Андрей Ваганов
В эпоху научпопа коммуницируют уже не столько по поводу науки, сколько по поводу того, что когда-то было научным знанием. Фото автора
Еще в совсем не таком уж и далеком 1981 году выпуск научно-популярной литературы в СССР составил 2451 наименование общим тиражом 83,2 млн экземпляров. Впечатляет и динамика роста тиражей научно-популярных изданий в то время: в 1940 году не выше 13 млн экземпляров; в девятой пятилетке (1971–1975 годах) – около 70 млн ежегодно.
Споры о терминах
Показательно, что как раз в конце 1950-х в СССР начинается работа по осмыслению и анализу популяризации науки. Мало того, научная популяризация как таковая становится объектом исследования академических ученых. Пожалуй, первым исследователем в этом направлении была Э.А. Лазаревич. В 1957 году Элеонора Анатольевна защитила диссертацию «Советские ученые как писатели – пропагандисты науки». В этой работе Э.А. Лазаревич отмечает как бы исходную точку начала изучения научной популяризации в СССР: «Изучение и издание научно-популярной литературы все еще не соответствует ее новой роли в жизни советского народа. До сих пор не налажен статистический и тематический учет популярных произведений о науке. Нет единого центра, призванного в союзном или республиканском масштабе планировать издание научно-популярной литературы, осуществлять контроль за ее выпуском и пропагандировать ее. Следствием этого является рассредоточение лучших авторских кадров и серьезные недочеты в тематике изданий: дублирование одних и забвение других – не менее важных – вопросов науки и техники. Разработка теории научно-популярной литературы ведется крайне медленно и силами небольшой группы энтузиастов…»
И хотя анализ, проведенный Э.А. Лазаревич, в основном сводился к комментированной хронологии – причем комментированной с точки зрения марксистской идеологии (см., например, ее более позднюю работу: Лазаревич Э.А. Популяризация науки в России – М.: Изд-во МГУ, 1981. – 244 с.), – сам по себе этот факт говорит о постепенном осознании важности популяризации науки в обществе. Принципиально важен один из выводов, к которому приходит Лазаревич: «Термины «научно-популярная» и «научно-художественная» литература не имеют принципиального различия, противопоставление их неправомерно. И в том и в другом случае это научная и популярная литература, и в том и в другом случае она должна быть художественной».
Выдающимся автором научно-художественной литературы был Даниил Семенович Данин. «Книги его зачитываются до «полураспада»: стотысячные тиражи «Резерфорда» и «Нильса Бора» исчезают с библиотечных полок (я уже не говорю о «Неизбежности странного мира», трижды повторенной в первой половине 60-х годов); вряд ли можно найти интеллегентного читателя, который не знал бы имени Данина, но как-то специфически: «Ах да, это про ученых! Пути в незнаемое, физики и лирики и все такое прочее… как это?.. научно-художественное», – отмечал литературовед Лев Аннинский в предисловии к сборнику избранных произведений Д.С. Данина (1984).
Но в активе Д.С. Данина и очень глубокая теоретическая статья «Жажда ясности», впервые опубликованная в 1960 году в журнале «Новый мир». В отличие от работ Э.А. Лазаревич Данин не пытается выстроить и прокомментировать хронологию, историю популяризации науки. Его цель – разобраться во внутренней логике этого жанра. Выводы, к которым он приходит, выглядят парадоксально, но очень точны: «Когда итоги науки доступны всякому любопытствующему, как это часто бывает в искусствоведении, популяризация и не нужна. Когда недоступны, как это еще чаще случается в естествознании, популяризация необходима. Но почти невозможна. И наша тоска по простоте – это на самом деле жажда ясности, когда знание в деталях нам недоступно».
Потребность в осмыслении научной популяризации нарастала.
На академическом уровне
В апреле 1969 года в Тбилиси состоялась Первая всесоюзная конференция научных журналистов.
В 1970 году Всесоюзная секция пропаганды науки и техники Союза журналистов СССР совместно с факультетом журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова и с группой ученых стали инициаторами создания сборника «Наука и журналист». (В редколлегию издания, кстати, входила и Э.А. Лазаревич.) Тридцать статей, вошедших в сборник, были посвящены очень широкому кругу тем – от «В.И. Ленин и популяризация знаний» (И. Иноземцев) до «Иллюстрация в научно-популярном произведении» (Ф. Рабиза).
|
| Составлено автором |
Научно-популярный жанр и на академическом уровне рассматривался в то время как вполне равноправный и равноценный, но в то же время автономный элемент в системе научной информационной коммуникации, в системе научной литературы в целом. «Было бы крайне важно понять, какие именно книги правильно относить к числу научных книг, и найти критерии, по которым их можно выделить из массы общей книжной продукции, – ставили себе цель авторы коллективной монографии «Научные коммуникации и информатика» (1976). – С более или менее значительными оговорками из числа научных книг и брошюр можно исключить научно-популярную литературу (половину которой составляют массовые издания по искусству, литературоведению и общественным дисциплинам), а также производственно-инструктивную литературу (подавляющее ее большинство составляют специальные виды технической литературы) и программно-методические издания (в основном брошюры специального назначения)».
