Егор Егорович Лазарев в Чехословакии. 1926 г. |
Когда сравниваешь виды Вёве и Монтрё на фотографиях в книге Перского с тем, как выглядят эти места сегодня, кажется, что за 100 с лишним лет здесь мало что изменилось: вот-вот появится фаэтон и мы, минуя деревню Кларан общины «Шателяр», через полтора-два километра подъема окажемся в деревне Божи над Клараном (фр. Baugy sur Clarens). Там в конце XIX – начале XX века процветали молочная ферма и кефирное заведение известного революционера-народника, одного из основателей партии эсеров Егора Егоровича Лазарева (1855–1937).
От революционера – до фермера
Егор Лазарев был энергичным, талантливым и незаурядным человеком. Выходец из крепостных крестьян, он смог осуществить свою мечту и поступить в «школу барскую» – гимназию, где отлично учился, параллельно давал уроки и фактически содержал себя сам. Несмотря на то что закончить учебу ему не удалось (отчислен после первого ареста в 1874 году), всю жизнь Лазарев занимался самообразованием, преумножая опыт в самых различных сферах, включая даже медицину. При этом он никогда не оставлял и занятий тяжелым физическим трудом, к которому был приучен с раннего детства.
Лазарев был убежден, что нужно «торопиться жить, то есть мыслить, чувствовать, познавать себя и окружающий мир, напоминать людям, что человек из животного превращается в полубога только благодаря его жизни в обществе, что поэтому для полного человеческого счастья на земле долг каждого – любить ближнего своего, работать, творить». Много позже, в 1920-е годы, во время его пребывания в Чехословакии, российские изгнанники и чехи называли Егора Егоровича не иначе как «справедливый старик».
В Швейцарию Лазарев впервые прибыл летом 1895 года. К этому моменту 23 года из 40 прожитых лет он занимался революционной деятельностью, никогда не был женат и в России за его плечами были неоднократные аресты и ссылки. Путь на швейцарские берега Лемана начался для Егора Егоровича после побега из ссылки в Восточной Сибири (1888–1890), и до 1895 года его необыкновенно насыщенная событиями жизнь была связана с Америкой, Францией и Англией. В Швейцарии же Лазарев наконец обрел свою вторую половину – в 1896 году женился на владелице молочной фермы Юлии Александровне Лакиер.
Через четыре года после женитьбы в письме В.Г. Короленко Лазарев так описывал произошедшие в его жизни перемены: «Я успел переплыть океан и после нескольких туров остался на более оседлое положение в Швейцарии: женился и дою коров теперь сижу и слежу, как живут, думают и движутся кругом меня народы. А ведь я действительно как раз среди народов Европы. Дойка коров, будучи повелительно необходимой, не может захватить все мои симпатии, и потому я занимаюсь переводной и компилятивной работой».
Подчеркивая, что кефир пришел в Швейцарию именно из России, впервые стал приготовляться в Цюрихе, а затем и на побережье Лемана, С.М. Перский так описывал методику его применения: «Для лечения кефиром не существует никакого определенного курса; чем больше и дольше его пить, тем лучше для больного. Обыкновенно его пьют натощак, делая умеренный моцион на открытом воздухе. Часа через два после первого завтрака при такой же прогулке принимают вторую порцию; через два часа после обеда – третью. К закату солнца надо прекратить и прогулку, и питье, а в 9–10 часов уже быть в постели. Какой из трех сортов кефира следует пить – слабый, средний или крепкий, – зависит от организма, а потому выбор нужно предоставить опытному врачу».
Можно допустить, что Егор Лазарев выстраивал свое фермерское пространство в Швейцарии не без оглядки на тот опыт, который он приобрел в России еще в начале 1880-х годов. В течение нескольких недель он гостил в самарском имении Льва Николаевича Толстого вместе с «приезжей на кумыс» группой столичной молодежи. Тогда все присутствующие «сходились к столу, чтобы повидаться и поболтать сообща», а отдых «заключался в переваривании поглощенного кумыса и философических перекличках, лежа на спине».
