Грядущая антропологическая сингулярность

Системно-цифровая революция, сопряженная с революцией в сфере управления масштабными политическими, экономическими, техническими системами, осуществила геоэкономическую унификацию планеты. Иллюстрация Pixabay

Хотя невозможно по природе, чтобы существовал более чем один мир или чтобы

существовала пустота, но Бог может достичь и того, и другого, если так пожелает.

Этьен Тампье

Известна апория об Ахилле и черепахе. На этом классическом сюжете, оставляя в стороне казуистику Зенона, демонстрировалась уже в наши дни эффектная стратагема. Да, черепаха, безусловно, обгонит быстроногого Ахилла, но при одном условии: если будет двигаться в правильном направлении, а Ахилл – в неправильном. Верная маршрутизация предпочтительнее усилий в наращивании скорости: качество продвижения оказывается важнее его количественных показателей.

Проблема, однако, может быть рассмотрена и применительно к условиям, заданным Зеноном. Победа черепахи возможна не только за счет манипуляций с дорожными развилками. Заданную Зеноном дискретность можно переосмыслить как предчувствие философом темы фазовых переходов и каскада укладов. Усилия Ахилла, раз за разом пытающегося «догнать и перегнать», остаются тщетными, даже несмотря на мобилизационный режим и развиваемую скорость. Стоит ему вроде бы приблизиться к находящейся ненамного впереди черепахе, как она оказывается на другом сегменте пути, ином витке исторической дистанции. И для переживающего deja vu Ахилла все повторяется вновь.

Сегодня это даже не пересдача карт, а опрокидывание столов и смена правил игры.

Научно-технологические «дорожные карты» истории

История движется по пересеченной местности, руководствуясь собственной «дорожной картой», время от времени корректируя направление, меняя локальные ориентиры, продвигаясь и конкурируя сама с собой.

В социогуманитарных дисциплинах – политологии, экономике, праве, то есть областях знания, связанных с практикой и этосом, нет постоянных законов, но есть закономерности (теоремы), основанные на ментальной аксиоматике, философском контексте. Например, в рассуждениях Адама Смита примечательна оговорка об условиях работы «невидимой руки», превращающей совокупность частных интересов в общее благо. Ее результативность обусловлена определенной моделью общества и человека: существованием «системы естественной свободы» и соблюдением «законов справедливости», то есть наличием специфической культурной платформы («естественного порядка»). Исторические же обстоятельства изменчивы: меняется эпоха – изменяются ее порядки, установления, прописи.

Раскованный Прометей реализовал ряд революционных порывов и прорывов. Промышленная революция, осваивая машины и двигатели, создавала фабричное производство, развила городскую среду, повысив статус научного знания, естественно-научного и технического образования. Индустриализм стандартизировал коды хозяйственной деятельности, возросла производительность промышленности, экономический процесс стал внятным и реплицируемым, сдвигая целеполагание в область хрематистики – финансовых операций как универсального регулятора практики.

Индустриализация производства и образа жизни, технический и технологический переворот, наряду с введением в хозяйственную практику электричества, двигателя внутреннего сгорания, конвейерного производства, современных средств транспорта и коммуникаций, инициировали революцию масс. Параллельно с развитием фабричной и городской среды формируется технологичная государственность, ломающая кастовые перегородки прежней системы, вводя новые социальные стандарты, избирательное право, всеобщее образование. Скрестив же инженерную культуру с политикой, Zeitgeist, дух эпохи, порождает массовую идеологию, партийность, номенклатуру, распространяя и утверждая новый политический строй – этатизм.

Системно-цифровая революция, оснащенная достижениями в области электроники, автоматизации, компьютеризации, роботизации, сопряженная с революцией в сфере управления масштабными политическими, экономическими, техническими системами, осуществила глобальную реорганизацию разного рода коммуникаций и геоэкономическую унификацию планеты. Возникла универсальная дигитальная культура, сопряженная с развитием методологий познания и действия, подкрепленных потенциалом сообщества программ, больших баз данных, нейросетей, искусственного интеллекта и дополненной реальности.

