Юрий Голубчиков
Связать обучение с физическим развитием может экскурсия или поход.
Фото Николая Жиганова/ТАСС
В дореволюционные времена массовое научно-культурное движение, направленное на понимание собственного места рождения или проживания, наряду с краеведением называлось еще родиноведением. Наука о всей России именовалась россиеведением или отечествоведением. В 1920-е годы слово «родина» у новой власти оказалось не в чести и на смену «родиноведению» утвердилось нейтральное – «краеведение».
Краеведение как часть страноведения
Краеведение рассматривалось как часть страноведения. Не надо путать этот термин с современным страноведением, которое правильнее было бы именовать «государствоведением». Создававшееся в дореволюционной России страноведение было наукой, лежащей между землеведением и ландшафтоведением.
Со времен Бернхарда Варениуса (1622–1650), основоположника географии как отдельной отрасли науки, география делилась не на физическую и экономическую, а на общее землеведение и страноведение. Обе ветви были антропогеографическими, соединявшими физическую географию с человеком. Нижнюю локальную ступень этой лестницы заняло краеведение.
Советский географ Александр Барков определял краеведение как «малое страноведение». Выдающийся географ и биолог Лев Берг полагал, что «под именем географии обычно смешивают две совершенно различные науки: именно так называемую «физическую географию» и страноведение. Первая изучает: 1) процессы, происходящие в воздухе, воде и земной коре; 2) формы земной поверхности и составляет одну из частей космической физики. Вторая, страноведение, есть хорологическая (пространственная) наука, и за ней-то и должно быть удержано название географии». При этом Берг считал, что описание стран или областей, выделяемых на основании административных или политических границ, считалось ненаучным. Научным оно становилось на ландшафтной основе, рассматривающей взаимодействие всех царств природы.
Берг рассматривал учение о ландшафтах не как часть географии, а как сам предмет географии. «Ландшафтоведение и есть география. Вместе с тем оно есть усовершенствованное, утонченное страноведение. Исключать из учения о ландшафтах географию человека нет никаких оснований… в сущности, в ландшафтоведение должна войти вся география человека». Иными словами, гуманитарную географию (антропогеографию) Берг рассматривал как часть ландшафтоведения. Остается только представить, сколь яркой оставалась бы наука, если бы подход Берга удалось реализовать.
Краеведение в 1920-х годах объединяло людей в стремлении, может быть, даже не столько познать свой край, сколько сохранить память об уходящем и целенаправленно разрушающемся укладе жизни. По многим уездам выходили объемные краеведческие сборники. Живым, увлекательным языком, сопровождаемым детальными картами, подавались в них разнообразные сведения о природе и людях. Издавались журналы «Советское краеведение», «Экскурсионное дело», «Северная Азия», «Советский Север», «Живая старина»…
Одновременно краеведение сохраняло традиции российской науки. Сюда уходили многие высококвалифицированные ученые, академики. Научное руководство краеведением осуществляло Центральное бюро краеведения Академии наук. Возглавлял эту работу секретарь Академии наук, академик Сергей Ольденбург, одним из его заместителей был известный статистик и географ Вениамин Семенов-Тян-Шанский, сын выдающегося русского естествоиспытателя Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского.
Краеведческое движение в России было мощнейшим народным обеспечением научной деятельности. В некотором отношении оно даже противопоставлялось «официальной» науке, втиснутой в административные рамки и цеховые условности. Революционер-анархист и крупный ученый-географ Петр Кропоткин как-то заметил: «Почему-то все великие исследования, все перевернувшие науку открытия были сделаны помимо академий и университетов». Актуальны эти слова и сейчас.
Советские изломы краеведения
Разгром генетики или кибернетики в СССР многократно описан и хорошо известен. Гораздо менее освещено уничтожение в советский период тех «неглавных» наук, что не расширяли наш вещный мир, не усиливали власть человека над природой. К числу их принадлежат антропогеография и краеведение. Произошло это так.
На рубеже 1920–1930-х годов над российской географией разразилась самая сокрушительная из идеологических бурь. Ее потоки сокрушали все иные философско-методологические основания науки, кроме дарвинистско-марксистско-ленинских. Последовательно и принципиально проводилась линия разграничения наук о природе и наук об обществе. Дисциплины, пограничные между ними, попали в число нежелательных, если только не решали узкопрактические задачи.
Физическую географию было предложено считать естественно-научной дисциплиной, руководствующейся положениями диалектического материализма и эволюционизма. Экономическая география была объявлена общественной наукой, базирующейся на фундаменте исторического материализма и политэкономии. Любые попытки объединить законы исторического и диалектического материализма в одной концептуальной схеме жестко подавлялись.
