Александр Неклесса
Интересен опыт нарождающейся децентрализованной связности «цифровых кочевников» с произвольной земной резиденцией (Digital Nomad Visa). Иллюстрация сгенерирована нейросетью Kandinsky 2.0
Природа Бога – это круг, центр которого везде, а окружность нигде.
Эмпедокл
Ойкумена – эволюционирующий организм, антропологическая система, в своем развитии переживающая ментальные, социокультурные и материальные транзиты. Происходившая в ХХ веке экстракция имперских кодов из человеческой вселенной и конвертация пестрой совокупности новых суверенов в современный миропорядок не была завершена. Фрагментация былых колоссов сопровождалась репликацией былого, генезисом авторитарных изводов, появлением несостоявшихся государств, живущих за счет трофейной экономики (failed states, predatory states, etc), прочими неурядицами.
Синкопированный транзит
Цивилизационный транзит осложняют также набегающие, догоняющие одна другую штормовые волны – их интерференции, сложения волюнтаристских, насильственных реконструкций квазиимперских организмов. Завершая постимперский этап мироустройства, Ойкумене еще предстоит в новом веке пережить ряд критических ситуаций и перетасовать исторические пасьянсы, претерпев при этом чреду острых кризисов.
Действительно, отдельные черты имперской организации власти – суверенитет без значимого участия общества, стилистику иерархий, территориальную (а не гражданскую) доминанту – унаследовал авторитарный/олигархический этатизм: режим персоналистской диктатуры (квазимонархический сюзеренитет) либо квазидемократическое государство-корпорация, приватизирующая государственную машину.
Однако имперская геополитика – стремление к овладению земными пространствами, милитарная экспансия – оказывается отходящим в прошлое форматом практики. Конфликтуя с развитием, обременяя его, она вытесняется и замещается распределенной по планете хозяйственной целостностью (транснациональная геоэкономика).
Иначе говоря, в мире складывается разветвленная, густая сеть конкурирующих связей и партнерских взаимозависимостей преимущественно в экономических областях, но не только. А эволюция обитаемых пространств все в большей степени поддерживается интерактивностью и динамизмом молекулярных сообществ, их растущим разнообразием.
Так, освобождаясь от рецидивов прошлого и проходя сквозь сложные обстоятельства, Ойкумена продвигается к очередному историческому пограничью.
Транзит предполагает трансформации и предчувствует катастрофы. В новом веке по мере модификации обстоятельств, размывания ориентиров и утраты прежних мотиваций проявляется структурная сложность ситуации: соприсутствие в актуальном историческом тексте элементов отошедшего, угасающего и предвосхищаемого, обретаемого миропорядка. В незавершенном гештальте динамичной Ойкумены ощутима стратегическая неопределенность – плодятся противоречия состояния и фуркации перспективы, рождаются альтернативные мейнстриму зигзаги футур-истории, умножая сценарии оккупации будущего и грядущей судьбы людей.
Политика лишь аранжирует эволюцию. Цивилизация как общемировой консенсус, компенсируя срывы, купируя риски, сковывая девиации и предотвращая их рецидивы, пытается сохранить устойчивость в потоке ускоряющихся перемен, в то время как социальная конверсия – изживание колониальности всей совокупностью постколониальных/постимперских стран и народов – по-прежнему представляет проблему.
Универсальная нестабильность (permacrisis), демонстрируя мозаичные обострения и спады, но удерживаемая в определяемых цивилизационным консенсусом рамках, может стать родовыми схватками нового, перманентно подвижного строя. Обращенные лицом в прошлое «больные люди планеты» и обитатели мирового андеграунда способны противостоять времени и расширяться в пространстве, рискуя превратиться в подобие заболоченных заводей и вязких насыпей, сдерживающих напор истории. Или же стать триггером ее обрыва и поворотным пунктом.
Транзит как динамическое осложнение практики раздвигает и отчасти «заваливает» горизонт («голландский угол»), распечатывает и приоткрывает бездну. В ментальном товарообороте наших дней импринтинг, суггестия, психодрама, сюрприз все чаще разбавляют аналитику и ее решения, питая намеками и аллюзиями, платя дань уважения, демонстрируя оммаж инсайту, провоцирующему спонтанное действие.