Биокогнитивный переход стимулирует развитие биотехнологий и психофизиологии, вирусологии и генетических модуляций, а также междисциплинарного, перманентного и глубинного образования, связанного с социальными и ментальными модификациями. Индивидуация, реабилитирующая оригинальность и высокая оценка уникальности провоцируют революцию элит. Развитие геокультуры и геоантропологии перераспределяет нематериальные активы и перенаправляет людские потоки, укрепляя предпосылки универсальной антропосоциальной трансформации.

Построение новой культуры на основе индивидуации и корпоративной связности антропосоциальных конгломератов – генераций, развивающихся поверх земных барьеров, рождает предчувствие драматичной вселенной, подразумевающей меритократичное разделение Universum Humanum. Вглядываясь в разбитые окна Овертона, можно на краю горизонта заметить сполохи грядущей антропологической сингулярности.

Блеск и нищета познания

Нынешняя реорганизация мировой архитектуры, ее подвижность – отражение социокультурной турбулентности. Нелинейный мир предопределил запрос эволюции на социокультурную гравитацию, сложноорганизованную, эффективно действующую личность и адекватную обстоятельствам методологию познания и действия.

Не все пишется, что говорится, не все вербализуется, что мыслится, и не все мыслится, что существует. Транслируемый текст подобен усеченному дискурсу: лишенное настроек внутреннего камертона рассуждение утрачивает связь с силой и прозрениями de profundis. Декларация Сократа о том, что с годами он знает все меньше, вплоть до ультимативного «я знаю, что ничего не знаю», не была связана со старческой деменцией, а отражала представление о некотором постигнутом им парадоксе, свойственном процессу познания (отличного от пифагорейского). При расширении объема человеческого знания раздвигаются также границы с неведомым – новыми неизвестностями, усиливая понимание пределов и калибра познанного.

Подобное видение ситуации, ощущение обилия приоткрывающихся для сильного разума или интуитивно нащупываемых закономерностей и обнаруживаемых объектов способно парадоксальным образом сокрушить исследователя, все более осознающего тщетность для человеческого ума объять необъятное и некую принципиальную скудность уже обретенного знания.

Проблема реорганизации отношений человеческого разума с миром (обретение метода, позволяющего преодолевать ограничения, налагаемые на процесс познания самой природой ментальности) оставалась интеллектуально не разрешенной вплоть до конца XIII века. В 1277 году парижский епископ Этьен Тампье поставил ее вновь, созвав комиссию теологов, которая в числе прочих своих решений подтвердила Сократов вердикт человеческому уму. Но главным оказалось другое: был сформулирован выход из эпистемологического тупика, заложивший основу новоевропейской науки. Комиссия рассмотрела внушительный реестр претензий, связанных с распространявшимся в то время в Европе аристотелизмом, включая понимание истинности как результата логически непротиворечивых умозаключений. Этот тезис в числе других был поставлен под сомнение, подвергнут обсуждению и осужден. В качестве основания для такого вывода был использован спор многострадального Иова с Творцом, в сущности, о пределах познания на основе умозрительных концептов.

Критической констатацией дело, однако, не ограничилось. Взамен был предложен иной критерий: проверка истинности тех или иных логичных утверждений – «книгой природы» (наряду с библейским кодексом бытия), суверенной по отношению к человеческой логике, будучи сотворенной нечеловеческим разумом, и отражающей иной замысел, другой уровень и потенциал сложности.

Решение подвергать подобному испытанию умозрительную логику означало введение в исследовательский процесс экспиремента, свободного от игр разума арбитра. Одно из воплощений этого принципа – Европейский центр ядерных исследований (ЦЕРН). Фото с сайта www.home.cern

В результате открылась возможность построения иной, заметно более сложной, странной и непривычной для человеческого сознания картины мира, не укладывающейся в рамки привычных представлений о порядке вещей. А опознанный, подчас алогичный для ума порядок вещей, законы, открываемые в результате исследования окружающего мира, использовались также в социальных и гуманитарных дисциплинах, приводя подчас к не менее парадоксальным выводам.

