Евгений Стрелков
Выставка «Новый буквоскоп» в Карамзинской библиотеке в Ульяновске. Фото автора
В сентябре 2015 года в Карамзинской библиотеке в Симбирске-Ульяновске открылась выставка «Новый буквоскоп и Совершенные картины мира». Современным художникам было предложено изобразить свои «картины мира», тематически отталкиваясь от фолиантов 200-летней давности. Получившаяся выставка – перекличка книг современных и старинных, реверанс нынешних авторов своим предшественникам – и при этом включение в зону теперешнего внимания полузабытых историй, суждений и концепций. Дело в том, что в Карамзинской библиотеке хранятся редкие книги конца XVIII века – книги, воспитавшие Карамзина. Медицинские и звездные атласы, гороскопы и календари, травелоги и альбомы, трактаты и навигации – по этим изданиям вполне можно представить круг идей и картину мира того времени.
Беседы с Кантом
Николай Михайлович Карамзин целеустремленно и внимательно создавал личную картину мира – собственно, для того он и отправился в европейское путешествие. Молодого исследователя (а Карамзину тогда было 22 года) интересовали прежде всего виды посещаемых территорий, нравы жителей, политическое и общественное устройство, бытовые мелочи – но также и научные моменты.
В Кенигсберге Карамзин встречался и беседовал с Иммануилом Кантом («…был я у славного Канта, глубокомысленного, тонкого метафизика…»). Прежде всего Кант – знаменитый философ, но не будем забывать, что Кант – и очень яркая фигура в тогдашней космологии.
В трактате «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755) Кант высказал несколько замечательных новаторских соображений: о замедлении вращения Земли из-за приливов, вызванных Луной; о структуре колец Сатурна (по его мнению, кольца состоят из отдельных фрагментов (камней, пылинок), причем кольца разделены промежутками); об образовании планет из газопылевых околозвездных дисков (тут он был одним из пионеров общепринятой сейчас теории); о наличии в древности кольца вокруг Земли (из него могла бы образоваться Луна); о возможном нахождении планет за Сатурном, в том числе и о существовании на краю Солнечной системы тел с очень вытянутыми орбитами, которые можно причислить скорее к кометам, чем к планетам (Уран был открыт Уильямом Гершелем в 1781 году).
Несомненно, Карамзин имел какое-то представление не только о философских работах Канта, но и о космогонических идеях певца «звездного неба надо мной». Кстати, именно Кант заговорил о Млечном Пути как о галактике.
Собеседником Карамзина мог бы стать и Гете (не стал по чистой случайности – Карамзин видел накануне хозяина в окне, но тот утром уехал из города). А Гете – это не только литература, это и оригинальная теория цвета, созданная в пику Ньютону, вызвавшая внимание современников, развенчанная ходом истории, но до сих нет-нет да и привлекающая серьезных комментаторов.
 |
| Титульный разворот книги Бертолона «Об электрической материи...». Фото автора |
Человек – из машины
Если от физики перейти к физиологии, то и тут Карамзин показывает осведомленность в современных теориях и подходах.
На первых страницах описания лондонского этапа путешествия Карамзин пишет об англичанах: «Я спросил салату, но мне подали вялую траву, облитую уксусом: англичане не любят никакой зелени. Ростбиф, бифстекс есть их обыкновенная пища. Оттого густеет в них кровь, оттого делаются они флегматиками, меланхоликами, несносными для самих себя, и нередко самоубийцами. К сей физической причине их сплина можно прибавить еще две другие: вечный туман от моря и вечный дым от угольев, который облаками носится здесь над городами и деревьями».
Тут мы видим отсыл сразу к трем естественно-научным концепциям, обсуждавшимся в то время. Что касается питания, то именно к середине XVIII века относятся попытки построения искусственных аналогов физиологических систем, в том числе и системы пищеварения.
Француз Жак де Вокансон в 1738 году представил автоматическую фигуру музыканта-флейтиста, а до того мастерил механических уток, которые могли (по утверждению конструктора) двигаться, есть, пить и даже переваривать пищу и испражняться. При этом основным замыслом Вокансона была «движущаяся анатомия», которую он описывал как машину, «состоящую из нескольких автоматов, в которой физиологические процессы нескольких животных воспроизводятся движением огня, воздуха и воды».
В 1741 году Вокансон предложил Лионской академии «создать автоматическую фигуру, движения которой будут воспроизводить все процессы в теле животного, как то: кровообращение, дыхание, пищеварение, движение мускулов, сухожилий, нервов и т.д. Используя этот автомат, мы сможем осуществлять опыты по физиологии животных и… делать из них выводы, позволяющие нам распознавать разные состояния человеческого здоровья».
Задача оказалась, по-видимому, непосильна для механика-самоучки. Через 20 лет в письме к Людовику XV Вокансон ставит для себя более частную задачу – создание гидравлической модели кровеносной системы, для чего он предполагал устройство сложной системы каучуковых трубок.
