Андрей Ваганов
|
|
Опосредованная связь чтения книг и потребления пищи – универсальный изобразительный и риторический прием. «Книга не кухонная принадлежность». Художник И.Ю. Шлепянов. Москва, 1926. Экспонат выставки в Российской г осударственной библиотеке «Товарищ книга. Читатель и чтение в советском плакате 20–30-х гг.», 2018 год. Фото автора |
Вкусовщина
Итак, вкус чтения. Идея проста: попробовать (sic! Сразу же возникают термины из области приготовления и потребления пищи) проследить, как книга-артефакт влияет на органолептику нашего восприятия и текста – как генератора метафор, включающих физиологические механизмы потребления пищи. В данном случае – метафор, относящихся к сфере вкусовых ощущений.
Отметим, что текст по-настоящему большого писателя можно легко отличить от патоки словесной пульпы по трем признакам: как он изображает любовь (эротику и секс в том числе), смерть (момент перехода) и застолье (гастрономический аспект в особенности). Наш интерес будет сосредоточен вокруг гастрономической риторической стихии. То есть пищевые метафоры (а иногда вовсе даже и не метафоры!), связанные с книгой и поглощением ее содержимого – текста. Как в процессе общения читателя с книгой (вроде бы вовсе метафизический акт) происходит генерация вполне материального электрического импульса для срабатывания вкусовых рецепторов. И как это отражается в литературе.
Вкусовые ощущения возникают благодаря сложному взаимодействию между химическими веществами, содержащимися в пище, и специализированными клетками вкусовых рецепторов. Вот основные этапы и механизмы этого процесса.
Вкусовые рецепторы. Они расположены на языке, а также на нёбе, глотке и верхней части пищевода. Сконцентрированы во вкусовых почках (около 2000–5000 у человека), которые, в свою очередь, находятся на вкусовых сосочках (грибовидные, желобовидные, листовидные). Каждая вкусовая почка содержит 50–100 вкусовых клеток, которые непосредственно отвечают за восприятие вкуса.
Важно: каждый вкус активирует разные механизмы в рецепторах.
Механизмы восприятия вкуса. Сладкий, горький и умами воспринимаются через так называемые G-белковые рецепторы (GPCR). Эти рецепторы активируют внутриклеточные сигнальные пути, приводящие к высвобождению нейротрансмиттеров. Соленый и кислый вкусы воспринимаются через ионные каналы: соленый вкус, возникающий в нашем мозгу, создают ионы натрия (Na+), проникая через натриевые каналы в клеточных мембранах. Кислый вкус: ионы водорода (H+) блокируют калиевые каналы или активируют протонные каналы.
Передача сигнала в мозг. Вкусовые клетки генерируют электрические сигналы в ответ на стимуляцию. Эти сигналы передаются через афферентные нервные волокна (лицевого, языкоглоточного и блуждающего нервов) в ствол мозга (ядро одиночного пути). Далее информация поступает в таламус, а затем в первичную вкусовую кору (островковая доля и оперкулярная кора).
И все это, как оказывается, имеет почти непосредственное отношение к чтению книг.
Филолог и антрополог Полина Барскова в своей исследовательской статье «Вес книги: стратегии чтения в блокадном Ленинграде», приводя несколько примеров популярности книг Чарльза Диккенса, приходит к такому заключению: «Для нас важно, что чтение Диккенса не только учило абстрактной человечности вообще, но также и ее конкретным навыкам: например, напоминало зимой 1941 года, что едой можно наслаждаться, когда самым естественным желанием было насыщение, а не гурманство» (Неприкосновенный запас. № 6, 2009).
И тем более поразительно, что вся эта биомеханика может «заводиться» всего лишь от типографских знаков, напечатанных на бумаге и особым образом скомпонованных. Поэтому на риторическом уровне процесс чтения и обрастает пищевыми метафорами. Предельно ясно об этом высказался классик английской эссеистики Уильям Хэзлитт (1778–1830): «Книги вкрадываются в наше сердце; слова поэта примешиваются в нашу кровь… Мы дышим их атмосферой и обязаны им всем…».
Каша – в голове
Если ольфакторные (обонятельные) метафоры (см.: «Запах чтения», «НГ-наука», 26.02.25) часто отсылают нас к памяти, заставляют ностальгировать, имеют отношение к внешности книги (переплет, бумага), то метафоры вкусовые оценивают, если можно так сказать, качество содержания книги и наш сиюминутный status quo. При этом «различие между обонянием и вкусом основывается скорее на природе химических стимуляторов, чем на анатомической структуре воспринимающих органов», – подчеркивает профессор химии Паоло Пелоси (Обоняние. Увлекательное погружение в науку о запахах. М., 2020).
