Как воздушные шары перестали быть игрушками...

Полет Андре-Жака Гарнерена во время празднования коронации Наполеона, 1804 год.

24 марта 1801 года по новому стилю на российский престол вступил либерально настроенный Александр I. Среди образованных русских дворян, с воодушевлением воспринявших восшествие на престол молодого императора, был и будущий знаменитый историк и реформатор русского языка Николай Михайлович Карамзин. Он согласился издавать при Московском университете журнал «Вестник Европы».

Официальный аэронавт Франции

А уже через год, в конце февраля 1802 года, Александр I дал указание президенту Академии наук барону А.Н. Николау извлекать из иностранных журналов сведения «обо всех новых открытиях в разных частях науки», переводить их на русский язык и издавать, «наблюдая чтоб слог их и образ изложения был сколько можно прост и приспособлен к практическому употреблению».

Просветительская позиция Александра I полностью совпадала с замыслом Карамзина в отношении нового журнала и давала русскому литератору дополнительный стимул обращать внимание на многообещающие для будущей жизни общества научные открытия. В поле зрения Карамзина попали и полеты воздушных шаров, к которым тогда вновь появился интерес в Европе.

В конце марта 1802 года (сразу после заключения Амьенского мирного договора, положившего конец войне между Англией и Францией) официальный аэронавт Франции Андре-Жак Гарнерен, прославившийся изобретением парашюта, получил разрешение на демонстрацию полета на воздушном шаре со стороны правителей Англии и Пруссии. Дал свое позволение на приезд Гарнерена в Россию и Александр I.

Первый полет Гарнерена состоялся в Лондоне 28 июня 1802 года. Но еще до начала его турне в майском номере «Вестника Европы» Карамзин напечатал в своем переводе рассказ «Воздушные шары» популярного в то время в России немецкого писателя Августа фон Коцебу.

Коцебу интересовался воздухоплаванием, но отнюдь не разделял восторгов вокруг запусков первых шаров. В его рассказе возвышенное ликование толпы по поводу возносящихся в небо шаров – это наивные восторги детей нового «слепого века». Так говорит герой рассказа, мудрец, проживший на земле более шести тысяч лет и наблюдавший, что на протяжении всей истории подчинение человеком природы ведет лишь «от худаго к худшему». Уснувший было духовно мудрец был пробужден изобретением воздушного шара. И он встревожен тем, что дерзкие воздухоплаватели открывают «новое поле для ума человеческого».

С началом турне Гарнерена европейские газеты и журналы стали публиковать материалы, в которых воздухоплавание подавалось в ином, нежели в рассказе Коцебу, позитивном ключе. Меняет тон своих публикаций о полетах воздушных шаров и Карамзин. Теперь он выбирает яркие репортажи, наполненные описанием нового опыта полета человека над землей.

В августовском номере «Вестника Европы» того же 1802 года Карамзин публикует в своем переводе отчет о полете капитана Британского королевского флота Р.К. Содена, который летал 28 июня (этого же года) на воздушном шаре в Лондоне вместе с Гарнереном. Карамзин предваряет публикацию словами: «Гарнерен, о котором часто говорили в «Ведомостях», ныне в Лондоне и занимает всю тамошнюю публику своим аэростатом. Следующее описание англичанина Содена, который заплатил 8000 рублей за удовольствие полететь с ним, напечатано во всех журналах. Оно может быть любопытно и для наших читателей».

«Воздушное путешествие» Карамзина

Действительно, рассказ Содена был напечатан, в частности, в июльском номере журнала European Magazine. Сравнив оригинал и перевод, можно заметить, что Карамзин блистательно переработал текст Содена, создав цельное литературное произведение, названное им «Воздушное путешествие».

Уже первые строки «Воздушного путешествия» звучат более художественно и увлекательно, чем вступление Содена: «Все спрашивают у меня, что я чувствовал на высотах воздушных; потому считаю долгом описать свое путешествие и, может быть, опровергнуть некоторые ложные о том идеи».

