Эндемик с черными глазами

Евгений Петров: «Считается, что предки  нашей нерпы были выдавлены ледниками  на материк». Фото автора

– Евгений Аполлонович, вы уже лет 40 занимаетесь исследованиями нерпы. Почему эти исследования стали чем-то уникальным?

– В Иркутском отделении СО РАН работает Михаил Пастухов, он занимается отравляющими веществами, в том числе их влиянием на нерпу. Они смотрят концентрацию металлов, хлорорганики в Байкале. А так, чтобы заниматься экологией и биологией нерпы – нет, я действительно один такой. Официально этим должен заниматься Всероссийский научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии, «Байкал-ВНИИРО» в Улан-Удэ. Они работают по госконтрактам, и байкальская нерпа у них – один из основных объектов биомониторинга на Байкале.

– Нет, он тут не сформировался. Первоначально все-таки приплыл. Сейчас принято считать, что его предки пришли из северных морей. Пути проникновения – реки и предледниковые озера, которые образовались во время ледников. Наши сибирские реки очень старые – как текли, так и текут. А течь тогда им было некуда. Им был перекрыт выход в океан. И перед ледниками образовывались большие пресноводные водоемы, по размерам – как моря, они занимали громадные пространства.

Если за нерпой долго наблюдать, у нее  даже взгляд меняется.  Выражение морды явственное

– Нерпа относится к морским млекопитающим, но почему она живет в пресной воде?

– Это просто терминология. По происхождению она все равно морская. Почему она живет в пресной воде? Очевидно, что в те времена опреснение океана было очень большое – тоже из-за ледников. Она спокойно адаптировалась к пресной воде. Кстати, каспийская нерпа тоже способна жить в пресной воде. Каспий сильно соленый внизу, на юге, а северная часть – слабее. Ладожская нерпа вообще в озере живет.

– Байкальская нерпа чем-то от них отличается?

– Они все друг от друга отличаются. Неспециалист, может, и не увидит большой разницы, а я с первого взгляда вижу – вот она, наша. Байкальская нерпа считается отдельным видом.

– В чем же ее видовые отличия от остальных нерп?

– Нерпа на латыни – Pusa sibirica, или Phoca sibirica. И то и другое название в науке употребляется. У нашей нерпы сначала название было Phoca sibirica, а не baicalensis, как, кажется, должно быть, потому что, когда ее увидели и стали описывать, посчитали, что она живет не только в Байкале, но и в других сибирских водоемах, в частности в озере Орон в Бурятии. Но потом оказалось, что ее там нет. Это чисто наш, байкальский вид.

Отличается она довольно многими вещами. Но отличия она приобрела, уже живя здесь, в условиях Байкала. Байкал можно сравнить с Ладожским озером. Площадь – крупнейшая в Европе. И глубины есть неплохие, до сотен метров. Но Байкал настолько глубоководен, что ни в какое сравнение с остальными водоемами не идет. Попав сюда, может, и случайно, она закрепилась здесь, потому что здесь существовали условия для жизни.

Прежде всего – питание. Судя по всему, оно сильно не отличалось от того, что сейчас: это соответствующие виды рыб, в основном два вида голомянок, это глубоководные пелагические рыбы. Нерпе глубоководный водоем не нужен, но для питания она стала вырабатывать отличительные признаки: очень глубоко ныряет, до 400 метров. Это инструментально зафиксировано.

– А человек на сколько может нырять без акваланга?

– Я – не глубже чем на 2 метра, за других не ручаюсь. Потенциальные возможности человека тоже достаточно приличные. Читал про чуть ли не сотни метров, когда такой экстремал погружается по тросу. Но эти люди специально тренируются, может, какие-то медицинские препараты применяют. Обычный человек на 400 метров не нырнет. Он даже на 25 метров не нырнет. А нерпе хочешь не хочешь приходилось нырять за этими рыбами. У рыб, правда, есть суточные миграции в поверхностных слоях, ночами, но это тоже 100 метров, а то и 200. И нашей нерпе приходится долгое время задерживать дыхание. Байкальская нерпа считается рекордсменом по продолжительности ныряния в своей весовой категории. В эксперименте 68 минут продержалась. Правда, не пишут, чем дело закончилось, но, кажется, была живая после окончания опыта.

