Главная тайна нашей исторической науки

Лишь в конце XIX века Григорий VII был назван в наших энциклопедиях одним из самых великих исторических деятелей.  Гравюра 1580 года, муниципальная библиотека Тренто

Есть ли у истории смысл

В советское время на этот вопрос учебники отвечали совершенно определенно. Прошлое заполнено борьбой угнетенных масс с угнетателями, отчего социально-исторические формации сменялись с железной необходимостью. Однако после краха социализма наша наука соединилась с мировой исторической мыслью, а в ней господствовала концепция множественности цивилизаций английского мыслителя Арнольда Тойнби. В труде «Постижение истории» он насчитал их 21.

Развивая его идею, Сэмюель Хантингтон в нашумевшем трактате о столкновении цивилизаций сократил число мировых цивилизаций до восьми. Среди этой восьмерки нашлось место и православной цивилизации. И вот большинство вузовских кафедр вместо марксизма-ленинизма взяли на вооружение цивилизационный подход. Несмотря на неопределенность центрального понятия – или скорее в пику марксистской жесткой концепции – появилась и еще более удобная концепция Фернана Броделя, согласно которой смысл истории нет смысла искать. История – это то, чем занимаются историки.

Современный исторический постмодернизм вырос в споре с великим французским мыслителем Анри Бергсоном, оказавшем в свое время наибольшее влияние на все общественные науки. В книге «Два источника морали и религии» (1932) он утверждал, что жизнь людей, их мораль и поведение определяются господствующей религией, строительным мифом данного общества. А они бывают двух типов. Религия статичная заботится о консервации общества в том состоянии, в каком оно сложилось; динамичная – допускает, а потом поощряет развитие. И потому смысл истории состоит в освобождении человека и в создании открытого общества. Именно Бергсон ввел в оборот этот термин, очень теперь известный.

И если с такой точки зрения мы окинем единым образом историю Европы, то увидим здесь только действие фермента «свобода от»: от природы, от насилия власти, от диктата семьи, от темных предрассудков. И столь же непрерывно действует фермент «свобода для»: для просвещения ума, для обретения своего дела, для любви и создания правильной семьи.

Во многих исследованиях показано, что развитие концепта свободы стартовало в Европе в конце XI века. В течение буквально 100 лет завершились Средние века, история стран превратилась в мировую историю, а этносы – в человечество. Вот эти 100 лет и есть главная тайна наших учебников. Смысл происшедших за это время событий в них отсутствует.

Папская революция

К середине XI века католическая церковь оказалась в глубоком упадке по вине местных владык, растащивших ее на части. Поскольку главное лицо церкви – епископ – зачастую еще и держатель земельного лена, князь или король, естественно, назначал на эту должность только того, кем можно управлять. В основном правители сами собирали и церковные соборы для решения вопросов веры. Соответственно император Священной Римской империи также распоряжался и в Римской курии.

Борьба за единство и престиж церкви началась в бургундском монастыре Клюни, который добился переподчинения от местного епископа напрямую папе. Затем бывший клюниец Гильдебранд, человек исключительных умственных и волевых качеств, завоевал большой авторитет при папском дворе под революционным лозунгом: «Король либо клирик, либо мирянин». То есть он никак не должен вмешиваться в дела церкви. В 1073 году Гильдебранд был избран папой под именем Григория VII.

И вот в 1075 году он, «заглянув в собственную душу», издал свои знаменитые «Диктаты». В 27 пунктах папа провозглашал: поскольку церковь создана самим Христом и имеет целью Царствие Небесное, все светские власти должны беспрекословно ей подчиняться. Папа коронует правителей и освящает троны. Только его поминают во время каждой мессы. Он решает, какая книга полезна, а какая вредна. Он, а не светский господин имеет право издавать обязательные для всех законы. Папа имеет право освобождать подданных несправедливого властителя от присяги на верность. Только папа назначает и снимает епископов.

Из-за этого важнейшего пункта – права инвеституры – немедленно началась так называемая война пап и императоров. Вот эта война в наших учебниках для 6-го класса общеобразовательной школы значится, но без объяснения ее всемирно-исторического значения. Все помнят только «хождение в Каноссу», когда папа снял с императора Генриха IV отлучение от церкви.

Григорий VII в развернувшейся войне потерпел личное поражение. Он бежал на юг, Рим был захвачен и разграблен. Но дело его не пропало. Поскольку многие князья воевали на стороне Рима против императора, война продолжалась еще 40 лет. В 1122 году заключен Вормсский конкордат, согласно которому папа назначал епископа как главу церквей, а светский сюзерен вручал ему знаки держателя земель.

Зафиксированный в письменной хартии компромисс означал важнейший акт: первое в истории разделение властей. На полное отделение церкви от государства и на последующее расчленение светской власти на законодательную, исполнительную и судебную понадобились, конечно, века, возникновение науки. Но направление на социальную свободу стало отчетливым.

