Как монастыри, университеты и печатные книги спасли Европу

Изобретенное в 1450 году Иоганном Гутенбергом книгопечатание за четверть века проникло почти во все страны Западной Европы. Фридрих Райхерт. Первая гравюра Гутенберга. 1871. Майнцский музей Гутенберга

Мое ненасытное любопытство направлено на те очень долговечные организации, где пытаются собирать, воспитывать и переделывать людей на основе их умственных и душевных качеств воспитанием, а не евгеникой, с помощью духа, а не с помощью крови превращая в аристократию, способную и служить, и властвовать.

Герман Гессе. Игра в бисер

Одна из важнейших особенностей западноевропейской цивилизации – глубоко укоренившееся понимание того, что для решения сложных задач необходимо вначале вырастить людей, способных найти приемлемые решения и воплотить их в жизнь. Это понимание формировалось в Европе на протяжении многих столетий, и в данной статье на ряде примеров из истории Средневековья хотелось бы показать, как, сталкиваясь со сложнейшими проблемами, реформаторы искали не ситуативные, а долговременные, институциональные решения.

Огнем, мечом и… философией

Несмотря на то что изучению Средних веков посвящено множество исследований, в массовом сознании эта эпоха продолжает оставаться эпохой дикости, невежества и застоя. Между тем Средние века – это время Данте и Фомы Аквинского, стремительного роста числа городов и строительства готических соборов, первых парламентов и городских коммун. При этом такие достижения «мрачного» Средневековья, как университеты, банки, книгопечатание и многие другие, стали неотъемлемой частью мировой культуры. Интересно, что инициаторами и организаторами ряда важных перемен были деятели католической церкви – главного социального института средневековой Европы.

Характеристика Средних веков как времени дикости и невежества справедлива для раннего Средневековья, начавшегося после падения Рима в конце V века. От окончательной деградации Западную Европу в эту эпоху, получившую название «Темные века», спасли многочисленные христианские монастыри, которые остались единственным местом, где сохранялась ученость, берегли и переписывали древние книги, обучали население грамоте. Позже монастырям удалось спасти не только культуру Европы, но и саму церковь.

На рубеже XII и XIII веков серьезной угрозой для католической церкви стала ересь катаров, охватившая юг Франции и север Италии – в то время наиболее развитые в экономическом и культурном отношении регионы Европы. Не вдаваясь в обсуждение деталей этой гностико-манихейской ереси, зародившейся еще в VII веке на Востоке и пришедшей в Европу с Балкан, отметим лишь, что католическая церковь, развернув ожесточенную борьбу с еретиками (против катаров были даже организованы крестовые походы), вела ее не только огнем и мечом, но и при помощи… фил ософии.

Дело в том, что предпосылки возникновения и распространения ереси катаров коренились не только в сфере политики и экономики, но и в некоторых философских проблемах богословия. К числу таких проблем относились парадоксы, возникавшие при наделении бога атрибутами бесконечности, всемогущества, вездесущести и т.п. Так, при допущении вездесущести богом оказывалась вся природа, что, в частности, делало бессмысленным существование церкви. С другой стороны, если допустить, что бог присутствует не везде, то кто тогда управляет той частью мира, где его нет?

Анализ этих теологических проблем привел катаров к созданию учения, согласно которому Бог-Отец, Бог добра присутствует лишь на небесах, а нашим земным, грешным миром управляют какие-то другие силы. Это дуалистическое учение позволило церкви обвинить катаров в поклонении дьяволу, хотя объективные свидетели отмечали, что катары ведут добропорядочный образ жизни, а их первосвященники проповедуют идеалы праведности, следуя которым можно противостоять злу мира. Собственно, само слово «катар» в переводе с греческого означает «чистый», и отрицали катары не Бога, а право церкви вмешиваться в их жизнь.

То, как католики расправились с катарами, описано во многих книгах. Что же до философских предпосылок их ереси, то, чтобы разобраться с ними, понадобились не костры, а тончайший логический анализ самой идеи бесконечности. Так, в европейской философии, уже в XIII веке начинают разрабатываться представления о том, что бесконечности могут обладать различной мощностью, благодаря чему вездесущность бога не исчерпывает его изначальной беспредельности. (Знаменитый вопрос, сколько ангелов поместится на острие иглы, – это шуточная формулировка вопроса о соотношении бесконечно малых величин.) В конце XIX века идеи о бесконечностях различной мощности были разработаны немецким математиком Георгом Кантором в его теории множеств. При этом Кантор был удивлен, узнав, что некоторые из его идей разрабатывались еще средневековыми схоластами (Anna A. Davenport. The Catholics, the Cathars and the Concept of Infinity in the Thirteenth Century // Isis. 1997. V. 88. P. 263–295).

