Сергей Шабуцкий -Мария Ивановна, каково отношение участников феминистского движения к религиозным организациям? Ведь практически в любой из них женщина занимает совсем иное положение, нежели в светском обществе.
-Во-первых, совершенно не в любой. Если мы возьмем весь диапазон мировых религий, то окажется, что наиболее "политкорректными" по отношению к женщине являются самые древние из них - языческие. В каждом языческом пантеоне есть "большая мать", то есть верховное женское божество. Например, в работах Владимира Проппа и в книге известной феминистки Натальи Малаховской "Апология Бабы-яги" доказывается, что Баба-яга - российская языческая верховная богиня. Это можно проследить даже по сказкам, которые были кастрированы в христианскую эпоху.
Во-вторых, абсолютную политкорректность демонстрирует сегодняшний скандинавский мир. 70% приходских священников в Скандинавии - женщины. Есть даже женщина-епископ. Более того, о священстве там говорят как о типично женской профессии, точно так же как в тоталитарных обществах прерогативой женщин считается медицина и социальная сфера.
- Любая попытка внести изменения в религиозную традицию неизбежно приводит к расколу. Возможна ли, по вашему мнению, такая "демократизация" Церкви, которая не нанесла бы ей вреда?
- Что касается Русской Православной Церкви, то в ней как в зеркале отражается вся история болезни нашей страны. И конечно, в этом контексте любая женщина, пытающаяся хоть немного осмыслить свое место в жизни, - вероотступница. Либо ей приходится вести двойную жизнь: с одной стороны, быть церковным человеком, а с другой - реализовываться в обществе.
Во всех монотеистических религиях женщине стандартно отводится второе место. Но существуют и некоторые различия. Например, если иудаизм или ислам не просто позволяют, но даже предписывают женщине заниматься сексом и получать от этого наслаждение, то в христианском календаре чуть ли не каждый день - постный. Кроме того, женщина в менструальные дни считается нечистой и к общей молитве не допускается. Это есть и у евреев, и у мусульман, но все же у нас ситуация особая. Наша Церковь очень долго не реформировалась.
Правда, сейчас в Церкви появилось много людей, с которыми можно говорить серьезно. Несомненно, будущее за такими адекватными клириками, как диакон Андрей Кураев и протоиерей Всеволод Чаплин. Я уверена, что они будут совершенно по-другому рассматривать вопросы, связанные с развитием Церкви. Потому что всякая Церковь, которая не хочет потерять свою паству, должна меняться. Об этом говорит вся история религии. И если Церковь захочет сохранить в своей пастве нормальных мыслящих женщин, она, безусловно, обернется к ним лицом. Рано или поздно для женщин будут открыты все духовные институты. Именно так все происходило в Скандинавии. А ведь поначалу там устраивались демонстрации против женского священства.
- Как вы относитесь к феминистским редакциям Библии, где о Боге пишут "Она" или "Он/Она"?
- Для меня Библия - памятник литературы и культуры. Ее столько раз переписывали, почему не переписать еще раз? Кроме того, представление о том, что у Бога есть пол, делает мир одномерным. Когда человечество развивается, ему уже нет нужды одухотворять молнию, дерево или камень. Постепенно люди учатся работать с чистой идеей. Не обязательно надевать на нее какой-то телесный облик. Так что я не считаю, что это разрушение системы ценностей. Это скорее адаптация ее к современным условиям. Всякая либерализация сознания движет человечество вперед, а не назад.
- Вы - психоаналитик. Согласны ли вы с Фрейдом, считавшим религию неврозом человечества?
- Дело в том, что психоанализ - не философия. Это просто технология терапии. Совершенно не важно, что по этому поводу считал Фрейд как философ. Он начал заниматься своей методой, столкнувшись с глубоким кризисом современной ему психиатрии и религиозной модели. При этом я абсолютно согласна, что, когда человек находит в религии мотивацию для отсутствия сексуальной жизни, за этим стоят огромные проблемы.
Ведь религия не обязательно означает воздержание. Я уже говорила, что множество религий приветствует сексуальную жизнь человека как технологию распределения и обновления энергии и даже возводит ее в культ. А моногамный брак с жесткими ограничениями, безусловно, возник как механизм выживания народов, не способных защититься от венерических болезней. Точно так же, как люди научились мыть руки, чтобы не вымереть от дизентерии.