Курс на открытое общество

Поскольку термина «папская революция» в наших учебниках нет, последующие события никак не увязываются с ней как с главной причиной следующих фактов.

Во-первых, за 100 лет католическая Европа стала городской цивилизацией. На волне религиозного воодушевления возникли тысячи городов (все они целы и сегодня). Причем то был другой город по сравнению с Восточной Европой и Азией, где они возникали вокруг вооруженного двора князя или около рынка. Европейский город изобретен заново, несмотря на то что существовал иногда с римских времен. Город строился вокруг храма и назывался присяжная коммуна. Каждый гражданин приносил ему клятву и обязался защищать с оружием в руках, что часто и требовалось.

Во-вторых, резко изменился общественный строй. Отец социологии Макс Вебер утверждает: «Город лишил род всякого значения». Иначе говоря, только город мог осуществить одну из главных заповедей Христа: уйти от отца, матери, всех этих тестей и свекровей, ибо «враги человеку домашние его» (Мф. 10:34–36). Это не всем и до сего дня понятное требование означало освобождение от проклятия рода, когда за человека все решали патриархи и главы кланов, культивировавшие языческие традиции. Чтобы иметь возможность подчиняться Царю небесному, христианская семья должна состоять из любящей пары и малых детей. В науке такая семья называется нуклеарной.

Роджер Бэкон (1214–1292) во многом определил дальнейшее развитие европейской науки. Эрнест Борд. Роджер Бэкон в своей обсерватории в Мертон-колледж. Оксфорд, 1913.

Оксфордский профессор Колин Моррис именно на XII век относит обретение того, что мы называем личностной идентичностью (Morris Colin. The Discovery of Inpidual.L. 1972). И входит человек как творческая единица в профессиональную общность, в цех, создавая социальный строй. Вот отчего Европа стала мастерской мира.

Присяжные граждане платят сборы, выбирают городской совет, а тот организует суд и охрану. Во многих городах местным аристократам запрещалось даже селиться внутри стен, чтобы избавить их от склонности к захвату власти. Целью каждого города было получить жалованную грамоту о своих вольностях от короля или императора. Чаще всего тиражировалось удачное магдебургское право. Дата подписания защитного документа и есть День города, хранимый столетиями.

Таким образом, жизнь города стала важней, чем государственная его подчиненность. Поскольку короли, князья и рыцари отнюдь не бросили свое любимое занятие, города переходили из рук в руки, но бюргеру безразлично было, кому платить налоги, лишь бы не чрезмерные.

В-третьих, папская революция привела к созданию науки не только как средства познания мира, но как важнейшей черты общественной практики.

Утверждая свою юрисдикцию, церковь провозгласила права человека – прежде всего право собственности – естественными, то есть данными по рождению от Создателя, но не от государя. А чтобы транслировать небесную справедливость на грешную землю, необходима четкая процедура. Ее обрели в виде найденного в одном из монастырей кодекса римского императора Юстиниана. Это была настолько счастливая находка, что сборник был немедленно приравнен к творениям отцов церкви (Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М.: МГУ. 1994).

На его основе монах Ирнерий создал в Болонье школу толкователей римского права, и устремившиеся сюда со всей Европы школяры в 1088 году образовали университас – свой цех, который заключал договор с городским советом и приглашал лекторов. Очень быстро установился порядок занятий, существующий и до сего дня: лекции, самостоятельная работа студентов, диспуты, защита диссертаций и присвоение дипломов доктора права.

Вскоре в Болонью была переведена медицинская школа из Салерно, а затем образован и богословский факультет. Именно в выпускниках такого трехчастного университета нуждался бюргер: юрист вел его дела, врач заботился о телесном здоровье его и его семьи, а священник – об их душевном состоянии.

Монах Грациан Болонский в учебнике «Согласование несогласных канонов» (1142) разбил право на отрасли: каноническое, административное, уголовное, торговое, феодальное, семейное. В последнем и было записано твердое правило, что единственным основанием для брака служит любовь, а у женщины впервые стали спрашивать ее согласие на брак.

Первой сферой, которая полностью преобразилась под воздействием науки, стала деловая. В нее быстро вошли нотариат, правильно оформленные договоры, купчии, накладные, акции и другие ценные бумаги. Вскоре во Флоренции возникла первая биржа, а ломбардские банкиры воцарили в финансах.

В-четвертых, возникла независимая от светской власти юридическая система, прежде всего епископский суд, принимавший любые дела, а не только прегрешения против веры. Юристы заполнили епископские капитулы, королевские суды, дворы государей и дипломатические миссии, городские ратуши. Как пишет историк права Гарольд Берман, непрерывное вливание научного языка в практику столетиями дисциплинировало ум европейцев (Берман Г. Дж. Право и закон: примирение религии и веры. М.: Ad Marginem. 1999).

Римское право оказалось выгодно всем. В европейских странах очень быстро исчезли племенные «Правды», поскольку законы королей и князей освящались теперь римским престолом. Епископ Иоанн Солсберийский в трактате «Поликратик» (1159), первом учебнике политологии, доказал, что власть должна быть публичной и подчиняться закону. Иначе она суть тирания и граждане имеют право на сопротивление.