А так – на 40–45 минут ныряет точно. Сразу скажу, что таких ныряний в природе очень мало, они ей особо не нужны, только в экстремальных ситуациях.

Байкальские нерпы – коллективные животные. Если на камушке есть место, то обязательно  кто-нибудь рядом пристроится

– И как она делает отверстия во льду?

– Лапками, носом. У нее достаточно мощные лапы и прочные когти. Взрослая нерпа, если вас поцарапает, вы долго будете чувствовать.

– А может?

– Специально – нет. Они мирные у нас. А дырки нерпы делают сразу, как только лед образуется. Она вынырнула – вот тебе уже дырка. И потом присматривают за ней всю зиму.

– Как она запоминает дорогу к этому дыхательному отверстию во льду?

– Это большой вопрос. Факт в том, что они их посещают постоянно. Выныривают, дышат через них, поэтому дырки не замерзают. Потом, когда лед нарастает, очень быстро выпадает снег. Когда Байкал полностью встает, эти дырки оказываются под снегом. Тогда процесс замерзания немного другой. Есть исследования: с какой частотой нужно выныривать, чтобы лунка не замерзла при разных внешних температурах. Нерпа занята этой работой. Всю зиму она должна питаться, искать себе еду и не потерять свои отнырки, сохранить их для дыхания.

Наверное, бывает, что не туда уплывают. Отсюда и возникают способности к длительному погружению. Она может нырнуть на десять минут, а потом отнырок потеряла – и еще полчаса ищет какой-то другой. Скорее всего находит, поскольку гибель животных от удушья в природе вообще не зафиксирована. Если бы она зимой задохнулась, весной бы плавала, ее прибило бы к берегу. Но таких случаев не было.

– А от чего они гибнут?

– Как и люди, один к одному. Вообще они очень на нас похожи. Живут до 60 лет, тоже млекопитающие. Беременность считается 11 месяцев, но два месяца – диапауза, то есть развитие плода идет тоже девять месяцев. Новорожденный весит от 3 до 5 килограммов. Правда, рост другой. К двум месяцам они вырастают до 20–30 килограммов. За два месяца! Потому что жирность молока 40–50%, круче сливок. После двух месяцев они мамку теряют. Была мать, а теперь ее рядом нет.

– Но если что, можно найти, обратиться за советом?

– Нет, они уже не встречаются. После того как лед сходит, семья распадается. Папа участия вообще не принимает.

– У людей тоже так бывает.

– Да. И возрастная структура, и половая очень похожи. Самок больше, чем самцов. Отличия, правда, тоже есть, и не в нашу пользу. Я вот сейчас занимаюсь протезированием зубов – неприятная, скажу я вам, процедура. У нерп такой проблемы нет.

Считается, что линяющие звери как раз  и выходят на берега, чтобы полежать  в спокойной обстановке,  где у них меняется кровоток

– У них очень развитый интеллект. Вообще я считаю, что мы недооцениваем способности животных. Когда я смотрю на собаку, понимаю, что она хочет сказать.

– А нерпа?

– Тоже. Если за ней долго наблюдать, у нее даже взгляд меняется. Выражение морды явственное.

– В свое время я брала интервью у академика Алексея Яблокова, и он был абсолютно убежден, что существует цивилизация морских млекопитающих – китов, дельфинов. Вы с ним согласны?

– Я бы не стал называть это цивилизацией, но дельфины точно не дураки. Нерпы напрямую с нами не общаются, а может, им это и не надо? Конечно, они – коллективные животные. Если на камушке есть место, то обязательно кто-нибудь рядом пристроится. Хотя вокруг камушков много.

– А есть индивидуалисты?

– Есть. У нерп явно разная психология. Встречаются очень миролюбивые животные, хотя размеры ему позволяют дать сдачи. А другой – маленький, но злобный. Может огрызаться даже на более массивного и взрослого животного. Даже кусаться. Конечно, такое нечасто, но встречается.