В 1749 году на докладе в Руанской академии хирург Клод-Николя Ле Ка предложил создать искусственного человека. Один из слушателей доклада записал: «Месье Ле Ка поведал нам о замысле создать искусственного человека. Его автомат будет обладать кровообращением, дыханием, квазипищеварением, выделением, а также сердцем, легкими, печенью, мочевым пузырем и, прости господи, всем, что оттуда исходит. Если он подхватит лихорадку, мы пустим ему кровь, дадим ему слабительного, и он будет совсем как человек – даже слишком».
В описании своего посещения лондонского собора Святого Павла Карамзин делает небольшое отступление, подтверждающее, что он знаком с попытками представления живых существ машинами: «Декарт, который всех животных, кроме человека, хотел признавать машинами, не мог слушать соловьев без досады: ему казалось, что нежная филомела, трогая душу, опровергает его систему, а система, как известно, всего дороже философу».
Сплин и миазмы
 |
| Записи в журнале наблюдений за поведением «одного безумного». Из книги Бертолона «Об электрической материи...». Фото автора |
Но приведенный нами ранее карамзинский пассаж о сплине анличан касается еще двух тем. Первая – влияние погоды и климата на психическое здоровье, вторая – популярная в XVIII веке «концепция миазмов», связывающей различные заболевания и эпидемии с дымами и запахами.
В русский язык слово «миазм» проникло в 1780-х годах, сама же «концепция миазмов» приписывала возникновение различных болезней (от горячек до чумы) действию дурных запахов, вызванных брожением, гниением и порчей воздуха. Теория миазмов была опровергнута лишь столетие спустя работами Роберта Коха и Луи Пастера. Поэтому совершенно естественно для Карамзина объяснять недомогания и психические расстройства англичан вездесущим дымом от сжигания «земляного угля».
Еще любопытнее связывание Карамзиным душевных расстройств англичан с климатическими факторами («вечный туман от моря»). В трактате французского физика и медика Пьера Бертолона «Об электрической материи тела человеческого в здоровом и болезненном состоянии», опубликованном по-русски в 1789 году, приводится уникальный «Журнал периодических пароксизмов одного безумного» 1773 года, где месяц за месяцем тщательно фиксируются изменения погоды (ясно, облачно, дождь, туман и проч.), лунные фазы и соответствующее им состояние пациента: «печальное молчание», «беспокоен и болтлив», «бешен» или «спокоен». По итогам исследования приводится таблица, на основании которой читатель должен убедиться в несомненном влиянии на психическое состояние «безумного» как фаз луны, так и состояния атмосферы.
Так что замечание Карамзина о связи «вечного тумана от моря» с меланхолией англичан вполне в духе времени. «Мрачный флегматичный британец с жадностию глотает солнечные лучи, как лекарство от его болезни, сплина».
Электрическая материя
Отметим, что конец XVIII века – время увлечения электричеством. Аббат Бертолон размышлял об электрической материи, находящейся в атмосфере и в человеческом теле, о влиянии ее на человека, давал читателю рекомендации, «как электризовать недостатком, или отрицательно, и электризовать избытком, или положительно» («Об электрической материи тела…»). Напомним, что в 1791 году Гальвани продемонстрировал опыты с животным электричеством, а еще раньше, в 1789 году, с легкой руки Месмера начался бум животного магнетизма.
В Лондоне Карамзин посетил заседание Королевского общества, где присутствовал при разборе переписки англичан с французскими коллегами под председательством президента общества господина Бэнкса. «Человек тихий и для англичанина довольно приветливый», – как характеризовал его Карамзин, Джозеф Бэнкс бы фигурой весьма незаурядной.
Натуралист и ботаник, он участвовал в нескольких морских экспедициях, в том числе в Австралию, из которых привез много образцов растений. По просьбе короля Бэнкс курировал реорганизацию королевских ботанических садов Кью, вскоре ставших крупнейшим в мире собранием живых образцов флоры, а также гербариев и художественных изображений растений. «Я один раз был в славном Кьюском саду, Kew-Garden, месте, которое нынешний король старался украсить по всей возможности… Там китайское, арабское, турецкое перемешано с греческим и римским. Храм Беллоны и китайский павильон; храм Эола и дом Конфуциев; арабская алгара и пагода!» – запишет Николай Карамзин.
«Я умствую: извините, – писал Карамзин. – Таково действие английского климата. Здесь родились Невтон, Локк и Гоббес!» Посетив Вестминстерское аббатство, Карамзин описывает «памятник Невтона» и скрупулезно переводит латинскую надпись с перечислением ньютоновых заслуг: «Определил движение и фигуру светил небесных, путь комет, прилив и отлив моря, узнал разнообразие солнечных лучей и свойство цветов…»
Непрестанное стремление Карамзина – наблюдать «разнообразные картины человеческого труда и природы», его идеал – «счастье сельского жителя, любителя наук и любимца муз». Однако при всей элегической устремленности «Писем…» внимательный читатель увидит на их страницах и приметы становления естественно-научного мировоззрения, разнообразные следы влияния на молодой ум «русского путешественника» научных концепций, дискуссий и практик.
Нижний Новгород