Другим следствием обращения к эксперименту стала нараставшая технологизация науки – генезис своего рода естественно-научной прикладной «схоластики» (но практичной, а не умозрительной, антисхоластичной по своей природе). Экспериментальный метод выяснения законов мироздания скоро продемонстрировал власть человека над природой, зафиксиров это в тезисе: «Знание есть сила само по себе» (Френсис Бэкон).

В нынешней ситуации универсальной трансформации принципы новоевропейской (естественной) науки остаются прежними, но развиваются ее методы, множатся гипотезы, а их подтверждение или опровержение оказывается делом все более сложным и трудоемким. Дело тут в расширении спектра опознанной реальности, как физической, так и социальной, их усложнении в процессе познания (первой) и практики (второй). Новоевропейская наука – один из инициаторов происходящего переворота: мы нашли способ познавать то, что противоречит уму, строю сознания, но что объективно существует, пусть и расходясь с человеческой логикой.

Особенно резкое противоречие между логичными для людей представлениями о должном и экспериментально обоснованной картиной мира проявилось в начале прошлого века. Наиболее отчетливо – в формулировках теории относительности и представлениях о свойствах природы в поразительных для человеческого сознания открытиях квантовой механики. Но не только.

Методологические коррективы практики

Сложный человек со сложной практикой обитает в сложном мире, имея дело с калейдоскопичной суммой обстоятельств. Но обладает он умными технологиями и мощным инструментарием, выкованным в недрах современной цивилизации.

Уверенность в прошлых ситуациях не имеет отношения к будущему. В мире практики, отраженном в социальных дисциплинах, происходит нечто схожее с процессами в сфере естественных наук: усложнение взаимодействий, влекущее поиск новых методов ориентации и действия в меняющейся среде. Просвещенческая концепция человека в ХХ веке разбилась вдребезги, но большая трезвость взгляда на людскую природу поставила вопрос об актуальном режиме знания, характере дискурса, поиске новых методов, расширении круга легитимного знания в социогуманитарной области.

Системная методология стала одним из таких ответов на вызов времени. Начиная с исследования масштабных боевых и логистических операций мировой войны, она привнесла в общественную практику весьма действенный интеллектуальный аппарат – системный подход, породив семейство способов познания, действия и управления в усложняющемся мире: кибернетику, системный анализ, системную динамику, матричный анализ и т.д. А пространственное развитие цивилизации и тектоника мировой проблематики простимулировали формирование прогностики, основанной, в частности, на методологических принципах Римского клуба: глобальность, долгосрочность, трансдисциплинарность.

Обновление практики – коварный процесс, включающий деконструкцию современности, процесс, который порой срывается в деструкцию. Рубежи перехода очерчивают холмистый ландшафт ситуаций, нелинейных процессов, комплексных операций, образующих высокотехнологичный, многолюдный, полифоничный, персонализированный, протееобразный, энигматичный мир, утрачивающий определяемую прежними смыслами концепцию единого для всех будущего (историю).

Цивилизационная конкуренция сегодня – это борьба за будущее при переходе от пространственной, планетарной экспансии (глобализации) к колонизации нового исторического эона (постсовременности), смене технологического, равно как политического и социокультурного уклада. С какого-то момента логика процесса изменяет привычное соотношение причин и следствий, результативность перемен начинает доминировать над искусством распределения и перераспределения (оптимизацией). Креативность оказывается результативнее усердия, инновации определяют производство, казуальность дискредитирует каузальность, а устойчивость в большей мере зависит от искусства взаимодействия с контекстом.