Для противостояния ересям были нужны люди, способные если не осуществлять логический анализ, то хотя бы адекватно понимать его выводы. Между тем таких людей не хватало, что не позволяло церкви вести успешную контрпропаганду. Несколько монахов-доминиканцев рассказали папе Григорию IX (1227–1241), что, когда они как мирные проповедники пришли в Лангедок босиком и, чтобы убедить катаров в искренности своих намерений, показали им окровавленные ступни, те встретили их бранью и камнями. В ответ папа ехидно заметил, что в споре с еретиками надо демонстрировать не босые ноги, а логические аргументы.

В начале XIII века Католическая церковь, задолго до Фрэнсиса Бэкона, осознала, что знание – это сила, которая может стать мощным средством укрепления ее власти, и начала серьезно заниматься развитием в Европе высшего образования. Впрочем, заботы об образовании не мешали проводить репрессии против еретиков, более того, эти два процесса шли параллельно.

В 1229 году войска католиков разрушили все укрепления Тулузы, одной из цитаделей катаров, и в этом же году была учреждена кафедра теологии Парижского университета. Решающую роль в учреждении кафедры сыграл Доминиканский орден, основанный в 1216 году. При этом доминиканцы потребовали, чтобы ни один новый монастырь не мог быть основан, если в нем не будет профессора теологии.

В 1231 году для борьбы с ересями по повелению папы Григория IX была создано специальное учреждение – инквизиция, руководство которой вскоре было возложено на доминиканцев, начавшим в это время играть существенную роль в создании в Европе университетской системы высшего образования.

Приручение университетов

Среди важнейших достижений Средневековья особое место занимает создание университетской системы образования. Значение этого новшества вышло далеко за границы культуры средневековой Европы, и например, такие элементы университетского образования, как лекция, публичная защита диссертаций, присуждение ученых степеней и т.п., стали обязательными ступенями подготовки специалистов высшей квалификации в большинстве стран мира.

Вообще-то различные высшие школы существовали практически во всех высокоразвитых культурах задолго до появления университета. Достаточно вспомнить Академию Платона, Ликей Аристотеля, учебные центры в Александрии, Византии, мусульманской Испании и в других странах. Однако все эти центры были ориентированы на определенных учителей, их идеи и методы обучения и напоминали скорее современные научные школы – неформальные сообщества, группирующиеся вокруг лидеров. Отсюда недолговечность большинства таких сообществ.

В этом плане европейский университет – многоступенчатая, строго регламентированная система обучения и присуждения степеней и званий – скорее напоминает систему подготовки государственных чиновников в средневековом Китае, основанную на одинаковых для всех кандидатов требованиях и регулярном проведении единых государственных экзаменов.

Главной особенностью европейского университета стало то, что ему удалось полностью отделить процесс обучения специалистов от каких-либо научно-исследовательских задач и благодаря этому довести методы преподавания до совершенства, до универсальной применимости. Человек Средневековья исходил из того, что высшей истиной обладает церковь, а важнейшие знания уже обретены мудрецами прошлого. Ученику же остается лишь усвоить эти знания и грамотно применять их в своей деятельности.

Появление средневековых университетов было тесно связано с так называемой городской революцией – начавшимся в XI веке процессом стремительной урбанизации Европы. С конца XI и до начала XIV века в Европе возникли тысячи (!) городов, которые, вместе с более древними полисами, превратились в ведущую экономическую, политическую и культурную силу общества.

Города были центрами развития ремесел и мануфактурного производства, банковского дела и международной торговли, светского искусства и коммунального самоуправления, и им, городам, были нужны образованные чиновники, юристы, врачи и другие специалисты. Французский историк Фернан Бродель приводит данные о количестве нотариусов в крупнейших городах Северной Италии конца XIII века: в Милане 1,5 тыс. человек на 60 тыс. жителей, в Болонье – 1 тыс. человек на 50 тыс. жителей, в Вероне – более 500 человек на 40 тыс. жителей. Все больше грамотных чиновников требовалось королевской и церковной администрации, а также крупным феодалам. Между тем средневековая образовательная система, существовавшая до университетов и состоявшая в основном из небольших монастырских и епископских (в городах) школ, находившихся под полным контролем церкви, не могла удовлетворить непрерывно растущие потребности общества.

