Интересы науки смещаются с природы на человека и общество

Невероятно сложный экспериментальный «кокон» науки чаще всего и убеждает обывателей в абсолютной истинности научных результатов. Фото с сайта www.cern.ch

На фоне бесконечных дискуссий о прошлом России и его героях – от князя Владимира и Ивана Грозного до Сталина – неожиданным может показаться внимание «НГ» к теме нашего общего будущего (см. статьи: Александр Захаров, Георгий Клейнер «Конструирование будущего – задача настоящего. Лишь наука обладает возможностями и внутренней мотивацией для разработки общенациональной стратегии развития», 26 сентября 2016 г.; Александр Неклесса «Созидание будущего. Сложный человек в сложном мире: интенсификация новизны», 18 октября 2016 г.). Все, однако, может стать на свои места, если вспомнить знаменитую максиму Дж. Оруэлла: тот, кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее.

Экспозиция. Постановка вопроса

Мы пишем «может показаться», «может стать», потому что тема эта (связь прошлого и будущего) допускает очень разные подходы и представления, которые краешком проглядывают в опубликованных статьях. Кстати, и фраза Оруэлла гениальна потому, что скорее ставит вопросы, чем отвечает на них. Для начала было бы полезно различать контроль над будущим и возможные картины этого самого будущего, ассортимент которых много важнее. Оруэлл говорит о контроле, который до поры до времени принадлежит власти, а мы сосредоточимся на картинах.

Вопрос: кто их рисует? Нередко считается, что это ученые; похоже, что и Захаров с Клейнером так думают. Даже занятия будущим, футурологию, сторонники этой точки зрения квалифицируют как науку («-логию»). Между тем, если оглянуться в прошлое, мы увидим там множество картин будущего, принадлежащих разным «художникам»-визионерам от Платона до Тоффлера. По большей части они вовсе не ученые. А вот именно претензия на научность со стороны марксистов плохо кончилась. И не случайно, а потому что наука претендует на истинность. Старшее поколение еще помнит: «Учение Маркса всесильно, потому что верно». Но вот поди ж ты! Оказалось в итоге и не верно, и не всесильно. Во что обошлась нашим отцам и дедам эта ошибка, хорошо известно, да и мы еще за нее долго будем расплачиваться.

Мы не против науки, но на своем месте. А здесь стоит вопрос более общий: как бы научиться строить картины будущего, чтобы не повторять ошибок прошлого? Чтобы, как гласит народная мудрость, не наступать на одни и те же грабли. А это, судя по анекдотам, стало уже в России любимым занятием. Вот мы и хотим, имея в виду будущее, поговорить немного о прошлом. Но с прицелом не на контроль (кому и где памятники ставить и сколько учебников истории иметь в школе), а на содержание. В прошлом, как и в будущем, тоже можно разные картины рисовать. Ученые-историки нас поправят, но этого нам и надо: мы пишем не для утверждения, а для обсуждения.

Вообще такие картины – хоть прошлого, хоть будущего – предмет не науки, а политики. По идее, не господствующего ныне политиканства, а Политики, которая заслуживает отдельного разговора.

Маленькое предисловие: косная природа и общество

Прогресс рода человеческого во многом, если не во всем, обязан процессу разделения труда, иначе говоря, развитию и диверсификации деятельности. В последние годы историю Нового времени с этой точки зрения реконструирует наш коллега Петр Щедровицкий. Мы полагаем, что важнейшее значение имеет при этом различение двух мегатипов деятельности (мега – потому что каждый из них делится дальше на свои типы). Одно дело – работа с косным материалом вроде добычи полезных ископаемых, промышленного или сельскохозяйственного производства. Совсем другое – «деятельность над деятельностью», например политика или управление.

Это различение можно проследить едва ли не с античных времен, а в явном виде о нем писал 100 лет назад на первых же страницах своей «Истории хозяйства» Макс Вебер: человеческие профессии могут быть исполнительными или распорядительными. Обозначим для краткости распорядительную деятельность над деятельностью как Д/Д, в отличие от работы с косным материалом – Д/М. Принципиально важно, что Д/Д имеет своим предметом ни в коем случае не людей, а их живую деятельность и мышление, как бы надстраивается над ними.