Но дело не просто в том, что перевод Карамзина превосходит в художественном отношении текст Содена. В своем переводе Карамзин следует четкому замыслу – сосредоточить внимание читателя на особенностях полета человека над землей. Фрагменты, которые не касаются полета, Карамзин передает лаконично; малознакомые русскому читателю научные термины заменяет на художественные; художественно усиливает картину полета и завершает свое повествование, как только аэронавты, преодолев опасность, оказываются на земле (Соден же продолжает рассказ и дальше).

Приземление воздушного шара в штормовую погоду.

«Мы пролетали сквозь весьма густые облака, в которых я заметил три различные слоя; в первом из них термометр показывал 15 градусов холода, что заставило меня надеть капот. Но далее воздух стал теплее, и термометр остановился на 5 градусах тепла...»;

- о виде Земли с высоты полета: «Земля казалась нам большой ландкартой или панорамой, верст 100 в окружности, где мы видели не только дороги, но даже и колеи, даже все борозды на полях»;

- об ощущениях, испытываемых человеком на высоте полета: «От тонкости ли воздуха, или от яркого освещения предметов, я мог видеть внизу все очень ясно».

Красочное и одновременно документальное «Воздушное путешествие» Карамзина устанавливало живую связь читателя с полетом на воздушном шаре. Но и демонстрировало всю опасность такого полета: «Мы открыли заслонку и так быстро полетели вниз, сквозь дождь, туман и страшные порывы ветра, что предсказание моего товарища (предсказание Гарнерена, что они могут разбиться. – Е.Ж.) всякую минуту могло исполниться. Он немало не тревожился и советовал мне, как скоро приближимся к земле, держаться крепко за веревку, на которой весела наша лодка. Эта предосторожность спасла меня от смерти: так силен был удар!»

Ничего подобного ранее в России о воздухоплавании не публиковалось.

Тонкий воздух в высшей атмосфере

Отметим, что в том же августе 1802 года с рекомендательным письмом президенту Императорской Академии наук от влиятельного дипломата, полномочного посла во Франции Аркадия Ивановича Моркова выехал из Парижа в Россию известный физик и воздухоплаватель Этьен-Гаспар Робертсон, который прибудет в Россию в сентябре 1803 года.

Тем временем после успешных полетов в Лондоне Гарнерен приехал в Берлин. За ним, читая европейские газеты и журналы, последовал Карамзин. В апрельском номере «Вестника Европы» за 1803 год он опубликовал перевод «письма Гарнерена издателю «Берлинских ведомостей», которое писатель назвал «Действие тонкого воздуха в высшей атмосфере». Вот этот текст…

«13 апреля я поднимусь на воздух с моей женой, а в другой раз возьму с собой Г. Гермштата, чтобы облететь с сим великим химистом все слои атмосферы, от того пункта, где перемены барометра едва заметны, до высоты, где ртуть так опускается, что глаза смертного не могут видеть ее ниже. На сей-то неизмеримой высоте, под сводом мира, отважный физик может заняться опытами, делаемыми на земле под стеклом пневматической машины. Там звуки так слабеют, что два человека, стоя рядом, едва могут слышать друг друга; эфир теряет свою жидкость, делаясь упругим, и люди, уменьшаясь в тягости вместе с атмосферой, испытывают неизвестные чувства, не столь мучительные, сколь беспокойные, которые, однако, бывают ужасными знаками близкой смерти; кровь идет ртом, ушами и носом, жилы напрягаются и готовы разорваться. Г. Гермштат может сделать наблюдения весьма полезные для химии и для всех любопытные. Берлин, 2 апреля 1803 года».

Андре-Жак Гарнерен спускается на парашюте. Рисунки из книги: Marion F. Wonderful Balloon Ascents: A History of Balloons and Balloon Voyages.N. – Y.: Charles Scribner & Co, 1870.  (Fulgence Marion – псевдоним французского астронома и писателя Камиля Николя Фламмариона).