Итальянский прозаик Гвидо Витиелло приводит любопытную подборку фактов. «Читать и есть два близкородственных действия, и у обоих есть всевозможные нюансы, связанные с гурманством. Поэт Ковентри Пэтмор сравнил Шекспира с ростбифом, и, думаю, литератору не снискать лучшего комплимента. Однако в куда большей степени на восприятие влияют даже не сочетания вкусов, а способ жевания и особенности пищеварения. Возьмите хотя бы двух критиков-дегустаторов, оценивавших «Имя Розы» Умберто Эко: Пьер Джорджо Беллоккьо счел этот роман «несъедобным варевом», а Грация Керки – чем-то вроде картошки из «Макдональдса». Самое знаменитое высказывание на этот счет принадлежит Фрэнсису Бэкону (на сей раз речь о философе, а не о художнике): «Есть книги, которые нужно пробовать, те, которые нужно проглатывать целиком, и совсем немного тех, которые нужно как следует прожевать и переварить» (Витиелло Г. Читатель на кушетке. Мании, причуды и слабости любителей читать книги. М., 2023).
«Я говорю сейчас не о читателе, который кушает книгу, вернее, слизывает ее вкусную часть для своего личного отдыха. Мой же органический читатель книгу не кушает, а пережевывает ее и вовлекает себя в сотворчество», – продолжает тему советский писатель Михаил Пришвин.
Очень интересны чтецкие аналогии бытовому/пищевому «перекусу на ходу». Побольше и побыстрее…
Профессор Сергей Иннокентьевич Поварнин (1870–1952), например, отмечал в своей брошюре «Как читать книги» (Л., 1924): «Но и самый способ чтения тоже может принести вред, вред и телесный, и душевный. Привычка «глотать» книги может вызвать головные боли. Может способствовать развитию неврозов, неврастении и других болезней нервной системы, а также быть одной из причин различных телесных заболеваний, производных от нарушения нормальной деятельности нервной системы. Человек «с кашей в голове» есть плод ложной начитанности, результат плохого чтения, зубрежки и отсутствия логической выучки. Мне приходилось нередко слышать жалобы «глотателей» на ослабление памяти. Вообще же – когда много «глотается», мало переваривается. В результате – «каша в голове». Кстати, эта брошюра Поварнина была одним из первых руководств в СССР по методике чтения.
Впрочем, «каша в голове» – это еще не так страшно звучит. Альтернатива этому читательскому «пищевому» спринту выглядит на риторическом уровне гораздо более грозно. Вот и Ницше отчеканил: «Филолог есть учитель медленного чтения». А прилежный студент (обучающийся) должен не просто вчитываться, но «вгрызаться»: грызть гранит науки. Метафора эта приводит к единственной аналогии – пенетрация текста, его «бурение» (drill), переработка «словесной руды».
В истории России был период, идеально соответствующий этой парадигме – начало 1920-х. Известный отечественный художник Владимир Алексеевич Милашевский вспоминал: «Они учились в вузах, жаждали вступить на высшую ступень культуры в жизни, они выгружали мокрые дрова из барж в свободное от «учебы» время (это слово появилось тогда, раньше русский язык не принял бы его в свое лоно как «урода»). Работали по ночам на железной дороге, чтобы как-то улучшить паек, чтобы «пошамать» и отдохнуть на «койке»! И грызли, грызли гранит науки!» (Милашевский В.А. Вчера, позавчера… Воспоминания художника. М., 1989). Удивительно, но даже из гранита науки можно сварить кашу в голове.
Про них же, студентов, Борис Осипович Финкельштейн (псевдоним – Борович) в 1924 году писал: «Кому приходилось спешно готовиться к зачетам или проверке, особенно кто подвергался блаженной памяти экзаменам, тот знает, какие разнообразные, хотя и тщетные меры принимались, чтобы выиграть время для подготовки: тут и черный кофе, и пиво и пр. Но ясно же, таким путем можно отогнать сон, можно взвинтить свою нервную систему, но этим никак не уничтожить утомления и, следовательно, не поднять работоспособности» (Борович. Как читать книгу. О чтении – О книгах – О записи. Харьков, 1924).
Гигиенисты тех времен почти напрямую связывали процесс чтения с поглощением пищи. Отсюда и рекомендации по правильной организации процесса – и тут уже сложно разделить: чтения или приема пищи. «1. При чтении, сидя за столом, не сгибайтесь так, чтобы грудная клетка давила на желудок; если устанете сидеть, можно читать стоя. Но запомните: лежа читать вредно! (Питаться лежа, впрочем, тоже – еще то удовольствие. – А.В.)
