Шелковый путь. Изображение из Каталонского атласа Авраама Крескеса. 1375 г. Национальная библиотека Франции
Официальные власти Китая подтвердили информацию о двух инфицированных возбудителем легочной чумы. Больные прибыли из Внутренней Монголии – «автономного района на севере Китая, на территории которого расположены цветущие степи, засушливые пустыни и значительные участки Великой Китайской стены», как сообщает Википедия. В Telegram‑каналах прокатилась волна сообщений: «Даже в законтролированных по самое не могу китайских интернетах пользователи возмущаются: требуют от властей сообщить точное число чумных и отправить в карантин всех, с кем они контактировали». Интернет‑журнал republic.ru предупреждает: «Опасная болезнь по‑прежнему изучена не до конца. А Новый шелковый путь Китая таит в себе нешуточную угрозу».
Бессмертный Y. pestis
«Первыми появлялись зловонное дыхание и рожистая грязновато‑синеватая краснота языка и полости рта. Больные мучились от внутреннего жара. На 7–10-й день болезни наиболее выраженным клиническим симптомом был понос. В начале эпидемии испражнения при поносе были красного или желтого цвета, в дальнейшем у многих больных при поносе выделялись черные испражнения. У части больных испражнения сопровождались мучительными тенезмами, у других же испражнения были совершенно безболезненными. Заболевание сопровождалось высыпанием на коже черной сыпи, у большинства заболевших людей гнойничкового характера, но у всех сухой – из гнойничков жидкости не выделялось...» Таковы, согласно описаниям великого древнеримского врача Галена, клинические признаки моровой язвы Антонина, вспыхнувшей в Сирии в 165 году. Впрочем, ученые до сих пор спорят – была ли это чума или еще какая‑то неизвестная зараза.
Действительно, первой исторически доказанной эпидемией чумы (531–589), охватившей Европу, считается чума Юстиниана – по имени правившего в тот период императора Восточной Римской империи. Общее число погибших, по некоторым оценкам, составило за полстолетия 100 млн человек.
И тем не менее чумной возбудитель (по латыни – Y. pestis) до сих пор остается загадочным природным феноменом. Например, где искать первичный резервуар возбудителя чумы и кто главные его разносчики. Десятилетиями считалось, что это крысы. Ничего подобного. Крысы – это только вершина. Наиболее же опасная часть «чумного айсберга» скрыта от нас буквально в глубинах тектонических процессов. Поэтому, например, российский микробиолог, кандидат биологических наук Михаил Супотницкий предложил ввести новое понятие в эпидемиологию чумы – «цикл дестабилизации экосистем «простейшие – Y. Pestis». Судя по всему, Y. pestis может миллиарды лет (sic!) существовать как истинный паразит одноклеточных организмов, обитающих в почве.
«Чума никуда не «движется» ни сама, ни и с потоками товаров, – подчеркнул в беседе с «НГ» Михаил Супотницкий. – Этот миф существует еще со времен Юстиниановой чумы VI века, когда считали, что чуму в Марсель занесли корабли. Чума – это природно‑очаговая болезнь, ее вспышки среди людей возникают только на их территории. Утверждение, что Н овый шелковый путь Китая таит в себе нешуточную угрозу, – проявление либо незнания эпидемиологии чумы журналистом, решившим осветить столь броскую тему; либо преднамеренная провокация тех, кто хочет навредить одновременно России и Китаю. Природные очаги чумы имеются и в России, и в Китае. Не менее 20% поверхности нашей планеты имеют очаги чумы, а возможно, и больше. Но это те очаги чумы, границы которых определены по эпизоотиям среди грызунов. Естественным (первичным) резервуаром возбудителя чумы и многих других опасных инфекций являются простейшие организмы. В последние годы этому было найдено много экспериментальных подтверждений. Такие очаги чумы мы в своей монографии назвали реликтовыми. Периодически они активизируются». (Михаил Супотницкий, Надежда Супотницкая, «Очерки истории чумы», М., 2006).
Отметим, что до сих пор ученые не смогли установить механизм попадания Y. pestis в популяции грызунов, обитающих на территориях природных очагов чумы. Отмечено только, что люди начинают заболевать чумой вслед за эпизоотиями среди крыс в течение двух недель.
