Виктор Лось
Участники Саммита по целям в области устойчивого развития в очередной раз фактически подтвердили, что рассматривают концепцию sustainable development в качестве основного инструмента мирового развития. Фото Reuters
18–19 сентября 2023 года в Нью-Йорке проходил Саммит по целям в области устойчивого развития (ЦУР). Мировые лидеры собрались, чтобы обсудить повестку дня в области устойчивого развития до 2030 года и подвести итоги выполнения 17 целей в области устойчивого развития. Участники саммита отметили, что острота противоречий современной мировой социально-политической ситуации отнюдь не благоприятна для эффективной реализации ЦУР. И тем не менее в принятой на саммите Политической декларации заявлено о поддержке курса мирового сообщества на продолжение стратегии устойчивого развития. Более того, было принято решение о проведении Саммита будущего (сентябрь 2024 года). Подготовка к этому саммиту уже началась.
В приложении «НГ-наука» мы постараемся отслеживать это процесс. Сегодня – первый материал в этой рубрике. Обсуждение концепции устойчивого развития в мировом и российском контексте, надеемся, отвечает интересам и окажется полезным как для ученых, так и для общества в целом. Причем речь идет не только о сообществе ученых-экологов. Экспертный, критический взгляд на ЦУР и стратегию устойчивого развития как геополитический феномен могли бы представить экономисты, социологи, физики, математики (куда же без математики?!), химики и даже филологи (почему бы нет?). Цели устойчивого развития, конечно, надо пропагандировать. Но при этом их не только можно, но и нужно аргументированно критиковать.
Андрей Ваганов, ответственный редактор приложения «НГ-наука».
Ведущие страны мирового сообщества, восстановившись в целом после разрушительных последствий Второй мировой войны, вынуждены были обратить внимание на деградацию природной среды в процессе расширяющейся человеческой деятельности. Об этом «кричали» многие факты, к примеру трагический smog Лондона или опасность накопления ДДТ в живых организмах… «Защитим природу от человека» – таков рефрен серьезного беспокойства мировой экологической общественности в 60–70-х годах ХХ века. И, надо сказать, к этим призывам и обращениям прислушались.
Сочетание стереотипов
Конференция ООН по окружающей среде («Стокгольмская конференция», июнь 1972), собравшая лидеров ведущих стран мирового сообщества, не только призвала правительства и народы к сотрудничеству в области охраны природы и улучшению среды обитания человека (приняв ряд важных природоохранных документов). На ее полях была сформулирована новая стратегия развития цивилизации. В ее основе девиз «Только одна Земля».
Суть новой стратегии – сочетание экономических и природоохранных стереотипов деятельности человечества. Возникло представление о необходимости выхода цивилизации на уровень экологического развития (экоразвитие). Государства всего мирового сообщества, особенно развитые страны, достаточно серьезно отнеслись к реализации идеи баланса экономических и природоохранных процессов.
Однако спустя два десятилетия стало очевидно, что мировая социально-экологическая ситуация, несмотря на все усилия (финансирование природоохранных программ, совершенствование технологий, расширение экологического просвещения), отнюдь не улучшается. Напротив, биосферная напряженность сохраняет тренд на обострение.
Конференция ООН по окружающей среде и развитию (Рио-де-Жанейро, июнь 1992) стала крупнейшим международным форумом последнего десятилетия ХХ века, на котором обсуждался весь комплекс современных экопроблем. В Рио-92 приняли участие представители более 170 стран мира – в общей сложности около 8 тыс. делегатов, 3 тыс. представителей неправительственных международных организаций.
Девиз конференции – «Наш последний шанс спасти планету». Такой палочкой-выручалочкой стала рассматриваться концепция sustainable development, которая уже на протяжении более 40 лет положена в основу мировой стратегии развития. Она ориентирована на взаимосвязь экономических, экологических и социокультурных процессов.
В течение нескольких десятилетий и страны глобального Севера, и страны глобального Юга реализуют, правда с различной степенью активности, национальные стратегии устойчивого развития. И тем не менее позитивные результаты так и не были в целом достигнуты. Более того, к началу ХХI века планета оказалась в системном кризисе. Проявления его очевидны:
-
во-первых, сохранение угрозы эпидемии коронавируса COVID-19 и его модификаций;
-
во-вторых, усиливающийся тренд на радикальные климатические изменения;
-
в-третьих, масштабная утрата биоразнообразия исторически сложивших природных объектов;
-
в-четвертых, продолжающееся загрязнение природной среды обитания человека;
- в-пятых, турбулентность мировых социально-политических процессов, усугубляющих и осложняющих разрешение противоречий современного планетарного развития.