Называя ферму «русской волостью», Егор Егорович писал, что через нее в течение 20 с лишним лет «прошли тысячи и тысячи русских эмигрантов, учащейся молодежи, съезжавшейся на лето со всех стран Европы, и множество приезжих из России русских, больных и здоровых путешественников». Это одновременно было место «санаторно-курортного лечения» и своего рода «дискуссионный клуб», где люди самых разных политических и общественных взглядов, вольно и невольно взаимодействуя друг с другом, полемизировали ночи напролет, а днем поправляли подорванное в тюрьмах и ссылках здоровье чудодейственным лазаревским кефиром.
Однако совершенно отдельный, яркий и удивительный сюжет в истории «русской волости» – это визит австрийской императрицы Елизаветы (Сиси).
Супруги Лазаревы на ферме. 1900 г. |
Елизавета посетила ферму в апреле 1897 года. Вспоминая об этом незаурядном событии, Егор Егорович сожалел, что не вел в этот период систематических записей. «А мог бы, – сокрушался он, – если бы в то время я не был идеалистом и интересовался Историей, а не спасением человечества». Тем не менее синхронные этим событиям записи Лазарева сохранились. Его кларанская корреспонденция перлюстрировалась агентами российской охранки, благодаря чему мы знаем о визите императрицы из уст самого Лазарева: «Приехала сюда Императрица Австрийская Елизавета, стала пить кефир и молоко с нашей фермы, то и другое ей так понравилось, что она заинтересовалась фермой и пожелала узнать подробности, свойство и влияние кумыса. В одно время, совершенно неожиданно, явилась к нам на ферму. Я пригласил ее в сад к нам на ферму, и, усевшись, она выпила с удовольствием бутылку кефира и провела более часа, толкуя о политике. Инкогнито живет она в Гранд Hôtel, особа очень милая и симпатичная. Пробудет она еще недели две здесь, и за все это время мне придется бегать, как борзому кавалеру».
С первого взгляда ситуация кажется парадоксальной: императрица Австро-Венгрии не только посещает ферму революционера-народника, но, более того, по словам Лазарева, приглашает его на все время своего шестинедельного пребывания в Монтрё состоять при ней лейб-медиком. Впрочем, подобного рода поступки были свойственны Елизавете. Современница императрицы норвежская писательница Клара Чуди (1856–1945), выпустившая в 1901 году в Лондоне ее биографию, отмечала, что «страстная любовь к природе, горячее влечение к науке и мучившее ее нервное беспокойство заставляли императрицу Елизавету проводить большую часть времени в переездах с одного места на другое. Обыкновенно она путешествовала по чужим землям без свиты, в качестве простой туристки».
Необходимо отметить, что конец 1880-х – середина 1890-х были очень сложными и трагичными для императрицы годами, за короткий период ушли из жизни многие родные и близкие ей люди. Самая страшная в череде потерь – трагическая смерть единственного сына кронпринца Рудольфа в январе 1889 года. Историк и писатель Эгон Цезарь Конте Корти (1886–1953) в созданной им на основе документальных материалов биографии императрицы приводит запись, сделанную Елизаветой в дневнике в октябре 1889 года: «Я могу сойти с ума… если стану задумываться, как долго мне еще предстоит жить».
Желание заглушить неутихающую боль все больше толкало Елизавету к перемене мест в надежде на то, что увиденные красоты «смягчат безутешность и безрадостность, тяжким бременем лежащие на ее душе». С 1890 до 1897 года императрица пребывала в непрерывных путешествиях, совсем не думая о своей безопасности.
Основное здание на ферме Е.Е. и Ю.А. Лазаревых. Ориентировочно 1900 г. Фото из архива автора |
В воспоминаниях Лазарева также упоминается визит к императрице наследника престола, которому пришлось прибегнуть «к протекции нового лейб-медика, дабы добиться у императрицы пятиминутной аудиенции». Имел ли данный факт место на самом деле, сказать сложно – вряд ли биографы Елизаветы посмели бы упомянуть о том, как наследник престола Франц Фердинанд был с трудом допущен к австрийской императрице русским революционером-фермером, ведь даже вполне безобидная книга Клары Чуди, изобилующая лишь подробностями о болезнях императрицы, в Австрии была запрещена. Тем не менее, учитывая особенности характера Елизаветы и ее состояния в данный период, этот случай вполне мог иметь место. Так или иначе, Конте Корти констатировал: пребывание в Террите пошло Елизавете на пользу.
