже отбыла». На свободе у нее еще двое детей – на попечении родственников. Муж в России на заработках, навещает. Это придает ей сил и веры в то, что еще не все в жизни потеряно.

Всего в колонии около двух десятков иностранок – граждане Таджикистана, Узбекистана и Киргизии. Все сидят за наркотики.

Гуле, как и большинству здешних мам, скорее всего придется расстаться с ребенком. Держать детей в колонии разрешено до трехлетнего возраста – затем их распределяют по детским домам. Если к той поре срок наказания не истек, то третий в жизни день рождения становится для ребенка днем разлуки с мамой. Нередко случается, что разлучаются они навсегда. «Только 30–40 процентов детей уходят на свободу вместе с мамами или же передаются близким родственникам осужденных, – уточнила заместитель начальника колонии Лидия Евдокимова. – Удел остальных – детдома».

«Многие из осужденных рожают только ради условно-досрочного освобождения, – пояснил нам еще перед поездкой в Нижний Тагил начальник ГУФСИН по Свердловской области генерал-майор Николай Ткачев. – А на свободе ребенок для такой матери – обуза». В колонии все родившие получают право на условно-досрочное освобождение (УДО). «Мы подаем документы почти стопроцентно на всех, но многим суд отказывает за тяжестью содеянного, – рассказала Лидия Евдокимова. – Особенно тем, у кого по две-три судимости». В целом по колонии за полгода вышло на свободу по УДО 80 человек – менее 4% от всех осужденных.

...Спектакль не сказать, чтобы совсем не тронул зрителей, но пик восторга пришелся не на концовку сказки, а на момент, когда самодеятельные артисты из осужденных вывели кукол к детворе, дав возможность потрогать и даже поиграть. Тем временем в соседней комнате няни кормили самых маленьких. «Шесть раз в день мам отпускают покормить грудью, но не у всех есть молоко, поэтому переводим на искусственное питание, – пояснили нам. – Готовим не на магазинном, а натуральном цельном молоке, которое нам доставляют из подсобного хозяйства». По словам нянечек, выкормить ребят, поставить на ноги – не проблема, все для этого имеется. Главный вопрос, что будет с ребенком после того, как его отдадут на попечение вышедшей на свободу матери.

Напоследок мы зашли в просторную комнатку для грудничков. Полумрак. Большинство малышей посапывают в кроватках. Самый маленький морщил смуглое личико. «Артурчик Соколов, – представила новорожденного Ольга Мельникова. – Две недели от роду». Что уготовила судьба Артуру? Прогноз можно сделать один: обитателей этого казенного заведения будет прибавляться, так как женская преступность растет (см. таблицу).

«Хранительницы очага» рыночного разлива

Главный «поставщик» осужденных для ИК-6 – женский следственный изолятор № 5, расположенный в Екатеринбурге. В нем 539 человек (лимит – 269). Вместо четырех квадратных метров, положенных на человека, – два. Жара за тридцать, и нас предупредили: обитательницы камер могут находиться в нижнем белье, поэтому фотографировать через глазки и окошки – только после предупреждения. И с согласия подследственных и осужденных.

Казалось бы, после всего увиденного в «шестерке» уже ничто не может потрясти. Увы. Первое, что поразило, – это количество совсем молоденьких девушек (на момент нашего посещения в СИЗО пребывало свыше 40 человек возрастом до 20 лет, из них 13 – несовершеннолетние). Вначале даже показалось, что попали мы не в следственный изолятор, а в детскую колонию.

...Камера на четверых. Две двухъярусные кровати, стол. Обитательницы «кельи» – Аня, Катя, Земфира и Оксана, – принарядившись, дали согласие принять журналистов. Первой из них 16, остальным по 17 лет. У Ани и Кати – обвинение по 158-й (кража), у Земфиры и Оксаны – по 228-й (наркотики). По части образования – три класса – «лидируют» Аня и Земфира. «Зачем школу бросили?» – интересуемся мы. «Гулять хотелось», – хмурится Аня. «Цыганка я», – отвечает Земфира. «А какой смысл ты вкладываешь в слово «гулять»?», – обращаемся к Ане. «Ну как это, – непонимающе смотрит она. – Гулять – значит гулять». Анализировать, мотивировать свои поступки она не в состоянии. Отца нет, мать лишена родительских прав.

На другом конце стола – ее полная противоположность Оксана. Выросла в обеспеченной семье, училась в торгово-экономическом колледже. Но «друг», с которым она проживала, подсадил на наркотики. А где употребление, там и распространение. Их арестовали обеих, но во время следствия всю вину она взяла на себя – и этого не скрывает. «Его отпустили, и теперь в судебном процессе он проходит свидетелем», – рассказывает она. О случившемся сожалеет: «Не знала, что от одной дозы героина можно потерять контроль над собой». Уходя, мы поинтересовались, чей плюшевый мишка на одной из подушек. «Мой, – отвечает Оксана. – Теперь он мне и за папу, и за маму».

«Это, считайте, паиньки, – комментирует увиденное и услышанное нами начальник СИЗО № 5 майор внутренней службы Ольга Кадникова. – У нас содержатся несовершеннолетние убийцы. Одна убила маму за то, что та не дала денег, другая – бабушку за сделанное замечание».

Потрясает другое. В этом заведении судьба сводит и ставит в равное положение как обладательниц высокого интеллекта, так и полностью обиженных в этом плане. Нас познакомили с местной знаменитостью, звездой ГУФСИН по Свердловской области Аленой Федоровской. Бывшая студентка Уральского финансово-юридического института со своим другом программистом, тоже студентом, создала сайт брачных знакомств «Русские красавицы». Позже следствие и суд установили, что на приманку – фото и биографию Алены – клюнули полтора десятка потенциальных женихов из Канады, США, Великобритании, которые высылали деньги «невесте» на дорогу, но она так ни к кому и не приехала. Кончилось тем, что Алене и ее другу дали по пять лет лишения свободы за мошенничество.

Она могла бы стать не только высококлассным юристом, но и сделать карьеру на эстраде. «Я пела с Иосифом Кобзоном, выступала на губернаторских балах, днях городов, – не без грусти вспоминает Алена Федоровская. – Это моя стихия, я ведь с шести лет занималась в детском оперном театре». Отбывает наказание в подразделении, которое обслуживает СИЗО-5.

Одна женщина в летах обратилась к нам с просьбой: «Передайте президенту, пусть сделают законы гуманнее по отношению к женщинам». Молодые ничего не просят. Впечатление такое, что понятия «сломанная судьба» для них не существует. «Мне по фигу. Как будет, так будет» – так одна из юных особ выразилась о своем будущем. «Ни чужую жизнь, ни свою они ни в грош не ставят, – рассуждает начальник СИЗО № 5 Ольга Кадникова. – Я думаю, это потому, что на криминальный конвейер встало поколение, чье сознание формировалось рыночными отношениями и реалиями, последовавшими за перестройкой. Семья, труд, материнство, порядочность – эти ценности для них девальвированы».

С ней трудно спорить.

Где перевоспитывают женщин

В России функционирует 46 женских исправительных колоний, в которых содержится 49,5 тыс. осужденных, а также три воспитательные колонии (Рязань, Томск, Белгород) для несовершеннолетних девушек. В колониях имеется 11 домов ребенка, в которых находятся на воспитании свыше 700 детей до 3-летнего возраста.