Суверенные нации образуют сегодня весьма неоднородное, но явное мировое большинство. Однако мир остается крипто-многоукладным, сохраняя в своих орбитах и недрах реликты, наслоения прошлых политических конструкций. Человечество стремится избавиться от токсичных обременений прошлого, устраняя либо амортизируя паллиативы ветхой практики: ее анклавы, мимикрии, реинкарнации. Пропорции систем меняются, экономизм истончается, связи усложняются, мировая торговля растет, равно как и трудовая миграция.
|
|
Постколониальность предполагает универсальное культурное разнообразие индивидов и свободно-образуемых ими цепочек, или космокультурализм. Иллюстрация сгенерирована нейросетью Kandinsky 2.0 |
Будущие же геокультурные и геоантропологические конфигурации видятся в «тумане транзита» сквозь непрерывно обновляемую интеллектуальную оптику, постепенно смещая с прежних позиций символические порядки современной ментальности и линейной логики (hic sunt dracones). Социальное творчество – перманентный прорыв иного, формирует новые формы взаимоотношений, продуцирующие собственную институциональную среду – трансграничное и коэволюционное измерение суверенных пространств и территорий.
Архитектура антропологического космоса, прозреваемая по ту сторону размываемого штормовым прибоем квазиимперского, этатистского и автоколониального барьерного рифа, переосмысляется и преображается, происходит диверсификация, мультипликация форматов комплексной реинтеграции. Тектоника пришедших в движение исторических плит – как следствие удара «волны перемен» (Элвин Тоффлер) – способна произвести на свет структуру глобальной связности (jus gentium), при которой система и режим международных отношений, взаимодействие земных терминалов безопасности и умножающихся трансграничных антропотоков существенно изменятся.
Сохраняя асимметрию и неравновесность, но подавив рецидивы прошлого, Ойкумена получает шанс обрести динамическую устойчивость, трансформируясь в универсальную («континуальную») среду комплексной самоорганизации.
Эволюционное разнообразие
Цивилизация – прежде всего строй ума; свобода – дверь в иные миры. Глобальная трансформация – бремя перемен, наследуемая поколениями неизбежность. Прошлое, однако, со свойственными ему обременениями обитает в настоящем как до конца не изжитая и способная к воспроизводству болезнь. Борьба за будущее («возможное») – это перманентный выбор и транзит. Кесарево сечение обжитой и сжимающей плаценты заметно сложнее привычных форм терапии: физической экспансии и хозяйственной унификации планеты.
Обязывающая к воспроизводству быта ритуальная ностальгия – связанность былыми господствами людей и сообществ, живуча и фрактальна. В той или иной степени она соприсутствует во всех общественных конструкциях, но потенции повседневной колониальности слабеют вместе с прорастанием иного и ограничениями, налагаемыми на государство и его интервенции. Основания нового строя – персональный суверенитет, динамический баланс локального и трансграничного, интеграция и полнота личности.
Формирование гипотетичного полифоничного универсума как новой социальной оболочки планеты – содержание третьей, наиболее сложной модели Ойкумены. Синергия подвижных антропосоциальных структур (АСС) с земными терминалами безопасности подобна полям, прорастающим колосьями. Образуется комплексность, которая по-своему аранжирует глобальную картографию сообществ – деятельных, подвижных объединений и разделений человечества, взаимодействующих, а в перспективе доминирующих (vox populi) над современной политической и экономической системой со стационарными рубежами суверенных локальностей.
Интересен опыт нарождающейся децентрализованной связности «цифровых кочевников» с произвольной земной резиденцией (Digital Nomad Visa), а также израильская модель динамичной сборки, сочетающая территориальное резидентство – наличие почвы для культурно сопряженного сообщества, с возможностями трансграничного расселения. Или позиция афрополитов: «Мы – не граждане, а африканцы мира».
В основе данной версии вселенского строя лежит идея эволюционного разнообразия: концепция естественного права на жизнь, свободу, публичную декларацию убеждений, сопротивление угнетению, стремление к счастью, принадлежащих каждому человеку от рождения. А также мысли о целеполагании вселенской трансформации, превосходстве власти морального императива над людской природой.
И еще – тезис об универсализации свободы передвижения и умножении чрезвычайно деятельных, все более разнообразных субъектов, обретающих собственную идентичность: акторов, сценаристов, продюсеров, режиссеров конструктивных и деструктивных сюжетов, реализуемых на планете – персонажей, способных в отличие от номенклатуры шахматных фигур менять предписанные сложившимися регламентами модели поведения. Личность – инструмент этого глобального переворота, она же его цель и результат.