От научно-популярного книгоиздания не отставала и периодика. В 1974 году в СССР выходили 48 научно-популярных журналов. Всего же периодических научно-популярных изданий было 83.
Напомним, как раз в 1974 году тираж, например, журнала «Моделист-конструктор» составлял 400 тыс. экземпляров. И это был еще не предел. Ежемесячный иллюстрированный научно-технический журнал ЦК ВЛКСМ и Центрального совета Всесоюзной пионерской организации им. В.И. Ленина для пионеров и школьников «Юный техник» в 1978 году выходил тиражом 870 тыс.!
К середине 1980-х годов каждая двадцатая книга в СССР – научно-популярная. Причем половина тиража советских научно-популярных изданий приходилась на издательство научно-популярной литературы «Знание», созданное в 1951 году. «Знание» выпускало целую серию научно-популярных периодических изданий под общим названием «Новое в жизни, науке и технике». Число подписчиков на издание этой серии в области естественных наук и техники в 1980 году превысило 1300 тыс. А накануне распада СССР, в 1990 году, было выпущено 2268 наименований научно-популярной литературы, тираж которой составил 218,3 млн экземпляров. И мы этим законно гордились…
Индикатор «температуры» общества
Уже вполне фундаментальная библиотека серьезных научных исследований и общественно-политической публицистики посвящена процессам трансформации научно-технической сферы в России после 1990 года. Исходя из целей нашей статьи, ниже мы рассмотрим процессы, происходившие в сфере популяризации науки на фоне трансформации научной сферы в СССР/России.
По данным опросов ВЦИОМа, в начале 2000-х годов только 1% россиян считали профессию ученого престижной. И это не случайные артефакты статистической выборки…
Такое снижение престижа науки и ученых (хотя, строго говоря, это не одно и то же для общественного сознания) произошло за исторически кратчайшее время. Ведь, например, в 1967 году в СССР было 770 тыс. человек научных работников. Этот показатель составлял почти 1% (0,94%) от общей численности рабочих и служащих. А общее число занятых в сфере науки и научного обслуживания составило 2860 тыс. человек. Через 20 лет, в 1992 году, в России на 10 тыс. человек трудовых ресурсов приходилось 93 исследователя. Для сравнения: в США этот показатель составлял 76 человек (Наука в России в цифрах: 1993 – М.: ЦИСН, 1994). Именно на 1970–1980-е годы, как мы отмечали выше, пришелся расцвет научно-популярного жанра в СССР.
Но и тираж только одного американского научно-популярного журнала Scientific American в 1980-е годы тоже достигал 7 млн экземпляров в год (то есть более 580 тыс. в месяц). В те же годы ежемесячный тираж другого «монстра» американского научпопа, журнала Discover, составлял 750 тыс. экземпляров.
Таким образом, ситуация с процветанием научно-популярного жанра в СССР была отнюдь не уникальной. Он процветал (и процветает) всюду, где было (и продолжается) промышленное, индустриальное развитие экономики.
Например, в тех же США в 1972–1978 годах 52–60% опрашиваемых были убеждены, что наука приносит больше пользы, чем вреда; противоположной позиции придерживались от 2 до 5% американцев. (В Англии этот показатель был еще выше: в 1990 году 76% опрошенных считали, что наука улучшает ситуацию в мире.) Подобный настрой общественного мнения остается на удивление стабильным. Опрос, проведенный в 1998 году в США, показал, что интерес к науке и технике среди американцев оставался велик: 70% опрошенных заявили, что интересуются этими проблемами (Наука и жизнь, 1999, № 2).
Синхронизация показателей интереса к науке (причем позитивного интереса) на определенных временных отрезках в странах с различным политическим строем (США, ЕС и СССР) сама по себе очень любопытна. В связи с этим можно предположить, что степень процветания научно-популярного жанра – это величина инвариантная для определенного типа (этапа) развития любого общества. Конкретно – для индустриального и постиндустриального этапов, вне зависимости от политического строя.
Научно-популярный жанр (тиражи научно-популярной литературы и периодики, в частности) – всего лишь своеобразный индикатор «температуры» общества по отношению к научно-технологической сфере. Даже еще в 1988 году на ежегодный Всесоюзный конкурс на лучшие произведения научно-популярной литературы поступило 400 изданий из центральных, республиканских и местных издательств как на русском, так и на других языках народов СССР. Дальнейшая динамика говорит сама за себя: 1989 год – на аналогичный конкурс поступило около 300 произведений; 1990 год – 250 произведений; 1991 год – около 100. «Это значительно меньше, чем в прошлые годы, – констатировала в 1993 году редакция журнала «Наука и жизнь». – Но жизнь продолжается, и есть надежда, что замечательная традиция не угаснет». Увы, это было последнее с тех пор упоминание о конкурсе на лучшие произведения научно-популярной литературы.