В сложной реальности прежние методы и регламенты утрачивают былую эффективность, множатся сбои, растут риски. Тектоника сдвинувшихся цивилизационных плит чревата сгустками коллизий и новыми противоречиями, причем «величайшую опасность во времена нестабильности представляет не сама нестабильность, а действия в соответствии с логикой вчерашнего дня» (Питер Друкер). В таком случае квалификация рискует оказаться суммой формальных знаний, девальвированных сведений, неадекватных изменившемуся строю. Не производя искомую результативность, она не переходит в компетенцию: поросль будущего и вековые дубы прошлого не суммируются в «дровах» (сравним с судьбой такого показателя, как ВВП).

Искусство операций – списание неликвидов и приумножение активов при прохождении ситуаций (развитие). Эффективная преадаптация к возникающим обстоятельствам – сумма целенаправленной разведки, анализа действий по освоению будущего (проактивность), контроль и нейтрализация надвигающихся угроз (превентивность), опережающее, упреждающее заполнение вскрывшихся ниш (преэмптивность).

Трансформация среды, приближает ее состояние к динамичному хаосу – самоорганизующейся критичности, управляемой странными аттракторами. Целостность (гештальт) оказывается консенсусом взаимодействий вокруг непрерывной культивируемой цели, ее последовательного постижения и воплощения. Условие успеха в новых обстоятельствах – определение и освоение методологии познания и действия в ситуациях стратегической неопределенности, складывающихся в нелинейной среде и состоянии транзита; равно как и наличие критического числа сложноорганизованных личностей.

Меняются языки практики и палитра методологий, познание систем с границами сменяется спросом на рецептуру, годную для изменчивых организованностей и состояний без четкой фиксации рубежей, имея перед глазами в качестве вызова и предела образ системы без границ – космос бытия. Анализ же сместившихся по времени ситуаций замещает глобальность фрактальностью, долгосрочность нелинейной динамикой, а трансдисциплинарные обобщения перспективной уникальностью.

В недрах этого социального бульона развиваются два противоположных процесса: возрастание полифонии повышает позиции высокоадаптивных самоорганизующихся систем и одновременно делает все более проблематичным существование жестких, ригидных, монотонных организмов. В общем, «когда дует ветер, можно строить стены, а можно – мельницы».

Известные и неизвестные неизвестности

«Дорожная карта» на краю Современности – это продуваемый ветрами исторический перекресток, шанс на пересмотр оснований, вероятность смены ориентиров. И одновременно – зона рисков, усиливающая возможность девиаций и общей инволюции системы (хаотизации организации).

Переосмыслить прописи, компетенции и технологии – значит произвести ментальную революцию, обратиться к истокам, идеалу, отказаться от прежних форм презентации смыслов, совершить социальный и эпистемологический переворот. Будущее – иное состояние совокупности систем, включая социальную, оно борется за воплощение, преодолевая и отвергая прошлое. Деконструкция прежнего состояния опровергает окостенение, отрицая остановку текущего: жизнь – перманентная последовательность революций. Критические условия возникают в момент очередного фазового перехода, в тот миг, когда Ахилл и черепаха оказываются в разных мирах.

Стремление к тотальному контролю уступает свои позиции искусству управления, критическое же значение имеет выбор эволюционной стратегии – маршрута, который важнее скорости (и это также результирующее воздействие познаваемой сложности на трансформацию самого субъекта). Между тем реформирование стратегических представлений и коррективы управленческих алгоритмов явно непростая задача.

Несколько лет назад китайские реформаторы, размышляя о путях реформ, пришли к выводу: развитие технологий невозможно без модернизации институтов, а это вряд ли удастся осуществить, если не реформировать всю систему, изменив правила игры. Но корень проблемы еще глубже. Наступает своего рода момент истины: появляется мысль об императивном характере реформирования генерального субъекта, реализующего управление. Эта мысль выражена в витиеватой формулировке: «Изменения структуры, реформирующей систему, имеют первостепенное значение».