Деколонизация индивида – обретение права быть «владельцем собственной личности» (Джон Локк) – прошла долгий путь от запрета работорговли и ликвидации рабовладения, отмены крепостничества и отмирания сословности к кодификации личных и гражданских прав как верификации юридического равноправия, политической и персональной субъектности людей. В постимперский (постсюзеренный) период истории это был также путь от суверенитета государства к суверенитету общества и далее к персональному суверенитету как предельной политической реальности – маршрут, отмеченный Биллем о правах (Великобритания, 1689; США, 1791), Декларацией прав человека и гражданина (Франция, 1789), Всеобщей декларацией прав человека (ООН, 1948).
Пять «д» гуманизации общества в прошлом и нынешнем веке – ступени его эмансипации: демократизация – деколонизация – десегрегация – право на разнообразие, то есть легитимация инакости (persity) – утверждение личного достоинства (dignity). Проблема, однако, в моральной и социокультурной уязвимости человека, в субъективно вероятностном (байесовском) характере грядущего многоликого строя.
История между тем расширяется и «разбегается». Просторность вселенского театра действий, пережив этап рамочной глобализации, усложняет симфонию взаимодействий, заполняясь оригинальным системно-модульным контентом (трансграничные антропосоциальные структуры, АСС). Ускоряется постсовременная/постколониальная динамика, умножаются миграции, инициируя инклюзивный неорегионализм, происходит смешение культур, смещение стандартов, растет ветвистость человеческих связей, формальных и неформальных коммуникаций с различной длиной орбит, плотность насыщения практики идеями и событиями, ее виртуализация, цифровизация, манипулятивность. В результате увеличивается пространство состояний, ситуационное и эволюционное разнообразие, интенсивность жизни, рождая пробегающие по миру и преобразующие его волны и вспышки сложности.
|
|
Обязывающая к воспроизводству быта ритуальная ностальгия – связанность былыми господствами людей и сообществ, живуча и фрактальна. Иллюстрация сгенерирована нейросетью Kandinsky 2.0 |
Что привносит в этот глобальный водоворот постколониальность – миллиардный прилив, «рабочее тело», меняющее параметры, разграничения, демографическую размерность и само мироустройство Ойкумены? Сугубый предмет постколониальности – не политический или экономический национализм, но трансграничное бегство от люмпенизации, чаемое избавление от искушений сервильности и коллаборационизма, прочих оскопляющих достоинство обстоятельств, ревитализация и самостояние личности, деформированной социокультурной селекцией в отчуждающей и отчуждаемой среде («культурный поворот»).
Цель – обретение авторской позиции, суверенности персональных границ и оригинальных пространств (equity), прямое соучастие в этике и эстетике вселенского творчества (динамический диктат людей над учреждениями), пытаясь в условиях «радикальной неопределенности» (Франк Найт, Джон Мейнард Кейнс) утвердить свою полихромную идентичность и определить собственную стезю в густом потоке истории. Дальний же рубеж (high frontier) в русле общего постсовременного исхода – слияние версий глобальных племен с ренессансными токами воссоздания человека, замыслом его трансмутации (homo virtuoso). А в социальном аспекте – продвижение от экспансии идей наподобие синтетического мигритьюда или размытой колористики афрополитизма к молекулярному стилю интеграции (со своим прочтением антропологического «федерализма» и «конфедерализма»): планетарному деколонизированному и децентрализованному космополитизму.
Десигнат глобализации – интернационализация деятельности и свободы передвижения при сохранении текущего контроля над территориями. Технологии, «русла» индивидуальной трансформации органичны и телеологичны в лоне породившей их культуры, то есть, сохраняя связь с соответствующей онтологией. Однако выбор меморандума реальности и протокола управления остается в компетенции субъекта.
Мультикультурализм, продуцируя особую форму разделения, стимулирует групповую автономию – дисперсию этнических и конфессиональных микронаций, в то время как постколониальность предполагает универсальное культурное разнообразие индивидов и свободно-образуемых ими цепочек, или космокультурализм. Иначе говоря, полихромная идентичность и социокультурное единение рассматриваются в этом случае как личное дело, плод внутренней полноты, экспансия и умножение которой не нацелено на разделение, но раздвигает размерность самой среды.