Дальнейшее развитие образовательной системы Европы началось в XI–XII веках и осуществлялось на базе школ, подчинявшихся городским властям и сравнительно независимым от церкви. Именно в таких школах – в Оксфорде, Кембридже, Шартре, Орлеане, Равенне и особенно Париже – шли наиболее ожесточенные и глубокие философские споры (вспомним хотя бы знаменитую полемику Гильома и Абеляра о реальности универсалий). И именно такие школы церковь в начале XIII века попыталась «приручить», дав им особый статус всеобщей школы.

В стенах университетов профессора во время дискуссий обладали практически полной свободой и могли высказывать любые суждения. Диспут врачей в Парижском университете. Миниатюра из рукописи «Chants royaux», 1527 г., Французская национальная библиотека

В конце XII века некоторые школы, например парижская и болонская, достигли такой известности, что их представителей охотно приглашали в другие школы, и они могли свободно преподавать в учебных центрах многих стран. Эти-то школы и приобрели статус всеобщей школы (studium generale). Их выпускники получали право преподавать повсюду (licentia ubique docendi) без сдачи экзаменов. Причем это право утверждалось уже не властью городских магистратов, а властью пап, императоров и королей. Слово же «университет» (universitas) первоначально обозначало объединение магистров и студентов. Свое нынешнее значение оно приобрело только в конце Средневековья.

Для того чтобы получить статус всеобщей школы, учебное заведение должно было соответствовать ряду обязательных требований:

– обучать студентов из разных стран;

– давать не только общее образование по «семи свободным искусствам» (грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, музыка и астрономия), но и специальные знания в области медицины, теологии, права;

– располагать коллективом магистров (в обычной школе мог преподавать и один учитель);

– предоставлять licentia ubique docendi, то есть право читать лекции в других высших школах.

Таким образом, от предшествующих высших школ университеты отличались в первую очередь тем, что выдавали своим выпускникам дипломы, которые признавались во всем христианском мире. Если школа не удовлетворяла этим требованиям, она не могла считаться всеобщей, имела местный характер и называлась частной школой (studium particulare).

Формирование средневековой системы высшего образования стало результатом компромисса между стремлением общества (прежде всего городов) развивать образование и желанием церковных и светских властей подчинить это развитие жесткому контролю. Но средневековые города были достаточно независимы, поэтому такой контроль можно было осуществить, лишь заручившись поддержкой хотя бы части высших школ. Для этого им нужно было предоставить значительные привилегии. К таким привилегиям относилось предоставление университетам упомянутого выше «права учить повсюду», а также значительной независимости. Университеты выводились из-под городской юрисдикции и поначалу подчинялись лишь папской или императорской власти.

Подрывая права городских магистратов, папские и императорские лицензии поощряли вольницу школяров и независимость преподавателей, а сами университеты превращали во влиятельные самоуправляющиеся корпорации, с авторитетом которых – особенно в юридических и богословских спорах – приходилось считаться и королям, и церкви. В стенах университетов профессора во время дискуссий обладали практически полной свободой и могли высказывать любые суждения, что делало университеты потенциально опасными для церкви.

Так, начало Реформации положил монах-августинец, профессор Виттенбергского университета Мартин Лютер, который, критикуя Рим и протестуя против продажи индульгенций, мог сослаться на свое право доктора богословия высказывать «ученое мнение» и публично отстаивать его на диспуте. Важно также отметить, что унификация учебных процессов и введение единой иерархии степеней и званий не лишали университеты самобытности, но зато упрощали их повсеместное распространение. К началу XVI века в Европе было около 80 университетов, и их число продолжало расти. При этом массовость университетов не только обеспечивала условия для конкуренции различных школ и учителей, но и содействовала объединению Европы в единое культурное целое.

Изобретение Гутенберга

В неменьшей степени, чем создание университетов, культурному развитию Европы, а в дальнейшем и всего мира, способствовало изобретение Иоганном Гутенбергом (1399–1468) книгопечатания. При знакомстве с историей этого изобретения в глаза в первую очередь бросается скорость его распространения, сопоставимая, пожалуй, лишь со скоростью распространения интернета.