Иными словами, десятилетия обсуждения и реализации стратегии устойчивого развития и выполнения ЦУР не привели к искомым рационально-гармоничным взаимоотношениям элементов глобальной системы «человечество-биосфера-цивилизация». При этом и само представление о сущности нового типа этих взаимоотношений было противоречивым, не получившим общепринятой интерпретации. Хотя мировая и национально-региональная стратегии нового типа реализовались, согласно принятым международным решениям и программам. Более того, основные ее тренды сохраняются и до 30-х годов ХХI века.
Тем не менее фиксируется определенная нестыковка между практическими действиями глобального социума и их теоретическими обоснованиями.
Терминологическая неопределенность
В сущности, если обострять, то процесс продвижения цивилизации в искомое будущее развивается отчасти на основе сказочного повеления: «Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что».
Понятие sustainable development (англ. «поддерживающий», «длительный» и др.) в официальных документах ООН на русском языке было переведено как «устойчивое развитие» (УР). В его основе лежит официальное определение («комиссия Брундтланд») как развитие, ориентированное на «удовлетворение потребностей нынешнего поколения, без ущерба для возможности будущих поколений удовлетворять свои собственные потребности».
И хотя это понятие стало общепринятым, тем не менее выявление его сущности продолжается до сих пор. И если первоначально феномен «устойчивого развития» связывался преимущественно с преодолением социально-экологических противоречий мировой динамики, то постепенно внимание акцентировалось на необходимости изменения экономической модели цивилизации, смягчения противоречий между странами Севера и Юга, повышения «степени управляемости» процессами глобального масштаба, расширения культурологических взаимоотношений между разными «ветвями» современной цивилизации.
Вместе с тем по-прежнему идет поиск адекватных ответов на вопросы критического характера. К примеру, на такой: как трактовать понятие «устойчивость» применительно к социоприродным системам, для которых характерно стремление к динамизму, а устойчивость ассоциируется со стагнационными трендами? Или: в официальном определении УР применительно к будущим поколениям фиксируется возможность удовлетворения «собственных потребностей», которые, как известно, неуклонно возрастают. А это входит в противоречие с базисной тенденцией, связанной с рационализацией потребительской направленности человечества.
В течение нескольких десятилетий в рамках мирового научного сообщества идет активный поиск адекватных определений «устойчивого развития», выявления его сущностных характеристик и особенностей. И ни одно из них так и не достигло степени признания классического (официального) определения.
Быть может, в этом и нет особой необходимости. Несмотря на различия подходов и интерпретаций УР, разных исследователей во всем мире объединяет стремление разработать и запустить механизм, способный преодолеть остроту противоречий элементов в системе «человечество-биосфера-цивилизация».
Есть и еще объединяющие всех исследователей факторы: осознание необходимости сочетания динамического развития цивилизации с сохранением равновесия естественных экосистем, традиционного потенциала биосферы как безусловного фактора исторического выживания человечества; принятие тезиса, в соответствии с которым целесообразно создание механизма, обеспечивающего «справедливое» потребление природных ресурсов между странами глобального Юга и глобального Севера (именно Север должен нести груз «экономической ответственности» за преобладающее использование мирового ресурсного потенциала); выявление прогностического тренда развития цивилизации, что обеспечивает взаимосвязь настоящего и будущего мировой цивилизационной динамики.
Эволюция центризма
С христианским антропоцентризмом как социокультурным основанием западного социума связывается его прорыв по отношению к восточным цивилизационным моделям. Если человек восточного типа мышления в процессе бытия стремился «вписаться» в природные связи и отношения, то западному человеку, ориентирующемуся на удовлетворение индивидуальных и общественных потребностей, удалось занять на несколько столетий лидирующее положение в цивилизационной иерархии.
С одной стороны, антропоцентризм западного образца стал концептуальной основой, положенной в фундамент социально-экономического динамизма цивилизации западноевропейского типа. С другой стороны, традиционный антропоцентризм, связанный с ориентацией на потребительские стереотипы социума, оборачивается осознанием высокой «степени тупиковости» этого тренда. В сущности, весь ХХ век прошел с осознанием фатальности обострения социоприродных противоречий. Исторически сложившаяся потребительская модель рыночных отношений не «вписывалась» в реалии естественных экосистем, ожесточая их антропогенную деградацию, ставя под угрозу не только благосостояние – выживание человечества.