Нужно понимать, что Д/М обеспечивается всей мощью современного естествознания, в то время как Д/Д была вполне осознана как таковая и начала систематически осмысливаться сравнительно недавно, только в XX веке. Ее интеллектуальное обеспечение лишь начинает разрабатываться. Лучше поздно, чем никогда, потому что наши производственно-технологические достижения в сфере Д/М рискуют оказаться и часто оказываются неэффективными: все зависит от Д/Д, ответственной за организацию и соорганизацию различных систем деятельности между собой.

Картина первая. Два этапа истории человеческого рода

Вернемся теперь к истории. При взгляде на историю человеческого рода сквозь представление о двух мегатипах деятельности – Д/М и Д/Д – видятся два крупнейших ее этапа. С высоты сегодняшнего дня видно, что на первом этапе, в течение столетий, наша деятельность эволюционировала и наши системы деятельности складывались квазиестественным образом. Мы же были поглощены завоеванием власти над природой, борьбой за власть друг с другом и т.п., очень мало зная при этом о мире собственной деятельности и почти не задумываясь о ней. В этом отношении характерно предисловие Бальзака к «Человеческой комедии», где он уподобляет носителей тех или иных профессий разным животным.

Даже и теперь мы не рискнули бы утверждать, что располагаем необходимыми инструментами для последовательного, систематического внесения в организацию нашей общественной жизни и деятельности должного искусственного, интеллектуального начала. С этим связан и законный пессимизм ряда мыслителей (например, Августа фон Хайека) по части возможностей разумного влияния на жизнь общества. Лишь постепенно мы начинаем понимать, что человеческое общество плохо реагирует на методы, сложившиеся в работе с косным материалом: стандартный проектный подход и инженерию в ее социальных приложениях. Общественные преобразования требуют совсем иных методов и средств, постепенно нарабатываемых в Д/Д.

Тем не менее с помощью науки и техники первое дело – поддержание нашего существования в природе, «завоевание природы» худо-бедно сделано, преимущественно на Западе, и продолжает делаться. Но одновременно на авансцену выходят проблемы человеческого общежития, чем и определяются особенности второго этапа.

Соответственно интересы науки и техники – по идее! – смещаются с природы на человека и общество, а пальму первенства и «фундаментальности» у естественных наук должны перехватить науки социогуманитарные. Точнее, науки о мышлении и деятельности. Принципиальное отличие их от доминирующих пока в общественном сознании science состоит в том, что они вырастают не из наблюдений за внешним миром, а из рефлексии нашей собственной работы. Это особая тема, предполагающая фундаментальное различение наших представлений, понятий, подходов и других средств интеллектуальной работы, с одной стороны, и позитивных знаний о нашем мире – с другой.

Идеологи марксизма довольно своеобразно поняли и реализовали один из главных трендов Нового времени - научно-технический прогресс. Фото РИА Новости

Обращение к истории наводит на мысль, что для первого из обозначенных этапов характерна Д/М, представляющаяся до поры до времени едва ли не единственно мыслимой. На втором же приобретает доминирующее значение Д/Д. На материале истории последнего столетия особенно наглядно видно, что проблемы организации человеческого общежития на нынешнем, лишь сравнительно недавно начавшемся (или только начинающемся?) втором этапе становления цивилизации стали определяющими для жизни человечества. Таким образом, нам довелось жить как бы на переходе от первого ко второму этапу. Мало того: лишь к концу ХХ века у нас начинает формироваться арсенал минимально необходимых средств интеллектуального обеспечения деятельности, ее артификации.

Разумеется, это может представляться таким образом с высоты птичьего полета. Изнутри же в настоящее время мы видим лишь сложнейшую констелляцию разнонаправленных и противоречивых процессов. Тем не менее мы усматриваем наиболее актуальные задачи сегодняшней повестки дня в контексте совершенствования форм организации человеческого общежития.

Сказанное, конечно, – очень общие и абстрактные соображения, но это не снижает их значения, скорее наоборот. Хотя бы потому, что, если принять их во внимание, то, к примеру, строить нашу политику, в частности научно-техническую, надо будет совсем иначе, чем это пока делается.