Косвенным подтверждением сказанного может служить сокращение продолжительности «жизни» новых научно-популярных журналов, возникших в конце 1980-х – начале 2000-х (см. таблицу).
Другими словами, можно сказать, что новый научпоп, за редким исключением, долго не живет. Именно промышленное развитие тянет за собой развитие системы научно-популярной периодики и литературы. Не наоборот. «За последние 10 лет (с 1995 года) ассигнования государства на оборонные заказы, поддержку высокотехнологичных отраслей, прежде всего электроники, сократились в 8–10 раз. Государство не то чтобы делает шаг вперед к шестому технологическому укладу, но шаг назад – от пятого технологического уклада». Без электроники, подчеркивал нобелевский лауреат, академик Жорес Алферов, не может быть и современной экономики. К концу 1990-х даже в основных отраслях, которые формируют ВВП, уровень износа основных фондов был закритический: в нефтегазовой он близок к 65%, в нефтепереработке – к 80% («Ведомости», № 234, 12 декабря 2006).
В 1994 году соотношение расходов на научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки между США и странами Африки составляло примерно 54,3.1. Этот градиент НИОКР и стал определяющим для мирового политического развития. Логика технологической экспансии определяет логику экономическую и политическую. В 2003 году внутренние затраты на исследования и разработки в США и в России составили 28 584,3 млн долл. и 1317,2 млн долл. соответственно. Соотношение – 17,4.1. Конечно, это в три раза лучше, чем Африка в сравнении с США, но, чтобы оставаться адекватным реальности, сравнивать отечественные показатели приходилось с Африкой, в лучшем случае – с Южной Америкой.
Поэтому и нет ничего удивительного в том, что в 1994 году за поддержку науки из госбюджета высказались только 8% опрошенных россиян (Вестник Российского гуманитарного научного фонда, № 1, 1996). Опрос, проведенный в конце 1990 – начале 1991 года Институтом истории естествознания и техники АН СССР совместно с секцией социологии науки Северо-Западного отделения Социологической ассоциации Академии наук среди 800 человек (400 – случайная выборка, 400 – студенты технических вузов Санкт-Петербурга и Петрозаводского университета), показал: в Петербурге 56% опрошенных высказали мнение, что ученые больше думают о своих абстрактных проблемах, чем об интересах простых людей; 42,2% полагали, что ученые просто удовлетворяют свою любознательность за государственный счет.
Турбулентные процессы, происходившие в научно-технической сфере после распада СССР, хорошо иллюстрируются «мутациями» в названии и статусе ведомства, которое должно было бы отвечать за разработку и реализацию государственной научно-технической политики (ГНТП).
Показательно, что современное (с 2018 года) название министерства, отвечающего за реализацию ГНТП, почти полностью повторяет название, которое было у ведомства в 1991 году: Министерство науки и высшей школы РФ и Министерство науки, высшей школы и технической политики РФ соответственно. За это время, с 1991 по 2020 год, данное министерство претерпело шесть переименований и изменений статуса. И это если еще не считать легендарного Федерального агентства научных организаций (ФАНО).
Фазовый переход в научпоп
Круг – или, если угодно, вихрь – замкнулся. Все снова на исходных позициях почти тридцатилетней давности. Закономерно, что в российском обществе 1990 – начала 2000-х, отрицательное или в лучшем случае настороженное отношение к науке стало нормой. В 1998 году у 58% опрошенных студентов старших курсов пяти московских вузов технического, естественного и гуманитарного профиля российская наука вызывала негативные ассоциации (Вестник Российской академии наук, т. 69, № 3. 1999).
Но при этом важно подчеркнуть еще раз один принципиальный аспект происходивших процессов в сфере популяризации науки и техники. Этот сложный, противоречивый процесс «мутации» научной сферы (включая и систему научной популяризации) накладывается на очередной общемировой цикл популяризации науки – Popular Science (научпоп). В 2010-х годах уже и сам феномен Popular Science стал объектом серьезных науковедческих исследований.
В эпоху научпопа коммуницируют уже не столько по поводу науки, сколько по поводу того, что когда-то было научным знанием, то есть по поводу популярной интерпретации знаний. И по своей природе научпоп – это часть развлекательного бизнеса. Другими словами, потребитель научпопа тоже получает знание, но это не научное знание. Сегодня публика сталкивается с научным знанием в ненаучной среде.
Если присмотреться к окружающей социальной реальности, то можно заметить и еще более тонкий нюанс: нарастание интереса к научпопу как таковому, но не к науке. Она, Popular Science, создала симулякр «научного» знания, по поводу которого и происходит коммуникация в современном обществе. Наука пошла в массы – к чему, кстати, всегда ее и призывали, а иногда и директивно требовали – и заразилась там всеми присущими массовому сознанию болезнями.
Дарья Гармоненко
комментарии(0)