Тем не менее абсолютизация альтернативного биосфероцентризма, связанного с реализацией идеи сохранения всего живого, положенной в основу мировоззренческих ориентиров цивилизаций восточного типа, также не имеет исторической перспективы. Все более отчетливо осознается тот факт, что острота мировой биосферной напряженности перемещается именно в восточные регионы. Их «историческая экофильность» отступает под демографическим давлением и относительной слаборазвитостью. При этом, к примеру, китайский экономический динамизм вопреки буддистской-конфуцианской экофильности, несмотря на реализацию обширных государственных природоохранных программ, оборачивается обострением национальной экологической ситуации.
Концептуальное решение проблемы рационализации взаимоотношений системы «человечество-биосфера» предполагает «вариант Агафьи Тихоновны», пытающейся сочетать «развязность» Балтазара Балтазарыча с «дородностью» Ивана Павловича. Или в терминах «русского космизма», соединение интересов человека с целостностью мироздания.
Биосферные тренды
В историческом контексте выживание человека связано с двумя противоположными тенденциями. Одна из них – «растворение» в природной среде. Другая – неуклонное противопоставление ей, ибо только реализация этого тренда лежит в основе реального выделения человека из животного мира, его продвижения вверх по эволюционной лестнице.
И уже современный палеографический анализ связывает первые экологические катастрофы как с последствиями (природными) ледникового периода, так и с антропогенным фактором: исчезновение крупных млекопитающих в результате активизации охотничьей деятельности человека, еще одетого в шкуры животных.
Со временем противоречия между человеком и средой его бытия приобретают все более экстремальные формы выражения. К примеру, существует немало фактов, доказывающих, что уход с исторической сцены некоторых древних цивилизаций (шумерской или хараппской), возникновение пустыни Сахара – все это последствия сложившихся форм и масштабов антропогенной деятельности.
И этот негативный экологический тренд достиг на рубеже ХХ–ХХI веков реального «предела роста»: продвижение цивилизации в этом направлении реально ведет к нарушению исторического равновесия естественных экосистем. Возможно, нарушение исторического биосферного равновесия уже носит необратимый характер. То есть динамическое равновесие глобальной системы «человечество-биосфера» возвратится, но это будут уже другие и биосфера, и человек – с измененными качественными (и количественными) характеристиками.
Еще один тренд, радикального изменения климата, – один из определяющих динамику и перспективы современного цивилизационного процесса. Существуют две модели климата будущего. Одна из них – грядущее климатическое похолодание.
Еще в начале ХХI века ее статус был достаточно высок. Высказывалась точка зрения, исходящая из представлений об историческом балансе «похолодание-потепление», в соответствии с которым эти состояния глобального климата меняются. Доказывалось, что современная планета приближается к началу очередного ледникового периода, обусловленного естественным понижением солнечной активности под воздействием космической пыли, а также как результат влияния Мирового океана на атмосферные процессы. Нечто подобное в середине 1980-х показывали расчеты глобального компьютерного моделирования (проект «Ядерная зима»).
Сегодня, однако, мировой климатологический истеблишмент исходит из безусловного принятия тенденции потепления, тренд похолодания сдвигается на весьма отдаленную историческую перспективу. В ее основе – «парниковый эффект», обусловленный выбросами углеводорода как результат антропогенной деятельности. В «парниковых» лидерах сегодня числится Китай, превышающий почти в два раза соответствующие показатели США.
Международные соглашения исходят из того, что глобальная температура не должна превышать нынешние характеристики к 2100 году не более чем на 1,5 градуса. Реализация этой целевой установки предполагает переход цивилизации на низкоуглеродный путь развития, балансирующий между масштабами выбросов антропогенных газов и темпами их ассимиляции.
Другая глобальная тенденция – сокращение биоразнообразия как результат последствий сложившихся форм и масштабов антропогенной деятельности, когда природные ресурсы подвергаются чрезмерной эксплуатации, в окружающую среду по-прежнему сбрасываются отходы производства, а климатические тренды радикально изменяют естественную среду обитания живых организмов. По экспертным оценкам, за последние 500 лет исчезло 902 вида животных (включая амфибий, птиц, млекопитающих). Например, среди последних вымерших видов, известных ученым, – странствующий голубь, тасманийский волк, китайский речной дельфин. Причем каждый из этих видов был последним представителем своего рода.