Картина вторая. Капитализм и социализм

Конечно, эта вторая картина – не более чем деталь первой. Тем не менее в масштабах макроистории как идея социализма, так и идея капитализма сыграли большую, причем, на наш взгляд, преимущественно негативную роль. Они породили значительные отклонения от основных трендов, характерных для Нового времени, и, в частности, тоталитарные системы ХХ века. К тому же все это еще и вполне актуально. Но сперва два слова о трендах.

Мы усматриваем три важнейших. Первый – научно-технический прогресс (НТП). Второй – снижение роли отношений господства/подчинения: о нем чаще говорят как о демократизации и распространении порядка открытого доступа к разнообразным ресурсам, а следовательно, к предпринимательской деятельности. И третий, как бы суммирующий два первых, – «восхождение Запада».

Важнейшее отклонение от них – возникновение «мира социализма» и соответственно оформление трех миров, хотя в рамках указанных трендов – или одного объединяющего их мегатренда – миров должно было бы быть два, каковые и наблюдаются после распада «социалистического лагеря». Как попросту объясняют Д. Норт, Д. Уоллис и Б. Вайнгайст в своей книге «Насилие и социальные порядки», один мир – это 170 «развивающихся», или, по более точной терминологии этих авторов, – «естественных», другой – 30 «развитых» государств (мы бы добавили: «искусственных»).

Для нас важно, что все три тенденции вышли из одного корня. Корень этот сформировался в начале Нового времени, в эпоху Реформации, когда, по словам Х. Арендт, мышление «вставало в такое же служебное отношение к действию, в каком оно на правах служанки богословия в Средневековье служило созерцанию божественно откровенной истины, а в античности – созерцанию бытийной истины». Не случайно, как отмечал еще С.Н. Булгаков, оттуда же берет начало и новая личность европейского человека: «Политическая свобода, свобода совести, права человека и гражданина были также провозглашены Реформацией».

Чтобы понять, как эти высокие материи связаны с НТП (а они связаны), вспомним нашумевшее минувшим летом высказывание американского историка русской науки Лорена Грэхэма. Он адресовался к представителям нашего истеблишмента, мечтающим об инновационном развитии страны: «Вы хотите молока без коровы». Подробнее он развивал эту мысль еще пять лет назад в интервью ответственному редактору «НГ-науки» Андрею Ваганову: «...Лидеры России, от Петра Великого до современности, повторяют ту же самую ошибку. Они думают, что самое важное – заполучить технологии. Но это не самое важное. Самое важное – создать общество, в котором технологии могут развиваться. И проблема не в русской науке и технике – они очень хорошие, – проблемы в обществе, которое не может воспринять эти инновации и сделать на их основе что-то выгодное для себя самого... Надо реформировать общество, это гораздо более важно» («Технологии в идеологической западне», см. «НГ-наука» от 28.12.11).

Если следовать Дугласу Норту и его соавторам, то, говоря метафорически, 30 «развитым странам» эта реформа так или иначе удалась. Во всяком случае именно они задают тон в нашем мире, в основном именно им мы обязаны научно-техническим прогрессом. Остальные 170, и среди них Россия, вольны двигаться как им угодно (на то и суверенитет). На сей счет в нашем обществе издавна бытуют диаметрально противоположные точки зрения, что и заставляет нас периодически выступать в печати со своей версией.

Теперь чуть подробнее про отклонения от мегатренда и обещанную картинку. Вообще-то Маркса с его коммунизмом можно понимать так, что он хотел проложить путь к общему благу, о котором – на свой лад – и мы толкуем. Если считать так, то надо признать, что дальше он ошибся. Но его ошибки простительны: полтораста лет назад наших знаний и опыта было совершенно недостаточно для решения подобных задач. (Не факт, что сегодня мы на это уже способны.)

Главная его ошибка состояла в том, что вместо минимизации отношений господства/подчинения в обществе он поставил задачу ликвидировать отношения эксплуатации человека человеком. И тем самым поставил в центр политики хозяйственно-экономические вопросы. Поэтому ему понадобилась новая форма организации хозяйства и общества – социализм/коммунизм и революция как способ перехода к ней.

Первым делом попросим бога уберечь нас от очередных революций. В отличие от марксистов-ленинцев мы считаем, что революции и войны – это, как правило, игры с отрицательной суммой, то есть их участники вместе проигрывают больше, чем выигрывает победитель. А с отклонениями от мегатренда будем разбираться.