Однажды я наблюдал за одноглазой нерпой, которая плавала вдоль камня, а там куча животных лежит. Они ей мешают вылезти. И она начинает брызгать на них водой. Водному животному не нравится, когда на него брызгают. Многим людям тоже не нравится. Она лежит сухая, и ей неприятно, когда на нее брызгают. То есть она специально на всех брызгала. Поплавает и обратно возвращается, начинает нападать. Я это связал с тем, что она одноглазая – обиженная.

Нерпе глубоководный водоем не нужен,  но для питания она стала вырабатывать  отличительные признаки: очень глубоко  ныряет, до 400 метров.  Фотографии Евгения Петрова и Кирилла Иванова

– Ко многим дельфинариям я плохо отношусь из-за условий содержания животных. А здесь условия прекрасные, бассейны хорошие, вода – прямо из Байкала. Ее не хлорируют, не подогревают, какая она есть в природе, такая и там. Размеры аквариумов достаточно большие. Их кормят.

– А то, что нерп заставляют выполнять разные трюки?

– Знаете, если бы они не хотели, то не выполняли бы. Вот осел не хочет идти, он и не пойдет, хоть убейте его. А нерпы делают это с удовольствием – это видно. Они артистичны по своей природе. Многие животные тут живут годами, некоторые по 10 лет. Кто-то попал сюда нерпенком, оставшись без мамы. В нерпинарии очень дорожат своими питомцами. Это же большая ценность – животное 10 лет в неволе живет и хорошо себя чувствует.

– Ведь нерп долгое время истребляли из-за ценного жира...

– Да, когда-то их добывали исключительно ради жира, потом – ради меха. Браконьерство было всегда, в том числе до революции, но тогда оно не считалось чем-то противозаконным.

Нерпа числится промысловым животным, хоть она и эндемик. Браконьерство процветало и в 1990-х, и в начале нулевых. Народ жил тяжело, работать было негде. Люди элементарно выживали. Мы вводили какие-то запреты, но это было бесполезно.

– А сейчас?

– Сейчас есть браконьеры, которые просто любят пострелять. Может, что-то и добывают, но особого ущерба, я считаю, они не приносят. По закону нерпу разрешено добывать только малочисленным народностям Севера и Дальнего Востока. А это эвенки, они же тунгусы. Буряты к ним не относятся.

– Значит, бурятам добывать нерпу нельзя?

– Нет. А эвенкам можно. Хотя эвенки не живут на Байкале. Я знаю белоруса, который стал «эвенком», чтобы получить разрешение на такую охоту. Берет каждый год разрешение на несколько сотен животных. С этой точки зрения возможны утайки, когда пишут официально 200 нерп, а на самом деле – 500. Но официальный лимит – не больше 3 тысяч в год.

– Зачем ее добывают?

– Затем, зачем и раньше: некоторые любят мясо, некоторые используют жир для медицинских целей. Шапки шьют.

– Наверняка нерпа боялась человека. А сейчас?

– Вот каспийскую нерпу истребляли сильно – по 400–500 тысяч голов в год, в том числе убивали бельков. У нас такого безобразия не было. Но что интересно: у каспийской нерпы осталась агрессия по отношению к человеку. Купаться в Каспии около острова, где они любят лежать, небезопасно. Может, и не нападет, но укусить может запросто.

Наша нерпа сразу сматывается, как только кого-то увидит. Иной раз так быстро исчезает, что ты даже не успел сообразить, что это нерпа – а ее уже нет. Она видит или чует тебя быстрее. Нападать она вообще не будет. Один раз, правда, меня укусила нерпа – я ее нес, отловив.

– Больно?

– Больно, но быстро зажило. Никакой заразы там не было. А щенки – так это натуральные дети. Бывало, мы отловили такого белька, а на улице их оставлять нельзя, им холодно. Ну и запустили их в палатку. Утром просыпаешься – а они между нами спят. Пригрелись, сопят, лежат. Они очень спокойные. Конечно, когда из сетей вынимаешь, ведут себя по-разному. Некоторые спокойно, другие пытаются сопротивляться. А когда из сетей освободил, отходишь – а он за тобой бежит. Это у многих животных и птиц так – двигаться за большим.

– У вас в музее живут два нерпенка. Как они сюда попали?