Изобретенное в 1450 году в Германии книгопечатание за какие-то четверть века проникло почти во все страны Западной Европы. К 1500 году в Европе насчитывается более тысячи типографий, осуществивших около 40 тыс. изданий различных книг, общий тираж которых составляет 16–17 млн экземпляров (Н.В. Варбанец. Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе. М., 1980). В XVI веке масштабы книгопечатания продолжали расти. В Европе появляется массовая литература (например, рыцарский роман), и если раньше обладание даже небольшим количеством книг являлось редкостью, то в начале XVII века у нищего идальго дона Кихота книгами был забит целый сундук.

Несмотря на фантастический успех, изобретение Гутенберга трудно назвать долгожданным. Люди, жившие в ту эпоху, просто не представляли, что изготовление книг можно поставить на поток, и, вообще-то говоря, не испытывали в этом потребности.

Начнем с того, что книгопечатание имеет смысл при тиражах хотя бы 400–500 экземпляров. Между тем тиражи в 100–200 экземпляров считались очень большими и были редкостью. Изготовлением книг занимались достаточно высокооплачиваемые переписчики, которые вряд ли мечтали потерять свой заработок. Что касается технических аспектов изобретения, то оно не сводится к получению множества одинаковых оттисков. Сама по себе эта идея стара как мир, и во времена Гутенберга печатание с деревянных или медных досок широко применялось, например, при изготовлении различных афиш. Но таким способом можно было напечатать максимум несколько страниц, и для изготовления книг он был непригоден.

В основе изобретения Гутенберга – создание шрифтов и набор из них текстов. Затем с набранного текста чеканилась форма (матрица) для отливки, с которой делалось, при помощи пресса, нужное количество отпечатков. Таким образом, изобретение предполагало наличие огромного опыта работы с разными металлами. Так, шрифты изготавливали из особых сталей, обладавших твердостью и упругостью, чтобы не ломались при чеканке матриц. Для изготовления матриц и отливок с них требовались уже совсем другие металлы (сплавы). Кроме того, сложной задачей оказалось изготовление рамок для наборных текстов и подходящих для печати красок.

Естественно, навыками для решения этих задач – а перечислены далеко не все задачи, которые пришлось решить Гутенбергу, – переписчики книг не обладали. Такими навыками обладали ювелиры, которым приходилось работать с различными металлами, а также иногда вырезать шрифты для изготовления медалей, печатей и тисненых названий на корешках книг. На этом общение ювелиров с книгами заканчивалось. Что же в таком случае побудило первоклассного ювелира Иоганна Гутенберга заняться делом, отнявшим у него два десятка лет и все его состояние?

Советский историк Наталия Васильевна Варбанец, анализируя биографию Гутенберга, приходит к выводу, что мастер принадлежал к тайному братству людей, обеспокоенных положением церкви и мечтавших о ее очищении. Таких людей, подготавливавших Реформацию, в XV веке было немало, и Ян Гус, сожженный в 1415 году как еретик за критику папы и клира, был одним из них. Поэтому главная цель Гутенберга заключалась не только в решении технической проблемы – механизации процесса изготовления книг, но и в том, чтобы дать людям как можно большее количество экземпляров Библии, чтобы они могли сами, без помощи погрязшей в грехах церкви узнать слово Божье. (Напомню, что чтение Библии было запрещено мирянам и в ряде случаев каралось смертью.) Поэтому Гутенберг в первую очередь и напечатал Псалтырь и Библию.

Интересно, что история изобретения Гутенберга не укладывается в привычную схему – есть общественный спрос и рано или поздно появляется способ его удовлетворить. Никакого явного спроса на печатную книгу не было, так как люди просто не представляли, что это возможно. Был спрос на свободное чтение Библии, и именно он сделал возможным гениальное изобретение.

Подобные ситуации все чаще встречаются в наши дни, когда обществу предлагают товары, потребности в которых у людей нет, они даже не подозревают о возможности их существования. Чаще всего сейчас это связано с использованием так называемых конверсионных технологий. Что же касается изобретения Гутенберга, то оно похоже на создание интернета, когда решение достаточно узких задач породило новацию, изменившую современный мир.

В последнее время часто говорят об умении Запада «играть вдолгую», то есть умении ставить перед собой долговременные задачи и шаг за шагом решать их, создавая для этого особые мосты в будущее – организации, способные воспитывать людей, умеющих мыслить и действовать по-новому. Как видим, и у этого умения очень давние традиции.