Андрей Ваганов
Дефицит рабочих рук приводит в развитых странах к внедрению все большего числа промышленных роботов, большинство из них предназначены для заводов по производству автомобилей. Фото Reuters
Первый квартал 2023 года ознаменовался выходом целого ряда зарубежных стратегических программных документов национального уровня («Рамочные условия для развития науки и технологий», Великобритания; «Стратегия будущего для исследований и инноваций», Германия; «Пятый базовый план развития науки и технологий», Республика Корея и др.), запуском целого набора инструментов стимулирования научно-технологического развития.
Роботы на суперфронтире
Эксперты Института статистических исследований и экономики знаний (ИСИЭЗ) НИУ ВШЭ в февральском докладе «Технологический суверенитет Европы обеспечат «глубокие» технологии и таланты» отмечают: «К 2030 году Европейский союз планирует выйти на траекторию устойчивого инновационного развития и полноценное обеспечение своей продовольственной, энергетической и сырьевой безопасности. Достижению заявленных целей должны способствовать «глубокие» технологии, поддержка талантов в научно-технической сфере и укрепление регионального сотрудничества в сфере инноваций».
Для справки: deep-tech («глубокие» технологии) – принципиально новые технологические решения инновационных компаний, в том числе стартапов, разрабатываемые с целью поиска ответов на глобальные вызовы и требующие долгосрочных научных исследований и существенных объемов инвестиций.
Одна из важных областей deep-tech – робототехника. Причем это – суперфронтир: «междисциплинарная тематика, относящаяся к нескольким областям науки или научным направлениям».
По оценкам Международной федерации робототехники (IFR, International Federation of Robotics), число роботов только в США и Западной Европе за 20 лет, с 1997 года, выросло в 5 раз – до 1,5–1,75 млн; к 2025 году возрастет до 4–6 млн. Если в 2010 году количество промышленных роботов на планете составляло 1059 тыс., то в 2020 году оно достигло показателя в 3015 тыс. Китай, например, включил роботизацию в свою 10-летнюю стратегию: цель – повысить число роботов с 49 до 150 на 10 тыс. работников к 2025 году.
14 октября 2019 года президент России Владимир Путин подписал указ об утверждении Национальной стратегии развития искусственного интеллекта (ИИ) на период до 2030 года. Необходимость в таком доктринальном документе в самой стратегии обосновывается вполне лапидарно: «По оценкам международных экспертов, инвестиции в технологии искусственного интеллекта выросли с 2014 по 2017 год в три раза и составили около 40 млрд долл. В 2018 году мировой рынок технологических решений, разработанных на основе искусственного интеллекта, составил 21,5 млрд долл. и, по прогнозам экспертов, к 2024 году достигнет почти 140 млрд долл... Ожидается, что благодаря внедрению таких решений рост мировой экономики в 2024 году составит не менее 1 трлн долл.».
Приведенные в стратегии показатели очень наглядно показывают «суперфронтирность» робототехники. Она как бы ядро, вокруг которого нарастает IT-оболочка. И в то же время робототехника и технологии ИИ теснейшим образом переплетены, взаимозависимы. Скажем, в 2022 году компании из Северной Америки купили рекордное количество промышленных роботов. Дефицит рабочих рук в США привел в прошлом году к внедрению большего числа промышленных роботов, чем когда-либо прежде, большинство из них предназначены для заводов по производству электромобилей и аккумуляторов. Об этом в середине февраля 2023 года сообщила Ассоциация по развитию автоматизации США.
«Общая сумма инвестиций компаний из Северной Америки в промышленных роботов за 2022 год составила 2,38 млрд долл., что на 18% больше, чем в 2021-м, – отмечает в аналитическом обзоре, посвященном промышленным роботам, портал TADVISER.
– Однако к концу 2022 года спрос на роботов несколько снизился, что порождает вопросы о том, насколько сильным будет спрос в 2023 году в условиях меняющихся моделей потребления домохозяйств и повышения процентных ставок, инициированного центральными банками, для того чтобы взять под контроль высокую инфляцию. Многие компании, пытающиеся найти работников на фоне самого низкого уровня безработицы в США с 1969 года, рассматривают автоматизацию как быстрое решение проблемы, передает Reuters».