– Одного мы поймали на льду, другого в прошлом году на лежбище. Специально, чтобы сюда привезти. Они уже были самостоятельные, без мам. У нас есть разрешение на вылов 20 особей в год на научные исследования.

– Как они относятся к тому, что живут в музее?

– Они нормально себя ведут. Посмотрите, какие они толстые. Их тут кормят, не учитывая расход энергии.

– У них ожирение?

– Ну нет, это естественное их состояние. Чем жирнее нерпа, тем ей лучше. Не как у людей. Я еще не видел ни одной нерпы, чтобы у нее толщина подкожного жира была меньше полутора сантиметров. Она не выживет, если меньше будет. А если больше – хорошо. Лучше всего – 10–12 сантиметров толщина жира вокруг всего тела, кроме ласт. Ей в этом мешке тепло, как в спальнике. Вообще наши животные достаточно хорошо себя чувствуют. Никаких экологических катастроф тут не происходит, все это байки. На видео вы не найдете ни одного худого животного – может быть, один на 200–300 животных. Все хорошо упитанны, активны.

– Значит, у байкальских нерп нет никаких проблем?

– Есть. У них сейчас проблема с линькой. Они каждую весну линяют, и основная линька проходит на плавающих льдах. Они плавают целыми компаниями и линяют. Для нормальной линьки, без всяких патологий, им нужна сухая атмосфера, не вода, и солнечная радиация. Поэтому они и вылезают на лед еще ранней весной – им не хватает солнечной радиации. Вся биохимия, все гормональные процессы сходу выстраиваются, когда на них светит солнце. И так они плавают.

Но в последнее время в связи с потеплением возникают проблемы. У нас потепление точно есть, по льду это заметно – ледовый режим стал сильно отличаться от 1970–1990-х годов, например. Льды стали быстро исчезать.

– То есть им негде линять?

– Да. Физиологический процесс не изменился, им линять надо, а негде. У них эта линька затягивается на неопределенное время. Считается, что линяющие звери как раз и выходят на берега, чтобы полежать в спокойной обстановке, где у них меняется кровоток. Нужно создать соответствующие условия, чтобы линька шла. Островов им уже не хватает: сейчас народу на Байкале полно. Если брать по иркутскому берегу, то от Листвянки до Малого моря не то чтобы лежбище устроить – вылезти некуда. Все в палатках, кемпингах, пароходы бесконечно снуют туда-сюда.

– А что такое Малое море?

– Это пролив, отделяющий от материка самый большой остров Ольхон. Расстояние между Ольхоном и материком разное, начиная почти от нуля и заканчивая почти 20 километрами. Это называется Малым морем. А за ним, еще севернее, километров 150 – достаточно дикое место. Там людей мало, пока еще не добираются. Потом уже начинаются всякие населенные пункты – Северобайкальск, Нижнеангарск, там опять антропоген зашкаливает.

То есть на западной стороне озера лежать практически негде. На восточной стороне – Байкальская железная дорога до самой Селенги, потом – материк, хорошо освоенный людьми. Тоже лежать негде, хотя раньше там были лежбища. Даже у самой Листвянки вылезали нерпы.

– Сейчас здесь не вылезешь – курорт, полно народу.

– Давно уже так. В общем, мест, где тихо-спокойно, на Байкале осталось мало.

– Как же байкальские нерпы решают эту проблему?

– В этом и дело, что никак. Кто-то долинивает на островах, их там тысячи лежат. Конечно, вопрос этот не до конца изучен: долго ли они там лежат, меняются ли. Без мечения этого не выяснишь, а для мечения надо ловить животных – это целое дело. В общем, этот вопрос ждет будущих исследователей.

– Евгений Аполлонович, выходит, нерпу сегодня увидеть можно только в нерпинарии или у вас в музее? В дикой природе – никак?

– Почему же, можно и в природе. Есть у нас заповедник – архипелаг Ушканьи острова (раньше ушканом называли зайца). Там находится крупнейшее лежбище нерп. Так вот, там установлены веб-камеры, с помощью которых практически в круглосуточном режиме вы можете совершенно бесплатно наблюдать, как живется байкальской нерпе. Зрелище удивительное, завораживающее.