5. Не следует читать немедленно после основательной еды, когда организм занят пищеварением. После обеда полчаса-час отдыхайте, да и перед обедом окончите умственную работу минут за пятнадцать до приема пищи», – категоричен Ст. Никифоров в статье «Техника работы над книгой» (Как работать с книгой: сб. под ред. М.Н. Лядова. М., 1929)
Другой автор, Л. Базилевич, питанию перед, во время и после чтения книги посвящает самостоятельный параграф, «Пища», в своей книге: «Из сказанного ясно, что работа с книгой, как и всякий умственный труд, отнимает много сил у человека. Эти силы надо систематически поддерживать. Установлено, что в человеческий организм необходимо вводить ежедневно 80 грамм белков, жиров – 40–60 грамм и углеводов 350–400 грамм. Исходя из этого и надо устанавливать каждому свой пищевой режим» (Базилевич Л. Основные правила работы с книгой и газетой. Пособие для малоподготовленного читателя. М.; Л., 1928).
В общем, «книга такой же предмет необходимости для людей, как хлеб, сон, воздух и солнце свободы» (Гриневская И. Похвала книге: сб. И.А. Шляпкина. Пг., 1917).
Библиоликворы
Сравнение чтения с потреблением пищи – это универсальный риторический прием, который помогает передать важность книг для духовного и интеллектуального развития человека.
Известный отечественный книговед и библиофил Михаил Николаевич Куфаев (1888–1948) одним из признаков библиофила называл такого любителя книг, который «…не рассудочно только, а с некоторой примесью чувственности любит книгу, как любят сосуд, льется ли из него врачующая все человечество влага, или опустошенный стоит он, покорный велениям «sua fata libelli» (Куфаев М.Н. Библиофилия и библиомания. (Психофизиология библиофильства). Л., 1927).
И это, кстати, еще одно ответвление темы «Вкус чтения»: книга как живительная влага, один из ликворов человеческого организма. Не случайно возникла еще одна распространенная пищевая метафора: запойное чтение. «Иногда подобное «запойное» чтение художественной литературы является для читателя прямой подменой подлинной жизни: читатель доводит свои реальные переживания до минимума, отрывается от окружающей его живой жизни и незаметно для себя получает о ней совершенно неверное, искаженное представление», – предостерегает В. Чарнолуский (Учись работать с книгой: сб. М., 1961).
А как по-другому… «Конечно, известный минимум знаний должен быть впитан из книг, увязан с предшествующим жизненным опытом и таким образом переварен, сделан своим (усвоен)», – подчеркивает Ст. Никифоров. Мало того, по мнению специалиста в области логики, профессора С.И. Поварнина, «Искусный читатель должен: …если потребуется, взять из книги сполна все, что она может дать; выжать, выпить, впитать сполна все ценное, что в ней имеется и может быть дано чтением».
«Выжать, выпить, впитать сполна все ценное» – весь этот ряд энергичных глаголов как будто взят из «Книги о вкусной и здоровой пище». Но нет, речь идет именно о процессе чтения.
Известный австрийский поэт Роберт Гамерлинг (1830–1889) утверждал: «Прочитанное остается в нас безсознательно, переходит в плоть и кровь, как пища» (цит. по: Ант. Гинкен. О чтении и книгах. Вып. II. Похвала книгам. О чтении. О выборе книг. СПб., 1914). Вот и сам Гинкен замечает: «Вообще же можно сказать, что для современнаго интеллигентнаго человека – чтение почти физиологическая потребность; это материал для работы его мозга, как пища – для работы желудка и кишек, и, как таковая же, может быть полезным или вредным и быть заменен суррогатом».
Вот еще несколько примеров сравнения чтения книг с потреблением пищи, но теперь уже из художественной литературы. Этот прием используется для передачи глубины восприятия, удовольствия и насыщения, которые приносит чтение.
Рэй Брэдбери, «451 градус по Фаренгейту». Как мы помним, в этом романе главный герой, пожарный Монтэг, в чьи обязанности входит сжигать книги как вредный для общества артефакт, внезапно ощущает, как чтение книг насыщает его внутренний мир, словно он «поглощает» знания и эмоции. «Теперь книги лежали вокруг него грудами свежей рыбы, вываленной для просушки»; «Монтаг рывком открыл книгу и стал быстро листать страницы, он ощупывал их, как слепой, и, мигая, впитывал очертания отдельных букв».