Астроном Лаланд с триумфом взлетел в Лондоне при огромном скоплении народа. Однако в случае с Гермбштедтом Гарнерен, указав на возможные непредвиденные сложности, предложил ему другой вариант. Полет начнут Гарнерен со своей женой, а Гермбштедт должен был сопровождать их полет верхом на лошади, а затем, в окрестностях Берлина, Гарнерен обещал совершить посадку, высадить мадам Гарнерен и взять на борт Гермбштедта вместе с его приборами.

Тем временем Гермбштедт передумал лететь и, сославшись на то, что его не устроило предложение Гарнерена, востребовал свои деньги назад. Тут-то Гарнерен и стал рассылать анонс своих полетов разным издателям, в том числе и Августу фон Коцебу, издававшему с 1802 по 1806 год в Берлине журнал «Der Freimütige» («Прямодушный»). В нем и расписал всеми возможными красками то, какой потрясающий полет он намерен устроить для «великого химика Гермбштедта».

Так же как и в случае с «Воздушным путешествием», русский писатель значительно сократил и литературно переработал первоначальный текст, подчинив его главной идее. Она и отражена в сочиненном Карамзиным названии «Действие тонкого воздуха в высшей атмосфере».

«Воздушное путешествие» и «Действие тонкого воздуха в высшей атмосфере» Карамзина были опубликованы до того, как 2 июля (20 июня по старому стилю) 1803 года в присутствии Александра I в Саду кадетского корпуса в Санкт-Петербурге Андре Гарнерен совершил первый в истории России полет человека на воздушном шаре.

Воздушный шар для науки и армии

Но в июньском номере «Вестника Европы» за 1803 год мы видим, что воздухоплавание привлекло внимание Карамзина уже в другом, военно-политическом ключе. Обозревая европейскую прессу после разрыва (12 мая 1803 года) дипломатических отношений между Англией и Францией, Карамзин обращает внимание и на впечатляющий воздухоплавательный проект Франции: «…некто Тилорье обнародовал, что он сделает такой воздушный нар, на котором 300 000 французов в несколько минут и без всякой опасности перелетят в Англию для наказания вероломных!»

Возможно, что это всего лишь совпадение, но после публикации Карамзина ко второму полету Гарнерена в Санкт-Петербурге (30 (18) июля 1803 года) неожиданно присоединился генерал от инфантерии Сергей Лаврентьевич Львов. Имеются косвенные свидетельства, что он полетел с Гарнереном по указанию Александра I, который желал выяснить, имело ли смысл поставить на вооружение русской действующей армии воздушный шар. После полета генерала Львова Александр I на время оставил идею военного применения воздушного шара. Но он вернется к этой мысли в 1812 году.

В первых числах сентября 1803 года в Санкт-Петербург с рекомендательным письмом от полномочного посла во Франции А.И. Моркова приехал Этьен-Гаспар Робертсон. В сентябре на заседании Императорской академии наук он сделал доклад об «аэростатических опытах», проведенных им в полете на воздушном шаре в июле 1803 года в Гамбурге. Вскоре после доклада академия принимает решение провести при участии Робертсона опыты исследования атмосферы в полете на воздушном шаре.

И словно в ответ на эти действия Императорской академии наук в сентябрьском номере «Вестника Европы» за 1803 год Карамзин публикует фразу, резюмирующую поворот в России в отношении к воздухоплаванию: «Воздушные шары… в начале своем казались такими игрушками, что ученые физики стыдились говорить об них; но теперь они стали важным предметом их опытов».

Больше Карамзин к воздухоплаванию в своих тестах не возвращался. 31 октября 1803 года именным указом Александра I он был назначен историографом и сложил свои полномочия редактора журнала «Вестник Европы».