В общем, объем мирового рынка промышленных роботов оценивается в нынешнем году в 15,7 млрд долл.
Синдром Виктора Франкенштейна
На этом фоне и прозвучало в начале мая нынешнего года заявление сенатора от Оренбургской области Елены Афанасьевой. Член комитета Совета Федерации по международным делам, член высшего совета ЛДПР, кандидат исторических наук Елена Владимировна предложила ввести налог на роботов. По ее словам, новый сбор нужно ввести для российских компаний, которые применяют робототехнику вместо человека, а все полученные средства направить на выплаты оставшимся без работы россиянам.
То есть предлагается создать некий механизм (фонд?) помощи людям, пострадавшим от внедрения промышленных роботов. Заметим, что принятие этого предложения будет означать, что мы соглашаемся наделить роботов субъектностью: роботы-налогоплательщики. Насколько это адекватно реалиям – и технологическим, и политическим?
Один из известных аналитиков в сфере высоких технологий, к которому «НГ-наука» обратилась за комментарием, был предельно краток: «Цензурных слов для коммента на эту инициативу у меня нет. И потому лучше, от греха, воздержусь».
И все-таки Telegram-канал Skolkovo Leaks нашел эксперта, который дал более развернутый ответ. Руководитель Лаборатории интеллектуальной космической робототехники Сколтеха Дмитрий Тетерюков прокомментировал инициативу введения налога на робототехнику: «Такие предложения потенциально могут убить не только рынок роботов в России, но и ее промышленность. В стране самое маленькое количество роботов среди развивающихся стран. Например, Китай установил 268 195 промышленных роботов против 1000 роботов в России в 2022 году. Индия увеличила количество роботов на 54%, а Польша – на 56%, достигнув 3300 роботов в год.
Многие страны оказывают максимальную поддержку промышленности для внедрения роботов. Почему? Потому что роботы улучшают качество и количество производимой продукции. По данным PwC, такие страны, как США, Германия, Япония, Китай, быстрее всех восстанавливали экономику после пандемии COVID-19 благодаря высокому уровню автоматизации.
Также хорошо известно, что чем больше роботов, тем больше работников задействовано в производстве. По данным Международной федерации робототехники (IFR), автомобильная промышленность США, например, установила более 60 тыс. промышленных роботов в период с 2010 по 2015 год. За этот же период количество работников в автомобильном секторе США увеличилось на 230 тыс. человек».
|
|
Роботизация, как это ни парадоксально, может способствовать повышению занятости, так как возвращает часть производств в страну происхождения с рынков дешевой рабочей силы. Фото РИА Новости |
Однако идея сенатора Елены Афанасьевой отнюдь не оригинальна. У нее, например, есть такой суперавторитетный предшественник, как Билл Гейтс. В 2017 году он в интервью изданию Quartz предложил обложить компании, использующие роботов, налогом, чтобы хотя бы на время замедлить автоматизацию многих видов деятельности и профинансировать альтернативные виды занятости для живых людей, включая заботу о престарелых и работу с детьми в школах.
«Следует стремиться к повышению уровня налога и даже торможению автоматизации, – приводит Интерфакс слова Билла Гейтса. – В настоящее время для человека, который выполняет работу на заводе, скажем, на 50 тыс. долл. в год, налогом облагается этот доход, поступают налоги на соцобеспечение и все такое. Если он будет заменен роботом, который будет выполнять ту же работу, следует подумать об обложении робота налогом аналогичного уровня».
Немного смягчая «антироботную» риторику, Гейтс добавил, что это позволит людям не бояться инноваций. «Знаете, налоги – определенно лучше, чем просто запрет некоторых элементов», – отметил миллиардер, создавший состояние на глобальной компьютеризации. А ведь ПК вполне можно рассматривать как основной элемент роботизации: сколько сотрудниц машбюро по всему миру потеряли работу после внедрения компьютеров. Не иначе Билла Гейтса поразил «синдром Виктора Франкенштейна»: создатель «чудовища» пытается уничтожить свое создание. (Кстати, существо, которое создал швейцарец доктор Франкенштейн, сегодня иногда называют биороботом.)