Волшебным образом преобразились искусства, архитектура, музыка, появилась литература на национальных языках. Историки наблюдают взрывной обмен письмами. Возникли автобиографии, например «История моих бедствий» знаменитого Петра Абеляра.

Тронулся в путь технический прогресс, резко улучшился транспорт в результате изобретения хомута и прямого руля на морских судах. Строятся порты, раньше разорявшиеся сарацинами, – полезное следствие крестовых походов.

Так кончились «темные века». И теперь многие историки уже относят эпоху Возрождения не к XV веку, а к XII.

Почему же папская революция неизвестна в России?

Ультиматумы vs аргументы

В 1578 году в Московию с предложением мира после одной из Ливонских войн прибыл датский посланник Якоб Ульфельд. Он был выпускником Виттенбергского университета и протестант в первом поколении, значит, сознательно выбрал веру. Миссия его оказалась неудачной: вместо договора о мире его заставили заключить перемирие, и вскоре возобновилась война, в которой, заметим, Иван Грозный потерял всё.

В сочинении о путешествии, обращаясь к другу, Ульфельд пишет, что его переговоры с высокопоставленными лицами никак нельзя было назвать этим словом: «Все, что бы они ни говорили, они считают незыблемым и твердым, и, более того, они при переговорах не позволяют возражать себе, не придерживаются никакого порядка, но говорят необдуманно обо всем сразу. Бросаются то туда, то сюда, не удостаивают выслушать слова, перебивают и, по греческой пословице, рассматривают только то, что предлагают сами, а если им предложат что-нибудь, что им не нравится, они говорят, что это вздор и не имеет отношения к делу; они думают хорошо только о себе и остальных по сравнению с собой считают ничем».

Причины его неудачи понятны. У московитов не было ни одного образованного человека, только если грамотные, да и то без знания латыни. Как на равных говорить с людьми, у которых нет умственных инструментов для изучения действительности, для ведения сложных дел, то есть логики понятий и терминов, не говоря уже о политическом мышлении? Их заменяют эмоции.

Ульфельд сразу увидел, что ему не доказывают, а заставляют его принять то, что выгодно царю, воздействуют ультимативными угрозами, а не аргументами. У людей с обыденным сознанием велик разрыв между словом и делом, говоря научно.

Для Ульфельда миссия стала большой неожиданностью еще и потому, что он знал, что едет в христианскую страну, но оказалось, религия тут совершенная видимость. Он пытался говорить с некоторыми придворными на религиозные темы, но услышал только обрывки каких-то басен. «Поверь мне, они отказались от всех добродетелей», – заключил он.

Конечно, причина ясна. В стране не было ни одной школы, в то время как в Европе уже к началу XVI века работали 86 университетов, не считая большого числа начальных школ, где преподавалось не просто умение читать и писать на латыни, но начатки научных знаний.

Выдавая темноту за добродетель, византийское православие, а затем ее московские наследники веками боролись с «латинством». Это было ругательное слово. Они шельмовали католический юридизм. Отбросив христианское просвещение, они тем самым не смогли выполнять предназначенную церкви миссию воспитания верующих. Церковь не поняла необходимости освобождения семьи, даже задачи такой не ставила. Семья, особенно в деревне, оставалась огромной, опутанной древними языческими обычаями.

Католическая церковь не поощряла феодального владения одним христианином другого. Папская область первой освободила крестьян от феодальной зависимости, а за ней постепенно оно исчезло и во всех других странах. В России прямо наоборот: столетиями шел процесс закабаления крестьян, и ни одному священнику не пришло в голову выступить против крепостного рабства или хотя бы против продажи христиан.

А уж упоминать разделение властей нашей церкви всегда, вплоть до сего дня, и страшно, и невыгодно. Иначе пришлось бы обсуждать вообще природу власти, ее источники и практику. Со времен Византии в нашей церкви культивируется догмат «симфонии властей». Но это красивое пожелание на практике сводится к подчинению духовных авторитетов царям. Слабость и несамостоятельность церкви стала причиной ее краха в 20-е годы ХХ века. Разгром был не случаен. Отождествляя церковную иерархию с властью, никто не встал за «веру отцов».

Тайна для шестиклассников

Так научный факт превратился в «тайну», начиная с шестиклассников.

К концу XIX века благодаря светским школам и университетам Россия вышла на нужный уровень просвещения. Наша наука стала неотъемлемой частью мировой. Возникло земское самоуправление в городах и уездах. Экономика развивалась невиданными темпами.

И вот только тогда папа Григорий VII в наших энциклопедиях был назван одним из самых великих исторических деятелей, а его реформа – всемирно-историческим событием.

Так что при подготовке новой концепции учебников всемирной истории, объявленной академиком А.О. Чубарьяном, следует все же начать с Брокгауза и Эфрона.