Из фонда в фонд перетекая

Первый директор Российского фонда фундаментальных исследований, академик Владимир Фортов, 1996 год. Фото РИА Новости

Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ), ликвидация которого обсуждалась в узких кругах российской науки весь прошлый год, канул в Лету. Событие прошло, надо сказать, совершенно незамеченным, ограничившись лишь скорее равнодушными, чем бурными кривотолками в курилках и коридорах академических и вузовских учреждений. Между тем история рождения, расцвета и кончины РФФИ по-своему замечательна, ибо отражает во всей своей фондовой ясности трансформацию великой советской науки в невеликую российскую с последующим превращением последней в ту же советскую. Но не по части величия, а по степени чудовищной бюрократизации и централизации ее управления.

Если говорить точнее, ликвидация РФФИ завершает начатую в 2013 году реставрационную реформу российской науки, когда ее управлением занимается не академическая верхушка Российской академии наук, но академическая верхушка, сформированная политической элитой, не имеющей отношения к науке. Шедшее параллельно с отбором власти у РАН создание и развитие Российского научного фонда (РНФ) замыкало этот процесс, и он логичным образом завершился в этом году ликвидацией РФФИ, созданного почти 30 лет назад правительством Егора Гайдара, когда в нем пост министра науки занимал Борис Салтыков.

Интересное было время. Время, когда все бюрократические структуры Страны Советов рухнули в одночасье, а молодая российская власть занималась настоящим делом – спасением экономики. Тем не менее это не помешало ей создать РФФИ как нормальную альтернативу академической власти РАН. И РФФИ сразу же стал по-настоящему популярным и востребованным – и как научный бренд, и как неплохо работающая и на редкость не бюрократизированная научно-управленческая структура, – среди всех ученых молодого Российского государства.

Уникальное было время, когда заявка на грант и отчеты занимали не более трех страниц, когда царила полная свобода высказывания, не ограниченная никакими многословными инструкциями и обязательными формами. Занятие наукой в силу своего особого интеллектуального статуса приобрело в это время особенно привлекательные черты, когда в ней была предельно ослаблена корпоративно-коррупционная составляющая. И если свобода, пришедшая с августом-91, привела, как утверждают многочисленные российские граждане, а с ними и нынешняя российская власть, к лихим и бандитским 90-м, то науке она подарила просто невиданную атмосферу.

Именно тогда попридержали свои языки все многочисленные любители «новых научных направлений», «значимых научных и практических результатов» и «важности полученных результатов для народного хозяйства». Именно тогда атмосфера свободной научной дискуссии говорила о научном уровне каждого российского научного сотрудника со свойственной только ей точностью. Конечно же, такая ситуация не могла существовать долго, и «краткий миг свободы» неизбежно оказался кратким.

Постепенно, не спеша крепла российская власть, и параллельно с нею восстанавливалась бюрократическая сеть, что было абсолютно неизбежно, так как российская экономика так и не смогла слезть с сырьевой иглы. Можно, не слишком преувеличивая, сказать, что такая игла и сделала указанную сеть невиданной по степени эффективности, с которой она мешает любой нормальной человеческой деятельности, потому что ее основное занятие – дележ и распределение сырьевых денег. Именно сырьевая игла породила вертикальную, игольчатую структуру российской власти.

И реформа РАН в 2013 году, а вслед за ней и всей российской науки была всего лишь следствием стремления к вертикальности. Это отражало, по существу, полуфеодальное сознание любого приходящего в России к власти (не важно какого уровня) человека, которое, будучи посаженным на упомянутую иглу, и порождает полный монополизм в управлении чем угодно, не говоря уже о науке. Кстати, все эти неизбежные достижения российских чиновников в немалой степени коснулись и работы РФФИ, давно потерявшего свою первоначальную легкость и закономерно превратившегося в орган, приправленный изрядной долей бюрократии.

Но возвратимся к ликвидации РФФИ. Она полностью противоречит современным и давно апробированным в развитых странах методам финансирования науки. Грантовая система финансирования основана на как можно большем числе его источников, поскольку именно их разнообразие и «многополярность» обеспечивают гарантию того, что будет минимизирована корпоративно-коррупционная составляющая распределения финансов. Просто в силу элементарной конкуренции между неизбежно стремящимися к монополии различными группировками академического толка.

Поэтому закономерным, то есть не зависящим ни от каких благих намерений современных реформаторов российской науки, итогом отсутствия РФФИ станет монополия РНФ в распределении заметной части российского бюджета, идущего на развитие науки. И ничего хорошего это не сулит... Возникает ситуация, когда критерием отбора становится не «хищный глазомер простого столяра», точнее, грамотного физика, химика, биолога, филолога или историка, а хищные коррупционные интересы многочисленных корпоративных научных и околонаучных групп влияния. 

Новосибирск