Очень интересная деталь, которую часто упускают из виду, состоит в том, что идея социализма неизмеримо старше «капитализма». Ее эволюцию можно отслеживать, начиная с идеального государства Платона через христианский социализм, известных социалистов-утопистов и Карла Маркса до «реального социализма» в СССР и даже современных апологетов этого бессмертного (без иронии) учения. Но суть его более или менее стабильна: ориентация на бесспорные, кажется, ценности равенства и справедливости. Дьявол здесь, как всегда, таится в подробностях: весь вопрос в том, какое место занимают эти ценности в ряду других (например, развития, культуры, качества жизни и т.д.), и как они при этом трактуются.

По этому поводу мы можем только адресовать любознательных читателей к энциклопедиям и трудам специалистов. Любопытно, что принадлежат они по большей части к западной культуре. Сами же скажем пару слов о том, как трактуются социализм и капитализм в нашей системе представлений.

Социализм – это утопическая организация хозяйственной и общественной жизни, поскольку, как говорит теория и свидетельствует практика, организовать прочное человеческое общежитие, центрируясь на идеях равенства и справедливости, невозможно. Мы не отрицаем этих ценностей и считаем, что их нужно иметь в виду, но нельзя ставить во главу угла. То есть мы – сторонники известной социал-демократической традиции сглаживания экономического неравенства, порождаемого системой свободного обмена продуктами труда, рынком. А вот от этого обмена никуда не денешься, так же, как и порождающей его системы разделения труда.

Поэтому капитализм (сам термин получил распространение только в конце XIX века) не обозначает ничего большего, чем современную организацию хозяйства. Сформировалась она преимущественно в Новое время на основе ускоренного развития и диверсификации деятельности и неотъемлемой от них системы обмена. Существует эта организация в достаточно разнообразных формах: от Европы до Латинской Америки, от США до Швеции.

Конечно, ее можно и нужно совершенствовать, да она и сама заметно эволюционирует, но осторожно, чтобы не повторить ошибок типа марксистских. А противопоставление социализма и капитализма – просто мифологема, унаследованная от советской версии марксизма и канувшей в Лету эпохи противостояния «двух систем». Если вместо социализма нарисовать другую картину светлого будущего, то получится и другая картина существующей организации.

Вернемся теперь к нашим трендам. Итак, проект социализма, по крайней мере в его марксисткой версии, мы считаем трагическим отклонением от них. В этом смысле характерна нашумевшая идея «конца истории» Френсиса Фукуямы, которая была неудачной, но очень яркой попыткой осмысления сказанного. Как мы теперь понимаем, речь должна была идти не о конце истории, а о конце указанных отклонений и возвращении в русло мегатренда.

Все это, разумеется, не нужно понимать как утверждение – в противоположность (или в пандан?) к «концу истории» – вечности сложившихся форм организации жизни и указанных трендов. Конечно, они будут меняться, и было бы полезно вовремя заметить эти перемены. Но не стоит суетиться: какие-то локальные колебания происходят всегда, и отличить их «изнутри» от низкочастотных, как сказали бы физики, изменений трендов крайне трудно. Пока более актуальной кажется задача «подтягивания хвостов»: осмысления и переосмысления происходящего и уже произошедшего, но далеко еще не представленного в формах, адекватных необходимой нам политике.

Картина третья. Политика и геополитика

Суть этой картины кажется простой, как колумбово яйцо, но не становится от того менее дискуссионной. Близкой нам точку зрения имеет В.А. Рубанов, в том же духе выступал недавно и главный редактор «НГ» Константин Ремчуков (см. «НГ» от 31.10.16).

В части НТП наш мир меняется, чем дальше, тем быстрее. На сегодняшний день это привело среди прочего к тому, что размеры территории страны и природные богатства сами по себе теряют былое значение. «Физическая сила» государств и классическая геополитика уходят на второй план, атомная бомба становится оружием бедных. А на первый план уже вышли интеллектуальная («мягкая») сила и политика (Politics), понимаемая как конкуренция картин будущего и связанных с ними проектов.

В рамках нашей картины мира в ближайшей перспективе именно собственные представления о будущем станут определять конкурентоспособность государств. В этом отношении Россия имеет определенные преимущества. Поэтому о будущем – в другой раз и поподробнее.