В упомянутой Михаилом Супотницким книге уточняется: «...Можно ожидать, что у Y. pestis, древнейшего обитателя почвенных амеб, больше «заинтересованности» в своем существовании именно в почве, а не среди не так давно по масштабам геологического времени распространившихся по поверхности планеты прямоходящих узконосых приматов, относящих себя к виду Homo sapiens sapiensis. Сегодня они есть, завтра их нет; амебы же будут всегда. На основе имеющихся сегодня знаний об экологии возбудителя чумы невозможно сказать, где, когда и при каких обстоятельствах возникнет новая чума и почему она не возникает при тех обстоятельствах, при которых, как мы знаем, она должна возникнуть».
Мировая моровая
Для эпидемий чумы характерен пульсирующий режим. Хороший пример дает как раз история Китая. В 1924 году отдельные случаи заболевания начали фиксировать в Южной Маньчжурии. И этот очаг начал разогреваться. Уже в 1930-е годы для Внутренней Монголии и Южной Маньчжурии чума стала эндемичной – присущей только данному ареалу болезнью. Ареал, надо сказать, немаленький – десятки тысяч квадратных километров. Во время вспышек чумы 1933 года и 1945–1947 годов умерли десятки тысяч человек. К началу 1950-х этот очаг вроде бы угас.
И вот чума, которую вполне справедливо и даже с оттенком благоговения называют «черной смертью», вновь дала о себе знать. На этот раз опять в Китае… Но и жителям Русской равнины расслабляться не приходится.
«Москва также стоит на реликтовом очаге чумы, – подчеркивает Михаил Супотницкий. – Последняя крупная вспышка чумы в Москве и Московском регионе вспыхнула в 1771–1772 годах, погибло около 100 тыс. человек. А всего с 1364 года в регионе было не менее семи крупных вспышек чумы. Почему это происходит, единой точки зрения у ученых нет. Чума – очень сложное и непознанное природное явление. Внешне ее появление «на людях» выглядит так. Сначала вспыхивают чумные эпизоотии среди грызунов, потом чума через зараженных блох может перекинуться на людей, а может и нет. Почему она переходит в легочную форму, пока не совсем понятно. Бывают очень крупные вспышки чумы типа той, что вспыхнула в Лондоне в 1665 году и в Москве в 1771–1772 годах. Но тогда чума была в бубонной форме. Однако есть чисто эмпирическое объяснение времен легочной чумы в Харбине 1910–1911 годов. Замечено, что у китайских тарбаганщиков (ловцов тарбаганов – монгольских (сибирских) сурков) в случае попадания крови зараженного чумой тарбагана в ранку на коже в последующем развивается бубонная чума с переходом во вторично-легочную. Дальше человек передает ее воздушно-капельным путем при кашле. Так возникает цепочка первично-легочных случаев чумы и эпидемия легочной чумы. Но у русского тарбаганщика в аналогичной ситуации чума обычно развивалась в бубонной форме и не переходила во вторично-легочную». И это еще одна загадка чумы...
В 90-е годы прошлого века глобальная регистрируемая заболеваемость чумой не превышала 5419 случаев (1997) в год. Вспышки чумы были зафиксированы в 24 странах, и почти 70% из них – в Африке. И все же о чуме как о тотальной «моровой язве» уже не вспоминали. Она стала казаться полностью контролируемой человеком болезнью. Однако... В 1994 году, после 15–30-летнего перерыва, чума появилась в Малави, Мозамбике и Индии (в этой стране, кстати, природные очаги чумы считались к тому времени совершенно угасшими); еще через три года – в Индонезии. Уже как закономерность стали высеваться штаммы Y. pestis, устойчивые к стрептомицину.
Выживают пассионарии
В монографии Михаила и Надежды Супоницких «Очерки истории чумы» собран и систематизирован богатейший исторический и естественно-научный материал. Но один сюжет, посвященный истории чумных эпидемий, кажется мне особенно интригующим. Он связывает физические (геологические) явления с пульсациями природных очагов чумы.
«Бесполезно искать абсолютную корреляцию между отдельными пиками (изменения уровня Каспийского моря. – А.В.) и пандемиями чумы, – отмечают авторы, Михаил и Надежда Супотницкие. – Климатические процессы инерционны, биологические – сложно опосредованны. Но вот что любопытно! Первая и вторая пандемии чумы (соответственно 531–589 годы и 1346–1351 годы. – А.В.) начинаются в период резкой смены климата в сторону его похолодания. Кратковременный, но значительный подъем уровня Каспийского моря в конце первого тысячелетия не совпал с какими-либо свидетельствами в европейских летописях о крупных эпидемиях чумы, однако о них есть упоминания в восточных источниках. В Киото, древней столице Японии, с 869 года ежегодно отмечается праздник Гион Мацури, учрежденный императором в связи с прекращением какой-то весьма смертоносной эпидемии чумы».
