К кому прилипает «голландская болезнь»

Норвежская морская платформа Draugen – чудо инженерной мысли. Она стоит на одной 280-метровой бетонной ноге, причем 250 м находятся под водой. Фото с сайта www.norskpetroleum.no

Когда Мохаммаду Идрису, королю Ливии (правил в 1951–1969 годах), сообщили о том, что американский консорциум обнаружил на территории его страны нефть, он с огорчением заметил: «Жаль, что ваши люди не нашли воду».

Ресурсы во благо и во зло

Ежегодно из недр Земли извлекают более 100 млрд т различного минерального сырья.

На промышленно развитые страны приходится около половины добычи минерального сырья и 90% его мирового потребления. США импортируют 15–20% необходимого минерального сырья, Западная Европа – 70–80%, Япония – 90–95%. Импорт энергоресурсов составляет в Японии около 80%, во Франции – около 60%, в Германии – 50%. Среди развитых стран наиболее энергоемкую экономику имеют Канада, США и Австралия.

В целом для группы развитых стран характерно превышение ресурсных потребностей над ресурсными возможностями. Этим определяется тот факт, что для слабо развитых стран, богатых запасами, более привлекательно основной упор делать на продаже полезных ископаемых.

Вместе с тем открытие богатых месторождений в странах с вполне благополучной, гармонично развитой экономикой способно создать перекос в их экономике, получившей название «голландской болезни». Этот экономический феномен связан с началом масштабного освоения в 1960-х годах Нидерландами нефтегазовых запасов Северного моря.

После масштабного освоения месторождений и роста цен капитал устремился в нефтегазовый сектор, что негативно сказалось на промышленном потенциале страны. Производительность труда стала снижаться, но из-за притока валюты от экспорта нефти курс гульдена (национальной валюты) начал расти. Это позволило конкурентам потеснить голландскую продукцию на внешнем рынке. Экономика страны в итоге впала в рецессию. И лишь в 1985 году Нидерланды смогли вернуться к положительным темпам экономического роста. Но модель пережитого ею кризиса стала классической. В настоящее время газовая промышленность в Нидерландах производит 4 тыс. куб. м газа на душу населения – столько же, сколько в России.

К слову, в США, Норвегии, Канаде и Австралии основу экономики составляет именно сырьевой комплекс, и никто там не говорит о «ресурсном проклятии». Более того, доля сырьевого комплекса в ВВП этих стран выше, чем в России.

Сам термин «голландская болезнь» был впервые предложен журналом Economist (1977). Впоследствии он стал применяться к аналогичным случаям в других странах.

Другой близкий по смыслу термин «ресурсное проклятие» был введен в 1993 году Ричардом Аути для описания глобального феномена беспрецедентного падения уровня жизни в странах – экспортерах нефти в 1970–1980 годах во время ценового пика на нефть.

Недра ни в чем не виноваты

Сейчас в России модно любые неудачи, связанные с отставанием в науке, технике и промышленности, приписывать «ресурсному проклятию». Дело, однако, не столько в нем.

В США полмиллиона буровых скважин – это втрое больше, чем в России. В добывающей промышленности России занято около миллиона человек, а в США – на порядок больше. При этом в результате сланцевой революции в США набирает обороты процесс индустриального возрождения экономики. Успехи в добывающей промышленности значительно удешевляют производство электроэнергии, которая, в свою очередь, позволяет сделать рентабельной добычу «тяжелой» нефти. Наращивая при этом экспорт углеводородов, США теснят на мировом рынке европейские страны, включая Россию, что способствует росту числа новых рабочих мест. То есть США вполне можно назвать сырьевой сверхдержавой, вовсе не страдающей «голландской болезнью».

Сопоставление с развитием США, такой же, как и Россия, сырьевой державы, заставляет усомниться в том, что виноваты лишь богатые недра страны. Вместе с тем вполне однозначная корреляция уровня демократии в стране и нефтяного дохода на душу населения заставляет задуматься над этой на первый взгляд неожиданной причиной.

Банкротство находившегося в 1990-е годы у власти в России правительства связывают со снижением денежных поступлений от продажи углеводородов. Но при этом за ослаблением государственных финансов последовало поднятие уровня демократии, проявившейся в относительно широких гражданских свободах, свободе прессы и реальной политической конкуренции. Когда в 2000-х годах началось восстановление российской нефтяной промышленности, наряду с ним одновременно последовал упадок демократии.

В течение шести лет начиная с 2000-го нефтегазодобыча в России сыграла важнейшую роль в экономическом восстановлении страны: реальные доходы увеличились на 48%, безработица сократилась с 9,8 до 6%, а доходы государства от продажи углеводородов возросли более чем в семь раз – с 14,5 млрд до 107 млрд долл. В эти годы добыча нефти увеличилась на 43%, а природного газа – на 12%.

Нежданные доходы позволили России расплатиться по старым долгам, при этом бюджетный дефицит сменился профицитом. Это позволило сократить наивысшую предельную ставку налога на корпорации с 35 до 24%, а подоходного налога для физических лиц – с прогрессивного налога, достигавшего 35%, до 13%. Эти изменения привели и к увеличению налоговых поступлений.