Вообще-то по поводу робосинкразии есть и противоположные мнения, подкрепленные некоторыми социологическими исследованиями.
В декабре 2019 года американская корпорация Oracle, один из крупнейших производителей программного обеспечения в мире, обнародовала отчет о взаимоотношениях людей и роботов. Опрошено было 8 тыс. человек из 10 стран. 64% респондентов больше доверяют роботу, чем своему менеджеру; 82% считают, что робот может выполнить определенную задачу лучше, чем их начальник; 25% отметили, что имеют «комфортные» отношения с роботами на своем рабочем месте; 11% сказали, что у них с роботами «любящие» отношения. И только треть опрошенных принципиально предпочтут общение с человеком взаимодействию с роботом на работе.
При этом более 70% находят сложным текущий процесс работы с подобными технологиями и хотят, чтобы он стал удобнее и проще.
Вывод комментаторов: «Со временем люди начинают спокойнее относиться к искусственному интеллекту – по мере привыкания к использующему эту технологию софту термин превращается из магического в обыденный, а «робот» превращается из металлического ящика в коллегу».
Вот и в российской Национальной стратегии развития искусственного интеллекта на период до 2030 года в качестве требования выдвинуто «Создание комплексной системы регулирования общественных отношений, возникающих в связи с развитием и использованием технологий искусственного интеллекта».
Лекарство от робосинкразии
Алексей Нечаев, лидер партии «Новые люди», инициативу сенатора Елены Афанасьевой приравнивает к «введению налога на прогресс». «Его реальная цена – технологическая отсталость страны, – отмечает Нечаев в своем Telegram-канале. – Нашим компаниям и так пришлось за последний год в корне перестраивать логистику, выдерживать санкции, перекраивать производственные цепочки. Многие не только выстояли, но даже внедрили современные технологии. А теперь им предлагают «подарок» в виде новых налогов. Откуда такая маниакальная тяга бить по своим?
Все компании, которые действуют на технологическом фронтире, надо поддерживать, а не придумывать, как сдержать их развитие. В Совфеде правы в том, что значительная часть профессий перестанет существовать уже завтра. Но на каждую исчезающую профессию появятся две новых. Готовиться к этому нужно уже сегодня, реформируя систему переквалификации. Иначе сотни тысяч людей останутся без работы.
Создавать барьеры для развития нейросетей и робототехники – не наш путь. Россия должна оставаться страной, создающей новые технологии, а не боящейся их. Иначе никакой технологической независимости у нас не будет».
Но, судя по всему, проблема «роботы: pro et contra» далеко не столь однозначна, как представляется.
Андрей Ионин, кандидат технических наук, главный аналитик ассоциации «Цифровой транспорт и логистика», на вопрос «НГ», насколько актуально для России введение налога на промышленных роботов, заметил: «У нас налог на промышленных роботов неактуален – слишком малы масштабы. Почему тогда предлагают? – отвлечение от другой повестки или бездумный копипаст на отечественную почву иностранных реалий, где нет для них условий: это – как сеять кукурузу в Вологодской области или создавать «Кремниевую долину в Сколково». Но и для обратного – финансовое стимулирование внедрения таких роботов – бизнес сам разберется, надо или не надо».
При этом эксперт «НГ» находит достаточно неожиданный поворот в теме: «У меня два тезиса – коротко.
1. Промышленные роботы эффективны при массовом конвейерном производстве. Посему один из факторов, почему у нас на два порядка меньше, чем в Китае, есть ПРЯМОЕ следствие того, что у нас нет этого массового конвейерного производства. А оно нам надо?