Коррекции, вносимые в методологию управления, прослеживаются сегодня в разных областях. Эффективным способом оказывается внешнее по отношению к сложной системе косвенное управление посредством соответствующих аттракторов, что позволяет избежать ставший затруднительным подробный анализ многочисленных и подвижных ее компонентов. Формулируются и апробируются инновационные методы управления, включая экзотичные: матричное, рефлексивное, точечное (акупунктурное), роевое (на основе семантического мультипликатора), посредством неклассического оператора, синергийное. Последнее вводит в операциональное планирование в конкуренции с конвенционально определяемой мерой предполагаемой эффективности ценностный компонент, приводя подчас к результативности на уровне serendipity.

Осмысление взаимодействий, развивающихся в лоне сложных систем, со времен Эдварда Лоренца прошло определенный путь. Возрастает также роль художественного (гармоники и гештальт), экспертного, личностного, органистичного, неявного знания. Мониторинг процессов и проектирование событий может выполняться с учетом голографичности, фрактальности, синхронистичности и аналоговых характеристик среды. При росте числа партикулярных ситуаций и операций изучается способность оператора интуитивно делать глубокие выводы из суммы фактов и наблюдений, выявлять неочевидные закономерности, совершать удачные открытия, находить неожиданные разрешения проблем и выходы из сложных обстоятельств.

Тут вспоминается методологическая экзотика выдающегося математика современности Андрея Колмогорова: «Не ищите там теорем. Их нет. Я ничего не умею выводить из исходных для этой теории уравнений Навье–Стокса. Мои результаты об их решениях не доказаны, а верны – что гораздо важнее всех доказательств». И схожий метод решения задач членом Королевского общества Рамануджаном Сринивасой.

Тень известных рассуждений Дональда Рамсфелда о «неизвестных неизвестностях» провоцирует размышления о последствиях «маловероятных высокоэффективных событий» (Ричард Чейни), разнообразных и неочевидных коллизиях: биологических, видовых и т.п. Отход от концентрации лишь на известных угрозах предполагает учет артефактов и выходящих за рамки прежнего опыта сюрпризов, расширение спектра сил и средств по принципу «делай, что можешь, и будь готов, что это окажется недостаточным» (capabilities based strategy). Взгляды Рамсфелда подвергались в свое время обсуждению и нередко осуждению, однако пандемия-2020 подтвердила главную установку стратагемы – ориентацию не только на известный тип противников, конфликтов и событий.

Кризисное развитие, преодолевающее ограничения системы и выходящее за ее рамки, ориентируется на высокоадаптивную самоорганизацию. Мыслители от Аристотеля до Клауса Конрада размышляли над опытом столкновений амбициозного аутопоэзиса (самопорождения) с агрессивными/охранительными обстоятельствами, проблемой «зависти богов» и неотвратимости фатума. Алгоритм рокового хода событий (фабула) в подобной трактовке трагическим образом предопределял судьбу субъекта и результат предприятия.

Иной подход к прохождению череды критических состояний прописан в библейских текстах, их производных, а также в концепте Ренессанса: Sapiens Dominabitur Astris («Разум повелевает звездам»). Обезличенные концепты стратегирования зафиксированы в мировидении и технологиях интеллектуальных игр: гексаграммах, го, шахматах, картах и других маршрутизаторах – стратегиях комплексных взаимоотношений.

Развитие само по себе чревато рисками и катастрофами, альтернатива – жизнь в дурной бесконечности «худых людей» как «нечто безобразное и уродливое, однако без страдания» (Аристотель), соприкасаясь с пространством дерзновений, но игнорируя его. Проживая количественно-сюжетный круг с чредой ситуаций, образующих лабиринт истории как бесконечную «комедию положений». 

Статья основана на докладе «Методологические и прогностические аспекты цивилизационной конкуренции (познание – действие – управление)» на конференции «Системная экономика, социально-экономическая кибернетика, мягкие измерения в экономике – 2020». Москва, Финансовый университет при правительстве РФ, 20 мая 2020 года.