«Естественно-гуманитарные по своему существу краеведение и страноведение не вписывались в схему строгого разделения естественных и общественных законов диалектического материализма. В отличие от зарубежной науки ряд направлений в отечественной географии и в 1930-е годы был практически запрещен (геополитика и краеведение), а другие (география культуры) не получили должного развития», – пишет видный географ А.А. Григорьев («География всемирного наследия», 2012).
Краеведческие общества были ликвидированы, их лидеры репрессированы. Если в 1930 году в стране действовало 2334 краеведческие организации, то в 1932 году их оставалось уже 1493. Многие из любителей своего края были обвинены в «великорусском шовинизме» или «местном буржуазном национализме».
В 1937 году правительство – Совет народных комиссаров РСФСР – принимает постановление «О реорганизации краеведческой работы в центре и на местах». Оно ставит последнюю точку в краеведческом движении. «Дальнейшее существование Центрального и местных бюро краеведения» было признано нецелесообразным. Наркомату просвещения было предписано их ликвидировать. Всю краеведческую деятельность предлагалось вести в музеях, домах культуры, школах.
В начале 1941 года закрывается созданный В.П. Семеновым-Тян-Шанским Географический музей в Ленинграде. На протяжении предшествующих 20 лет по своему богатству он считался третьим музеем города после Эрмитажа и Русского музея. «В это время Вениамин Петрович уже составлял проект географического музея-парка, охватывающего страны и местности всей земли. Но и то, что мы увидели, привело нас всех к одной мысли: Географический музей в Ленинграде – бесценное национальное сокровище», – вспоминал Ю.Г. Саушкин («Географическое мышление», 2011).
Сотни краеведческих музеев нивелировались под тематику партийного строительства и оказались похожи один на другой. Ряд музеев вынуждены были прятать в фондах ценнейшие коллекции, лишь бы соблюсти заданный им шаблонный процент соотношения определенных разделов тематики. То официозное движение, которое оформилось под названием «советское краеведение», правильнее было бы именовать историей партийного строительства в данном городе или районе.
Наука от краеведения отказалась. Оно оказалось в ведении краеведческих музеев, школ и туристических клубов. Научный мир связывал краеведение уже не с фундаментальным знанием, а с просветительской или памятнико-охранительной деятельностью.
Сетевое краеведение и микрополитика
Всеобщая компьютеризация населения и создание Интернета оказались настолько эпохальными событиями, что получили название эпохи «третьей волны» (первые две знаменовались «эпохой пара», затем «нефти и электричества»). Сетевые технологии предоставили человеку беспрецедентную возможность выбора наряду с невиданной доселе степенью мобильности и автономности. Теперь человек может работать, пребывая в путешествии, и путешествовать, оставаясь на работе. Стерлись некогда четкие различия между работой и домом, городом и деревней, обучением и развлечением, буднями и каникулами, виртуальностью и реальностью.
Для значительной части населения труд перестал быть жизненно необходимым. Многие предпочитают меньше зарабатывать, но иметь больше свободного времени, чтобы путешествовать, или работают лишь для того, чтобы путешествовать. Отдаленные путешествия становятся главной статьей ежегодных семейных расходов.
 |
| Краеведение всегда объединяло людей в стремлении познать свою малую родину. Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru |
Своеобразной формой туризма стал образ постоянной жизни в различных средах. Это бывает, когда человек приобретает второе жилье (дачу) в сельской местности и живет одновременно и в городской квартире, и на даче. Если еще недавно основу туристского рынка составляли оплачиваемые отпуска рабочих и служащих, то сейчас туризм перестает быть атрибутом и функцией свободного времени. Для многих людей все стало туризмом. Сфера туризма размылась.
В те или иные формы туризма оказались втянутыми около 3 млрд человек во всем мире. Каждый третий житель планеты пребывает какое-то время в году в состоянии туристического подвижничества. Не менее миллиарда человек в мире стали «стихийными» географами. За рубежом говорят об эре географической народной науки (geographical citizen science), или, говоря по-русски, «народной географии».
Интернет и массовый туризм вовлекли в процесс географического познания самые широкие слои населения. Даже если они путешествуют исключительно ради поиска удовольствий, то все равно обретают географические знания и опыт. «Сама среда путешествия, новые условия бытия активизируют познавательные способности человека», – отмечает И.В. Зорин.
Наука о туризме, или геотуристика, исследует туризм как важный инструмент повышения качества жизни человека и ее продления, но не путем долголетия, а путем перемещения в пространстве. В то же время туризм втягивает в процессы верификации научного знания самые широкие слои населения. Наука обретает массовый характер.
С появлением высококачественных, недорогих и открытых космических снимков каждый может вести инвентаризацию любой краеведческой информации, обладая средствами навигации и онлайнового картографирования, произвольного изменения масштаба и ракурса просмотра, а также распространения информации в Сети. Возникает своего рода краудсорсинг научного знания. Можно ожидать, что главным фактором дальнейшего развития науки станет рост популяции хорошо образованных индивидуалов, профессионально не связанных с научной деятельностью. С увеличением свободного времени занятия наукой все более реализуются как самый серьезный вид отдыха.