Владимир Сорокин создает зеркальную брэдберевской конструкцию будущего, не менее фантасмагорическую. Главный герой его романа «Манарага» (М., 2017), русский «шеф-повар» Геза, занимается тем, что готовит на гриле такие, например, блюда кухни, как «осетрина на Достоевском», «баранья печенка на Эсхиле»... Не такое уже и далекое будущее, 2037 год: «С тех пор как человечество перестало печатать книги и навсегда сделало лучшие из них музейными экспонатами, book’n’grill появился на свет. Люди всегда тянутся к запретному плоду. Девяносто процентов отпечатанных человечеством книг были сданы в утиль или просто выброшены на помойки, чтобы не занимали пространство в квартирах. А вот оставшиеся десять, осевшие в музеях и библиотеках, вдохновили лучшую часть человечества на удивительную страсть. Первый стейк был зажарен двенадцать лет назад в Лондоне на пламени первого издания «Поминок по Финнегану», выкраденного из Британского музея. Его приготовили и съели четверо великих мужей – психоаналитик, флорист, биржевой брокер и контрфаготист. Так родился book’n’grill».
Кстати, если заменить одну букву в названии профессии Гезы, – book-n-driller – буквально получим «книгопроходчик» (по аналогии – «шахтопроходчик», «горнопроходчик»). Привет всем грызущим гранит знания.
А ведь каких-нибудь 100 лет назад реальность представлялась совсем другой – как у Марселя Пруста в его семитомном романе «В поисках утраченного времени». Для Пруста книги – это «пиршество» для ума.
Библиофаги
Еще один поворот темы задает Льюис Кэрролл, «Алиса в Зазеркалье». В одной из сцен Алиса встречает книгу, которую можно «съесть», чтобы понять ее содержание. Тут – прямое сравнение чтения с потреблением пищи, текст становится источником питания для ума непосредственно через желудочно-кишечный тракт.
Однако пожирание книг (буквально – пожирание!) отнюдь не изобретение Кэрролла. Еще ветхозаветному пророку Иезекиилю явилось некое пылающее, огненное Нечто и приказало: «Открой уста и съешь, что Я дам тебе». Это оказался свиток, исписанный «внутри и снаружи, и написано на нем: «и плач, и стон, и горе». «…И я съел, и было в устах моих сладко, как мед», – свидетельствовал Иезекииль.
«Нечто похожее случилось с Иоанном Богословом в 10-й главе «Апокалипсиса», когда ему явился ангел с книгой: «Он сказал мне: возьми и съешь ее; она будет горька в чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед». Иоанн выполняет его требование, и в этом случае обещания оправдались – книга сладкая на вкус, как и та, что съел Иезекииль, но стоило ему проглотить ее, как «горько стало во чреве», – не забывает отметить Гвидо Витиелло.
Но тут приходится прибегать к банальной истине: жизнь – это плохой роман. В том смысле, что человеческие фантазмы не могут сгенерировать ничего такого, чего бы не существовало в реальности. Из фантазмов… – в реальную жизнь.
Полина Барскова в упомянутом выше исследовании, практик общения с книгами в блокадном Ленинграде, приводит такой эпизод: «…книга несла жизнь и была жизнью. Мы находим упоминания о том, как книга становилась едой буквально: «В перспективе моего меню корешки многочисленных книг, ведь они тоже на добротном клею! Дела не так уж плохи!» (Лукницкий П. Сквозь всю блокаду. Л., 1978)…».
В 2014 году газета The Daily Mail рассказала о двух 50-летних сестрах-близняшках из Брэдфорда – Адели и Аните. Обе страдали редким расстройством – извращением аппетита (PICA). Если Адель имела привычку есть восковые свечи, то страсть Аниты – вещи, пахнущие старой бумагой. Самое вкусное для нее лакомство – старая книга. Чем древнее, тем лучше. Ни бактерии, ни пыль ее не смущают.
Филолог, специалист по книговедению и читательским практикам Юлия Щербинина в своей монографии «Книга как иллюзия: Тайники, лжебиблиотеки, арт-объекты» (М., 2023) приводит впечатляющий пример, который символически закольцовывает тему «книжной пищи»: «Впрочем, вряд ли что-то сравнится с «книжным туалетом» (нидер. Boekentoilet) – модной аристократической забавой начиная с XVIII века. Самый скромный и незатейливый вариант представляет собой переносной дубовый табурет, притворяющийся старинным фолиантом, внутри которого прячется ночной горшок. На корешке каламбурная надпись на французском: Histoire des Pays-Bas. 1728 («История Нидерландов»). Известен аналогичный образчик со столь же каламбурным названием «Зрелище природы». Сразу и не поймешь – то ли изобретательность, то ли глупость. А самый впечатляющий Boekentoilet можно видеть в выставочном зале Hofkamer (входит в состав комплекса Den Wolsack в бельгийском Антверпене): стульчак в виде стопки фолиантов в помещении, полностью облицованном деревянными и кожаными имитациями книжных полок.
Специалистам не вполне ясно, чем оформлялись такие туалеты – фрагментами настоящих переплетов или имитацией».
Курсив в цитатах везде мой – А.В.
Продолжение темы в следующих выпусках «НГ-науки»