Этот опасный тренд характерен для всех живых организмов. К примеру, под угрозой оказывается существование Большого барьерного рифа – уникальных коралловых скоплений вдоль северо-восточного побережья Австралии. Или слонов и носорогов. Более того, существенные изменения исторических параметров биосферы угрожают реальному выживанию не только традиционным формам флоры и фауны, но и ставит под вопрос будущее существование человека.
Тень Мальтуса
В ХХ веке стремительный рост населения Земли вызывал немалое беспокойство: 2 млрд человек (1925 год), 3 млрд (1955), 4 млрд (1970), 5 млрд (1986), 6 млрд (конец ХХ века); в конце нулевых годов XXI века – 7 млрд. В начале третьей декады ХХI века, по демографическому счетчику, население планеты превышает 8 млрд человек.
Впрочем, предполагается, что к середине XXI века отчетливее выявится тренд к стабилизации, а к началу следующего века – к сокращению мировых демографических процессов. Этот тренд уже ощутим: сейчас темпы мирового прироста составляют порядка 1% (в прошлые «пиковые десятилетия» – в два раза больше). По прогнозам ООН, к середине ХХI века мировые темпы демографического прироста упадут до величины порядка 0,5%.
Даже в странах глобального Юга темпы прироста населения уже падают до отрицательных величин. То есть налицо процесс депопуляции. И хотя пока мировой демографический прирост осуществляется за счет африканских и азиатских стран, тем не менее и в странах Африки южнее Сахары, и в мусульманских государствах с традиционно высокими демографическими показателями рождаемость неуклонно падает. В сущности, мировой демографический процесс стремится к уровню простого воспроизводства населения.
Иными словами, человечество устремляется к балансу своих потребностей (исходя из оптимизации численности населения) и возможностей естественного потенциала биосферы. Конечно, демографический ресурс – один из базовых компонентов, обеспечивающих позитивную динамику цивилизации.
И тем не менее демографический фактор уже утрачивает отчасти свой исторический доминирующий статус. Снижение рождаемости компенсируется увеличением продолжительности не только биологической, но и творческой жизни человека. Современный уровень цифровизации создает условия для более высокой производительности труда; оптимальный демографический рост способствует рационализации взаимоотношений человечества с биосферой, улучшению качественных характеристик среды обитания цивилизации.
Устойчивое развитие – миф?
В Политической декларации форума высокого уровня по устойчивому развитию ООН 2023 года, с одной стороны, подтверждается приверженность эффективному осуществлению Повестки дня на период до 2030 года и сформулированным в ней Целям устойчивого развития. Эти документы рассматриваются как «дорожная карта» устойчивого развития цивилизации в процессе преодоления современных многочисленных кризисов.
С другой стороны, в документе обращается внимание на то, что хотя прошло около половины срока, отведенного на реализацию Повестки дня, тем не менее «перспектива достижения ЦУР находится под угрозой», многолетние достижения в области устойчивого развития сходят на нет. По-прежнему миллионы людей планеты находятся в нищенском положении, испытывают трудности продовольственного обеспечения, не получают доступа к медицинскому обслуживанию, затруднено получение необходимого образования.
Логичен вопрос: можно ли рассчитывать на то, что мировая УР-стратегия, принятая в 1992 году (Рио-92), подтвержденная в 2015 и 2023 годах и весьма далекая от реализации сегодня, получит адекватное воплощение к 2030 году?
А ведь в ее рамках предстоит разрешение еще целой системы противоречий глобального масштаба – от преодоления тренда климатического потепления и улучшения качественных характеристик биосферы до обеспечения безопасности цивилизации в условиях современной военно-политической турбулентности. Тем не менее участники форума обязуются «к 2030 году вывести мир на путь устойчивого и жизнестойкого развития».
Стокгольмская конференция более 50 лет назад призвала мировое сообщество к необходимости выхода на уровень «экологического развития». На полях Рио-92 (40 лет назад) задачу усложнили – «устойчивое развитие» трактуется как более системный феномен, включающий учет экономических, экологических и социокультурных процессов. И цивилизация движется в искомом направлении…
Библейский Моисей выводил свой народ из египетского плена 40 лет, чтобы вытравить рабскую психологию… Сколько времени необходимо выделить современной цивилизации, чтобы человечество реально осознало необходимость нового типа мышления и форм деятельности для обеспечения выхода глобального социума на уровень экологически устойчивого развития – неужели еще столько же?