Ответ на вопрос, как императрица могла узнать о ферме Лазаревых, думается, не так и сложен. Продукция фермы к моменту появления на ней Е.Е. Лазарева была уже довольно популярна. В частности, С.М. Перский упоминает, что большинство отелей в Монтрё снабжались кефиром, приготовляемым «в деревне Божи, на ферме, известной своим отличного качества «молоком для больных», а содержала ферму русская дама. Дамой этой была не кто иная, как Ю.А. Лакиер, по стечению обстоятельств ставшая женой Лазарева именно в тот год, когда книга Перского увидела свет. Учитывая, что Елизавета во время своих путешествий имела привычку «без предупреждения посещать понравившиеся ей частные сады», неудивительно, что она появилась и на ферме.
Была и еще одна причина, которая вполне могла мотивировать интерес императрицы к молочной ферме Лазарева. Елизавета постоянно и в некотором роде болезненно следила за своим весом, колеблющимся в диапазоне от 46 до 50 килограммов. Сопровождавшая императрицу в путешествии 1894 года графиня Ирма Сцтараи отмечала ее увлеченность «новомодными» молочной и апельсиновой диетами, соблюдение которых предусматривало употребление в течение всего дня только этих продуктов. В начале 1895 года, во время проживания в Кап-Мартен, по указанию Елизаветы были приобретены коровы и отосланы в Австрию для устройства образцовой молочной фермы. С учетом вышесказанного неудивительно, что Елизавета и Е.Е. Лазарев нашли общий язык.
Убийство императрицы 10 сентября 1898 года итальянским анархистом Лукени глубоко возмутило и потрясло Егора Егоровича. В семейном альбоме среди фотографий родных и близких Лазарев бережно хранил памятную открытку с фотографией Елизаветы, а также открытку, на которой был запечатлен памятник императрице в Террите.
«Тут чисто русская волость»
Но жизнь «русской волости» продолжалась. Становясь все более популярной, ферма доставляла немало хлопот хозяевам, ведь основную работу они выполняли сами. «Дом у нас всегда полный. Уже несколько лет, как мы перешли совсем на демократический лад, – писал Лазарев в апреле 1903 года. – Прислуги у нас нет, приходится отдуваться жене и самим сожителям. Тут чисто русская волость у нас. Русских больше, чем в России, хоть отгребай. Летом сюда съезжаются старые друзья со всей Западной Европы, кроме матушки Руси».
Однако при всей усталости хозяев их благородный труд давал прекрасные плоды. Курс лечения удивительным кефиром в буквальном смысле ставил на ноги и давал новые стимулы к жизни. Об этом, в частности, вспоминала Екатерина Кускова (известный политический и общественный деятель, публицист и издатель), которая лечилась здесь от туберкулеза: «…людей на ферме много, почти все революционеры. Почти все они были больные, с привязанными к поясу бутылками: кефир. Кефир подавался и за чаем. Это был замечательный напиток, нигде потом такого не встречала. Лазарев говорил, что коровам для кефирного молока нужны были особые травы, они паслись тут же, на ферме». Подводя итог пребывания в Божи, Кускова констатировала: «В этой чудесной деревушке все мучившие меня вопросы пали…»
В конце 1906 года Егор Егорович вернулся в Россию. Время от времени он будет приезжать в Швейцарию, однако все заботы о «русской волости» лягут на плечи его жены. Трудами Юлии Александровны Лазаревой ферма, постепенно угасая, просуществует еще до 1919 года. Супруги вновь воссоединятся уже в Чехословакии, где им суждено будет прожить вместе еще более 10 лет, здесь же завершится их жизненный путь.
комментарии(0)