- Значит, и обрезание вы рассматриваете как гигиеническую процедуру?
- С обрезанием, на мой взгляд, все гораздо хуже. Я считаю, что травма, нанесенная ребенку таким способом, почти невосстановима. Мне приходилось консультировать мужчин, прошедших через обрезание. Для маленького ребенка рушится мир, потому что от его тела отрезают кусок. Все разговоры про обезболивание - детский лепет. Если уж есть техники, позволяющие человеку вспомнить то, что было с ним в утробе, то младенческие впечатления фиксируются в памяти и подавно. Недаром, кстати, на Западе начинают появляться документальные фильмы, в которых обрезание и процедура исповеди вводятся в зону критики. И это очень важно.
- Не секрет, что многие духовники пытаются регламентировать жизнь своей паствы даже в мелочах. Что можно посоветовать людям, столкнувшимся с этой проблемой?
- Что-либо посоветовать очень трудно. Мы ведь живем по своему семейному сценарию. Люди, воспитанные тоталитарными родителями, выбирают себе тоталитарных друзей, тоталитарных любимых, тоталитарных начальников, тоталитарных соседей или стараются сделать их таковыми. И в этой ситуации говорить что-либо просто бесполезно. Такой человек вас не услышит, потому что он идет к духовнику именно за этим. Бывают, конечно, такие ситуации, когда на дальний приход посылают одного-единственного священника и прихожанам просто не из кого выбирать.
Недавно был суд над одним католическим священником. Изгоняя бесов, он так долго лежал на грудной клетке мальчика-аутиста, что тот умер. И правосудие признало этого священника виновным, несмотря на его благое желание изгнать бесов. Нельзя выводить священников из зоны критики, Уголовного кодекса и общей этики.
- Вы часто полемизируете со священнослужителями по поводу применения контрацептивов. Не могли бы вы кратко сформулировать вашу позицию?
- Мне бесконечно приходится оппонировать различным бессмысленным депутатам, а также бессмысленным священникам, которые приходят на телевидение и начинают рассказывать, что население России стремительно вымирает. Поэтому, дескать, надо срочно запретить аборты. Но ведь уже миллион раз говорилось, что запрет на аборты повышает только три показателя: количество детоубийств, количество детей, сданных в детские дома, и количество смертей от криминальных абортов. А вовсе не рождаемость. Прекрасно это зная, священники продолжают врать.
Приходится им напоминать, что тема контрацепции поднималась на Архиерейском Соборе 2000 г. В его материалах можно прочесть, что абортивными контрацептивами считаются только те, которые приводят к уничтожению плода. А презервативы, гормоны и все остальное - не столь тяжкий грех. Но каждый раз священники делают вид, что никогда об этом не слышали. И в каком-то смысле к абортам ведет именно такая безграмотность нашего духовенства.
Это, кстати, характерно не только для православия. Папа Римский круглые сутки борется с презервативами, несмотря на то, что распространение гепатита и ВИЧ-инфекции для многих стран уже стало проблемой национальной безопасности. Особенно в африканских странах, где каждый восьмой ВИЧ-инфицирован. Именно туда Иоанн Павел II посылает миссионеров, которые проповедуют, что презервативами пользоваться нельзя.
- Тогда каково ваше отношение к абортам? С одной стороны, вы считаете, что их запрещать нельзя, а с другой - выступаете против них.
- Аборт наносит огромный вред организму женщины. Но в то же время право на аборт - высочайшее завоевание цивилизации. Потому что с этого момента женщина получила возможность самостоятельно решать, когда и сколько детей ей заводить, и перестала быть детородной машиной.
Представители разных религий спорят, на какой день плод обретает душу. По моему разумению, душа здесь вообще ни при чем. Точно так же мы можем наградить душой любой из наших органов и считать убийством, например, удаление аппендикса. Душа формируется гораздо позже, чем рождается ребенок. Поэтому убийства не происходит. Происходит надругательство над организмом женщины.
Борьба священников с абортами - просто очередной переходный период. Когда-то Церкви не нравилась пересадка органов. Потом она воевала против экстракорпорального оплодотворения. Пора понять, что матка - не то место, где должна распоряжаться Церковь. Если мы договорились, что женщина является полноценным человеком, наделенным разумом, то решение принимает она, а не мужчина, сидящий в парламенте или во главе епархии.
Дарья Гармоненко