Всеволод Чаплин Допускает ли христианство войну? Считает ли возможным участие верующего человека в боевых действиях? Ответ на этот вопрос, достаточно очевидный для всякого, кто знаком с богословскими традициями православия, католичества и протестантского "мейнстрима", оказывается почему-то труден для тех, кто оценивает христианство со стороны. Современная российская интеллигенция, читавшая Евангелие сквозь очки наивного позднесоветского гуманизма, возмущается всякий раз, когда христиане объявляют допустимой и достойной защиту с оружием в руках своих ближних, своих ценностей, своего Отечества.
При этом, как правило, ссылаются на библейскую заповедь "не убивай" (Исх. 20:13). Но пацифисты либо не знают, либо забывают, что в том же Ветхом Завете Бог многократно предписывал предавать смерти недругов богоизбранного народа, а также кощунников, колдунов, гомосексуалистов и других тяжких нарушителей религиозного закона. Собственно, заповедь "не убивай", если рассматривать ее в контексте всех ветхозаветных священных книг, относится по преимуществу к несправедливому убийству членов собственной этнорелигиозной общины - древнего Израиля.
Новозаветная этика выводит нравственные нормы за рамки одного этноса и одной религиозной общности. Однако в Евангелии и других новозаветных книгах нет и тени безответственного пацифизма. Война признается естественным элементом жизни в поврежденном грехом земном мире. "Когда же услышите о войнах и о военных слухах, не ужасайтесь: ибо надлежит сему быть" - говорит Христос (Мк. 13:7). Высокий нравственный идеал, который Спаситель предлагает человеку и обществу в Нагорной проповеди, говоря: "Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую" (Мф. 5:39), не является социальным проектом, "обреченным на успех". Весь Новый Завет говорит о том, что грех, вражда и разделения будут умножаться в мире, постепенно доходя до крайней черты, за которой - суд Апокалипсиса.
Вот почему человек, воспитанный в подлинно христианском духе, должен быть готов столкнуться со злом насилия и ответить на это зло. Ничто не должно мешать христианину безропотно принять личное страдание, подобно Господу и многим святым. В русской истории известно немало страстотерпцев. Однако долг защиты ближнего, веры, Родины побуждает христианина взять в руки оружие. Вспомним периоды военных испытаний, когда и архиереи и святые призывали народ к вооруженному сопротивлению иноземным и иноверным захватчикам.
Итак, в христианской традиции есть вещи более важные, чем земная человеческая жизнь. Это жизнь и благо ближнего - своей семьи, своей общины, своего народа, вообще всякого человека, который терпит бедствие и страдание. Это вера - ибо лучше умереть, чем утратить ее. Это святыни - ибо ни при каких условиях христианин не должен обрекать их на поругание. Антропоцентрическая политико-правовая система, защищающая только земные интересы человека и общества, вряд ли когда-нибудь будет полностью одобрена христианством именно потому, что в ней ценности веры и Отечества, за которые способен умереть христианин, ставятся много ниже ценности выживания человека в этом мире, "ценностей" комфорта, достатка, здоровья, успеха. Христианство требует не жертв, но Жертвы - жертвы собой. Эта жертва не обязательно должна совершаться на поле брани - ею может быть и каждодневная мирная самоотдача. Но Христос говорит: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих" (Ин. 15:13).
И все-таки война - это всегда зло. Даже праведное убийство оскверняет человеческую душу. Не всякий мир оправдан и свят, но мир, позволяющий человеку сохранить веру и нравственно достойную жизнь, лучше войны. Более того: даже если война происходит, человеку, участвующему в ней, нужно хранить себя от злобы и неоправданного насилия. В Основах социальной концепции Русской Православной Церкви читаем: "Одним из явных признаков, по которым можно судить о праведности или несправедливости воюющих, являются методы ведения войны, а также отношение к пленным и мирному населению противника, особенно детям, женщинам, старикам┘ Война должна вестись с гневом праведным, но не со злобою, алчностью, похотью и прочими порождениями ада┘ Борясь с грехом, важно не приобщиться к нему". В том же документе говорится, что Церковь не может сотрудничать с государством в ведении гражданской войны или агрессивной внешней войны.
Итак, традиция христианского реализма смотрит на войны как на неизбежное зло и вдумчиво разделяет их на справедливые и несправедливые. Такой подход объединяет православных, католиков и большинство протестантов. Бескомпромиссный пацифизм свойствен лишь некоторым протестантским движениям, например "Свидетелям Иеговы" и квакерам. Конечно, эти люди имеют право на свои взгляды, равно как и на альтернативную службу. Однако не становится ли для них вольная интерпретация Библии "оправданием" эгоистического отказа от своего гражданского и человеческого долга?
Радикальный пацифизм противоречит не только многовековой христианской традиции, но и элементарной человеческой логике. Вряд ли кто-то из последовательных противников насилия захочет жить в государстве, где нет ни армии, ни полиции. Нет, эти люди живут среди нас. А значит, пользуются плодами самопожертвования других. И если одни реально рискуют жизнью, а другие требуют альтернативной службы близко от дома, в полной безопасности и комфорте, то в этом видится какая-то неправда.
Наши интеллигенты - не "свидетели" и не квакеры. Просто в их понимании христианство - это все то же человекобожие, только с легким запахом ладана и старых книг. Однако церковная традиция не проектирует воздушных замков, не строит Царства Божия на грешной земле. Те же, кто стремится к этому, построят лишь новую Вавилонскую башню.
Дарья Гармоненко