2. Почему-то, говоря о роботах, всегда имеют в виду именно «промышленных роботов», некоторые киберфизические системы. Но ведь есть другая сфера – «цифровые двойники людей» – менеджеров в банках, юристов, бухгалтеров, – внедрение которых ведет к тем же социальным эффектам – вытесняет людей из экономики, причем из офисов. В никуда. А их внедрение идет гораздо быстрее, ибо их масштабирование дешево и быстро. 1000 цифровых бухгалтеров стоит столько же, сколько и один. И размножаются они одним кликом. Поэтому именно тут главная опасность. Но такой статистики нет. И об этом не говорят в СМИ. Почему?!
Про корреляцию в американском автопроме – чем больше роботов, тем больше работников – не верю».
Любопытно, что последний тезис Андрея Ионина фактически совпадает с выводами русского экономиста Василия Павловича Воронцова (1847–1918), который в своей книге «Судьбы капитализма в России» (1882) отмечал, что «капиталистический строй утверждается тем труднее, чем позднее начнет какая-либо страна развиваться в промышленном отношении». В силу «объективно-природных и народных причин»…
А уже в начале XX века Воронцов напишет: «Теперешнему, русскому, например, производителю нет надобности сначала ввести машину, действовавшую в Англии 50 лет назад, потом заменить ее изобретенной там же спустя 20 лет и, наконец, перейти к новейшей. Он прямо применит одно из последних изобретений. А все эти последовательные изобретения отличаются одно от другого тем, что послеявившееся сильнее сокращает участие рабочего в производстве. Если, например, прежде переход с одной ступени капиталистического обобществления труда на другую сопровождался сокращением участия рабочей силы в производстве на 1/10, то для стран, начинающих развиваться в настоящее время, возможен сразу переход, уменьшающий потребность в наемном труде в 10–20 раз».
То есть через ступеньки технологического развития, сверхусилием всего политического, экономического и общественного организма страны перепрыгнуть в принципе можно. Но какова будет цена этого рывка для социума – вопрос открытый. Догоняющая модернизация, или, как сегодня говорят, «обеспечение технологического суверенитета», может потенциально нести с собой трудно прогнозируемые риски. Руководство любой модернизирующейся страны должно хотя бы осознавать это.
Между тем современные социально-экономические исследования опровергают скепсис экспертов относительно возможности роста числа рабочих мест с внедрением роботов. Так, в отчете консалтинговой компании Deloitte отмечается, что в Великобритании технологии привели к потере 0,8 млн низкоквалифицированных рабочих мест, но при этом создано 3,5 млн высококвалифицированных. Сегодня в странах с максимальной автоматизацией производства – наименьшая безработица.
Международная организация труда (МОТ) в 2017 году приводила такие расчеты: уровень безработицы в экономически развитых странах опустится в 2018 году до небывалых 5,5% впервые с 2007 года. Как оказалось, это устойчивая тенденция. По крайней мере в среднесрочной перспективе. Так, в декабре 2022 года, согласно отчету ОЭСР, безработица в государствах Организации экономического сотрудничества и развития составила 4,9%. В США безработица уменьшилась до 3,5% с 3,6%, в Канаде – до 5% с 5,1%. В Южной Корее безработица выросла – до 3,3% с 2,9%. В Японии доля безработного населения осталась на уровне 2,6%, в Австралии – 3,5%. И это, заметим, несмотря на период пандемии COVID-19 и геополитическую турбулентность.
По оценкам IFR, появление одного робота в расчете на 1 млн рабочих часов увеличивает производительность труда на 0,04%. А в следующие 50 лет, по прогнозу McKinsey, до половины общего роста производительности труда, необходимой для среднегодовых темпов ВВП в 2,8%, будет определяться автоматизацией.
В свою очередь, рост производительности труда, в том числе и за счет роботизации, запускает и еще один экономический механизм, способствующий занятости, – возвращает часть производственного процесса в страну происхождения с рынков дешевой рабочей силы. Кстати, это уже проделывают американские автогиганты Caterpillar и Ford Motor.
Так что данные о том, что количество работников в автомобильном секторе США увеличилось на 230 тыс. в связи с роботизацией за пятилетку (2010–2015), не кажутся уже таким невероятным парадоксом.