Географическая наука нацелена на создание объективного знания. «Народная география», формирующаяся в недрах традиционной или массовой культуры, оперирует субъективными бытовыми понятиями. Среди них главенствуют те, что были когда-то отнесены В.С. Преображенским к бытовой геоэкологии. Это пейзажная притягательность, криминогенная обстановка, районы различной дифференциации цен, инфраструктурные и экологические рутины повседневной жизни. Они нередко представляют реальную ситуацию в более яркой и символической форме. Например, по традиционным картам можно и не понять, что специфику некоего селения определяет полигон твердых бытовых отходов или своеобразие такого населенного пункта заключено в контролирующей его бандитской этнической группировке. Но они будут главенствующими в обыденных представлениях «народной географии».
Перед географической наукой выдвигается задача освоения этих обыденных интерпретаций пространства индивидами и группами людей, получивших название вернакулярных (от vernacular – «местный», «народный», «обыденный») районов. Долгое время обыденные представления людей о пространстве считались ненаучными и воспринимались учеными как предрассудки. Но как отмечает украинский географ Д.В. Николаенко, помимо знания профессиональных географов есть разнообразное географическое знание непрофессионалов. Они относительно самостоятельны и реально сосуществуют, у каждого свои достоинства и недостатки, их невозможно редуцировать друг к другу. И нет оснований оценивать обыденное географическое знание как некий второй сорт.
Территориально-локальные проблемы все чаще объединяют географически очень далеких пользователей Сети. На смену территориальным сообществам идут сетевые. Само краеведение становится сетевым. На его основе прослеживается становление философско-сетевой основы муниципального управления (микрополитики), формируются социальные движения.
Жизнь и пространство все более структурируются в паттернах и терминах сетей и потоков с ожидаемым исчезновением значения столиц и границ. Надежды на воплощение анархических чаяний о прямом народном самоуправлении соседствуют с представлениями о грядущем более жестком контроле общества через протоколы Интернета, подтверждаемые все более мощными формами цензуры на всех континентах.
Искусство жить и географизация познания
Реальность сегодня такова, что знания все больше передаются не столько через отца к сыну или от учителя к обучаемому, сколько через Интернет и компьютерные игры. Дети уже в четыре-пять лет становятся уверенными их пользователями. С этим опытом им непреодолимо скучно приниматься за чтение за партой. Обучаемые в некоторых отношениях знают не меньше обучающих.
Однако Интернет не дает всестороннего формирования личности. Сам по себе он в чем-то даже противоположен физическому совершенствованию. Связать обучение с физическим развитием может экскурсия или поход. Обучение в них сливается с развлечением, приключением и поисковой деятельностью. Идет оно в режиме полилога – разговора многих участников, включая преподавателя, а иногда и местных жителей. Немаловажно, что участники похода непосредственно заботятся друг о друге. Возможно, это и есть тот прообраз постдисциплинарного обучения, что станет нормой постинформационного общества завтрашнего дня.
Еще древнегреческий историк и географ Страбон определял географию как постижение «искусства жить». «В этом смысле, позволим заметить, географическое знание социально более значимо, более прагматично, а в отдельных случаях – даже судьбоносно в сравнении с любым другим, за исключением разве что умения читать, писать и считать», – подчеркивает Н.В. Багров («География в информационном мире», 2004). Можно полагать, что поиск знания, и даже не знания, а понимания посредством туризма станет доминирующей темой образования будущего.
Туристско-краеведческие методы познания мира предлагают образовательную модель, диаметрально противоположную традиционной, которая не развивала, а скорее подавляла индивидуальное мышление. В советской образовательной системе, к примеру, интересы коллектива ставились несоизмеримо выше личностных. В то же время советская образовательная система не учила коллективным действиям сообща. Из-за этого отчасти, возможно, и переживает сегодня Россия трудности. Туристические методы познания мира, напротив, ставят примат личности в индивидуализированном познании мира при коллективных действиях участников похода во имя конкретной цели.
Автор учебников по географии СССР для средней школы Константин Строев считал, что поисково-краеведческая деятельность учителя прямо ведет его к научно-исследовательской работе, и рассматривал краеведение как самую доступную сферу приложения знаний учащихся для работ исследовательского характера. По своей сути учебный туризм и краеведение призваны преодолевать барьеры между самыми разнообразными дисциплинами, как естественными, так и гуманитарными, как религией, так и наукой. Он вводит человека в состояние поиска, объединяет эстетическое восприятие с размышлениями о тайне, обучает через сопричастность с ней.