Мало того, тяжесть последствий для того или иного этноса эпидемий «черной смерти» четко коррелирует с фазами этногенеза (по Льву Гумилеву) – подъем, акматическая фаза, надлом, инерционная фаза, обскурация, регенерация и реликт. Так, даже современникам чумы Орозия (251–266 гг.) была ясна ее связь с упадком Рима. Или, как пишут авторы «Очерков», «население Римской империи утрачивало разнообразные генотипы «героев» и вырождалось в «торгашей» и «жизнелюбов»... Чума становилась особенно упорной в генетически однородных популяциях, она как бы завершала процесс этногенеза – римляне (фаза обскурации) после очередного мора уже не смогли восстановить свою численность». Чего не скажешь про византийский этнос.
Чума Юстиниана пришлась как раз на акматическую фазу византийского этногенеза. Но даже несмотря на разгул чумных эпидемий, византийцы смогли уничтожить государство вандалов на африканском побережье, разгромили армии готов и франков, присоединили Италию, отбили Сицилию у берберов, нанесли поражение персам в Колхиде. «Им даже хватило сил на кровавый и продолжительный внутренний конфликт – иконоборчество, – подчеркивают авторы. – Прошло почти 1000 лет, отмеченные еще одной сокрушительной пандемией чумы («черная смерть» 1346–1351 годов), прежде чем Византия перестала существовать».
Кстати, в Европе после чумной пандемии 1346–1351 годов произошел самый настоящий демографический взрыв! Исследователи отмечают увеличение количества заключаемых браков, увеличение рождения двойней. Смертность даже среди заболевших чумой резко снизилась. Эпидемия не помешала Англии и Франции почти 100 лет вести упорную войну друг с другом. Спрашивается: почему? «Вторая пандемия чумы пришлась на акматическую стадию этногенеза «христианского мира», – отмечают авторы «Очерков». Но мало того…
Чума величественна! И пушкинское «Бокалы дружно пеним мы,/ И девы-розы пьем дыханье –/ Быть может... полное Чумы!» оказывается вовсе не метафорой, а научной моделью поведения людей в ситуации чумной эпидемии. Причем моделью, не меняющейся и в историческом времени и не зависящей от географической локации.
Скажем, появлению привычки к пьянству – в современном и понятном нам виде – европейская цивилизация обязана как раз чумным эпидемиям. Крепкие спиртные напитки на основе дистиллированного спирта были разработаны в Европе еще в XII столетии в Италии.
Через 700 лет – все то же. В 1921 году во время легочной чумы во Владивостоке Областная санитарно-исполнительная комиссия (ОСИК) не могла установить охрану противочумных учреждений из-за постоянного пьянства милиционеров. «Не имея силы повлиять на их работу, комиссия сделала попытку заменить милиционеров, обратившись 26 апреля за содействием в Никольско-уссурийскую бригаду дивизиона народной охраны. Однако ОСИК уже 28 апреля поспешила отказаться от ее услуг, так как оказалось, что охраняющий очаги чумы дивизион «представляет из себя пьянствующую банду, берет взятки с обсервируемых, вместе с ними пьянствует». Все эти феномены группового поведения больших человеческих популяций наводят вот на какую мысль.
Если согласиться, что социальное проектирование – это фактически понуждение к взаимодействию в рамках заранее и сознательно сконструированных правил, то даже патологии (например, возбудителей массовых инфекционных заболеваний) можно рассматривать как некий формообразующий агент в социальном проектировании. Так, пандемия ВИЧ-инфекции вызвала колоссальные изменения в социальной организации современных людских сообществ. Недаром авторы «Очерков истории чумы» отмечают: «С удивительным постоянством, от одной эпидемической катастрофы к другой, человек проявляет себя определенными стереотипами поведения». Чумные эпидемии – как раз такой случай...
Что делать в этой ситуации? «Прежде всего не распускать панических слухов и не выходить за рамки научных представлений о чуме, – подчеркнул в беседе с «НГ» Михаил Супотникий. – Ну а в перспективе надо серьезно изучать экологию возбудителя чумы и установить причины, по которым активизируются ее реликтовые очаги. Впереди еще много научных открытий, они лежат буквально на поверхности знаний, есть даже научный инструментарий – методы молекулярной биологии, чтобы их взять. Осталось только найти пассионариев среди ученых, готовых это сделать».
комментарии(0)