Существенно, что обратная зависимость между ростом доходов от продажи углеводородов и уровнем демократии в стране, наблюдаемая в России, отнюдь не универсальна. В общем случае свалившееся на демократическую страну нефтяное богатство не приводит к тому, что она становится менее демократической. Более того, данные ряда статистических исследований приводят к обоснованному выводу о наличии тенденции, в соответствии с которой денежные поступления от продажи углеводородов помогают демократиям оставаться демократиями.

Польско-американский политолог Адам Пшеворский определяет демократию как систему, в которой правящие партии проигрывают выборы. Совместно с коллегами он сформулировал четыре условия, которым должна соответствовать демократическая страна: 1) необходимо, чтобы глава исполнительной власти, будь то президент или премьер-министр, занимал пост в соответствии с результатами выборов; 2) по результатам выборов должна формироваться и законодательная власть государства; 3) в стране обязаны быть по крайней мере две политические партии, свободно конкурирующие на выборах; 4) по крайней мере одно уже побывавшее у власти правительство должно потерпеть поражение на выборах, когда ему на смену приходит новый состав кабинета министров.

Считают, однако, что вероятность того, что нефтедобывающие государства будут управляться автократами, на 50% выше, чем в странах, не располагающих запасами углеводородов, а вероятность гражданской войны в первых вдвое выше.

Уместно привести мнение, высказанное Майклом Россом в книге «Нефтяное проклятие»: «Если бы у руля государственной машины стояли филантропы, то необычные качества денежных поступлений от продажи нефти не имели бы значения. Но нет. Государственные дела вершат своекорыстные политики, действия которых в огромной степени зависят от имевшихся в их распоряжении денежных средств. Государства, доходы которых велики по объему, нестабильны, непрозрачны и формируются не из налоговых поступлений, обладают странными свойствами». Справедливости ради следует отметить, что имеют место исключения, при которых высоких темпов развития достигают страны с авторитарными «вменяемыми» режимами. К ним относят Южную Корею, Тайвань, Гонконг и Сингапур. Авторитаризм в этих странах на старте их экономических прыжков просто не был помехой для прогресса.

Важно отметить, что страны с огромными запасами углеводородов на душу населения, такие как монархии Аравийского полуострова, предоставляют своим подданным обширный круг льгот: бесплатные высшее образование и медицинская помощь, продукты питания и жилье по субсидированным ценам. Когда в 2011 году на Ближнем Востоке вспыхнули цветные революции, правительства большинства стран предоставили своим гражданам субсидии, погасив тем самым их недовольства. Парадоксально, но факт: как правило, в авторитарных странах бензиновые субсидии выше, чем в странах демократических. Яркий пример – Туркмения, в которой бензин продается народу по цене 2 цента за галлон (около 4 л), а электроэнергия бесплатна! Другой пример – Киргизия, в которой в апреле 2010 года народные массы свергли президента из-за повышения цен на топливо. Авторитарные правительства наверняка учатся на таких уроках.

Норвежское лекарство

В Норвегии 10 миллиардеров. Они делают бизнес в разных отраслях: продукты, круизные морские линии, производство, инвестиции и др. Ни один из них не стал богачом, позарившись на богатство недр, поистине являющееся в этой стране общенародным достоянием.

Добыча нефти в Норвегии началась в 1971 году, газа – в 1972 году. За десятилетие (к 1982-му) добыча нефти возросла до 25 млн т в год, газа – до 26 млрд куб. м в год. Добычей углеводородов в стране заняты три государственные нефтегазовые компании, главная из которых – Statoil. Основной район добычи нефти – месторождение Экофиск, расположенное в Северном море примерно в 270 км от побережья, где глубина достигает 72 м. Вокруг Экофиска на расстоянии до 80 км открыты и введены в эксплуатацию еще шесть месторождений. Все они образуют крупный нефтегазодобывающий комплекс, на котором установлено 18 больших морских платформ, а также ряд вспомогательных платформ для перекачивающих станций. Нефть высококачественная, с низким содержанием серы.

В Норвегии существует фонд NBIM (Norges Bank Investment Management), в который норвежское государство ежегодно отчисляет часть доходов от продажи углеводородов. Норвежцы этот фонд иногда называют попросту нефтяным фондом. На 19 сентября 2017 года размер этого фонда достиг астрономической суммы – триллион долларов. Фонд национального благосостояния России меньше норвежского нефтяного фонда примерно на порядок.

Главная и единственная цель фонда – за счет нынешних сверхдоходов от продажи сырья обеспечить финансовое благополучие будущих поколений, поскольку на бесконечный поток нефтедолларов рассчитывать не приходится. Когда нефть закончится, доходы от нефтяного фонда будут продолжать приносить пользу населению страны. На каждого норвежца сейчас приходится доля NBIM в размере 193 тыс. долл.

Во время мирового финансового кризиса, начавшегося в 2008 году, активы нефтяного фонда существенно не уменьшились, тогда как большинство нефтяных стран воспользовались деньгами «будущих поколений» из своих суверенных фондов. К примеру, в России и Казахстане активы фондов уменьшились в разы и была даже опасность их полного исчерпания.

Существенно, что инвестиционный портфель норвежского нефтяного фонда полностью открыт и с ним может ознакомиться любой желающий.

Норвежский прецедент ставит под сомнение безоговорочное принятие правомерности выводов, опирающихся на концепцию «ресурсного проклятия». Таким государствам, как Норвегия, Канада и Великобритания, с высокими доходами, диверсифицированными экономиками и прочными демократическими институтами, удалось избежать отмеченных выше «болезней» и «проклятий».