Декополиты, заселяя землю в атмосфере нахлынувшей новизны, меняют этнические, социокультурные профили наций. И влияют на становление постсовременности, ее смыслообразующую субстанцию – начала политической/экономической организации, темперамент общественных и культурных связей, декларируя нетерпимость к системам угнетения, в которых действует множество подвидов дискриминаций: расизм, супремасизм, шовинизм, патернализм. Проблематизируя ряды ценностей и творя наличные инструменты перемен (культура отмены, убийство репутации, «деньги все-таки пахнут», «другой имеет значение», #MeToo, etc).
В конечном счете постколониальность, обозреваемая сквозь оптику глобальной деколонизации, суть фрактальный извод постсовременности. Или, иначе говоря, постсовременность – это и есть универсальная постколониальность. Точнее, они когерентны.
В разбухающей, растекающейся по планете интерлюдии растут возможности психополитической, социокультурной конкуренции и партнерств – сложной кооперации (in concerto) обитателей географически, административно разделенных в земном пространстве территорий и трансграничных сообществ различного толка, включающих в пестрый ансамбль космополиса также субпространства с юридической автономией. В этой «новой нормальности» прогрессирует самоорганизация и самореализация, субъективизм и волюнтаризм распределенного множества источников информации/действия, происходит переоценка ценностей и активов, царит многоголосие идей, увеличивается разнообразие методов их воплощения.
Жизнь сосредотачивается на кромке истории, образуя сцепления антропологических префигураций – констелляций несхожих иных индивидов и миров, открывая порталы в глубины духовных ситуаций – внутренних мер и весов, повышая риски поисковой активности, сублимации мести и ярости, роль моральной нормативности и нравственных ориентаций. Здесь пролегает рубеж ментального перехода, где внутренний строй – интегральная партитура личности, обретает существенные преимущества.
Предчувствие рассредоточенного, «запутанного» миропорядка – элефтерии (персональный суверенитет как предел и трансграничье политии) с почти гротескным умножением социокультурных пространств, конфликтом этики и воображения, собственным глубинным языком и темными нарративами актуализирует темы полифоничной коэволюции и морфологии дисперсной власти. Генезис новой картографии Ойкумены, подвижных разграничений общества сложной организации, осознание его императивов, приоритетности личных территорий, стимулирует переоценку стратегических ресурсов общества. Акценты смещены на личностный рост, капитализацию способности к саморазвитию и самодисциплине, оригинальность характера, толерантность и эмпатию, подобно уже произошедшей ревальвации интеллекта и таланта.
Ставка делается на присущий сложившейся личности потенциал динамической упорядоченности как средства сдерживания энтропии численно растущего массового общества. Внутренний, «образовавшийся» человек трансцендирует внешние обстоятельства (sapiens dominabitur astris), суммарное же состояние душ (вариант wisdom of the crowd) влияет на ключевые свойства обитаемого мира, определяя его архитектонику, меру и форму как выражение контрапункта космополитичной глобализации – комплексную целостность на основе персонального и соборного суверенитета.
Преобразование «внутреннего» строя заметно сложнее «внешних» технологических (даже космических) экспликаций, хозяйственного либо социального освоения земных пространств. Инкубация и становление общества открытой проектности, уплотняющиеся скопления (ср. «звездные ясли») общественной власти, ориентированной на взаимно-субъектные отношения, гуманизацию (аутопоэтизм) практики, ее сетевую организацию и перманентный транзит, предполагает вызревание антропологического конфликта между приверженцами национального и носителями космополитичного мировидения – людьми, которым свойственен непрерывно обновляемый, принципиально неоднозначный стиль жизни.
Линии горизонта в этой эластичной системе координат – «сфере, у которой центр везде»: синергийная индивидуация, освобождение особенного от гнета всеобщего, уникального от коллективного, личного от публичного. Постсовременный транзит стимулирует развитие облачных человеческих коалиций – сгустков эволюционного многообразия конструктивного и деструктивного толка, которые оказываются генетическим материалом нового вселенского организма.
Статья подготовлена на основе доклада на Всероссийской научной конференции «Природа и особенности мультикультурализма в условиях высокой скорости информационного обмена», Институт востоковедения РАН, Москва, 11.04.23 г.
