Мир объективного знания

Валерий Леонов: «В истории библиотечного дела накоплен огромный и, к сожалению, до конца не востребованный опыт чтения». Фото Андрея Ваганова

Два старейших академических учреждения, Кунсткамера и Библиотека Академии наук, возникшие еще до основания самой Академии, в этом году празднуют 300-летие. Их собрания составляют гордость отечественной науки. О судьбе библиотеки, о собственной судьбе специально для «НГ-науки» в беседе с научным сотрудником Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова Ольгой ГОРОХОВСКОЙ рассказывает директор Библиотеки Российской академии наук, выдающийся ученый в области книговедения, библиографии и библиотековедения Валерий ЛЕОНОВ.

– Валерий Павлович, с чего началась ваша любовь к книгам?

– Я родился в 1942 году в Уральске (Казахстан). Отец был военным, мама окончила Уральский педагогический институт. Работать по специальности ей не пришлось, так как в 1947 году отца перевели на новое место службы в город Почаев Тернопольской области (Западная Украина). Военные действия там продолжались до начала 1950-х годов.

Детство было трудным, как и для всех в то время, но интересным. Я пошел в школу в 1949 году. Школа находилась на территории всемирно известной Свято-Успенской Почаевской лавры. В школе нас учили прекрасные преподаватели, а в религиозные праздники бабушка водила меня в лавру. Там же, в Почаеве, формировалось мое мироощущение. Лавра была православной. Она до сих пор принадлежит Московской патриархии. Вольно или невольно она влияла на умы. В то же время там переплелись украинская, польская, румынская, молдавская, прибалтийская, белорусская и русская культуры. Я учился в украинской школе. Одновременно пришлось говорить на двух языках. Все это расширяло сознание. Поэтому я в принципе не приемлю шовинизм как таковой. Почаев стал и остается родиной моей души. Все, что случилось потом, закладывалось в те годы.

Тогда же пристрастился к чтению и обрел вкус к хорошей литературе. Во Львове после окончания технического училища я поступил в музыкально-педагогическое училище. Неплохо играл на баяне, фортепиано. Кстати, и до сих пор играю.

Я играл даже с оркестром! 50-е годы прошлого века были временем живой музыки. Создавались квартеты, квинтеты. Мы играли на танцах. Одевались по тем временам «стильно» – в клетчатую рубашку, в тон ей красили носки. Тогда было много мюзиклов, как теперь говорят. Только услышим новую мелодию – и уже на следующий день играем ее на танцах.

В армию – а служил я в Тбилиси (1962–1965) – меня призвали из музыкального училища. Тогда были такие времена, когда разрешалось тем, кто хорошо служил, ходить на курсы для поступления в институт. Я воспользовался этим, чтобы три раза в неделю еще бывать в оперном театре им. Захария Палиашвили. Военнослужащим вход был бесплатным. Я видел Арама Хачатуряна, Вахтанга Чабукиани… Это вообще фантастика!

Я тогда, как и многие мои ровесники, был романтиком, и сейчас верю, что искусство, красота и любовь способны спасти мир. Много читал. Помню, с каким нетерпением ждал в школе полгода, пока подойдет моя очередь на чтение сочинений Майн Рида. Тогда выходил шеститомник его произведений. Нужно было успеть записаться, попасть в первую десятку, когда проходили перерегистрацию. Это было очень важно.

Демобилизовался младшим сержантом. Мне было 23 года. Профессия была просто необходима. И все же хотелось быть поближе к музыке, литературе, поэтому выбрал Ленинградский институт культуры. На библиотечный факультет уже практически поступил, но когда одна абитуриентка попросила меня аккомпанировать ей на вступительных экзаменах, меня чуть не «перетянули» на факультет культпросветработы. Со временем библиотечное дело увлекло и захватило.

Я чувствовал, какое это сокровище – книги. Знание – это истинное сокровище общечеловеческой значимости. Оно делает человека Человеком с большой буквы. Правда, я понимал, что не все сокурсники, а потом и коллеги, разделяли мои мысли. Остается надеяться, что все же придет время.

– Я знаю, что вы стажировку проходили в США. Было ли отличие американской системы образования от советской? В чем разница и что общего в отношении к книгам?

– Да, это так. В 1973/1974 учебном году я проходил научную стажировку в США. Тема исследования – «Проблема свертывания информации в документальных информационных системах». Принимающая организация – Школа библиотечно-информационного обслуживания Мэрилендского университета, продолжительность стажировки – академический год. Стажировка значительно меня обогатила. Я понимал, что это важная часть жизни, которую забыть невозможно.

Одно из самых сильных впечатлений – возможность самообразования. В предсессионные и сессионные дни библиотека работала до трех часов ночи. Можно было даже ночевать там. Был коврик, на котором не возбранялось полежать и поспать.

В библиотеке можно было снять комнату, допустим, на неделю или меньше, или больше, отобрать самому книги, получить ключ от этой комнаты и приходить, когда вам удобно. Она небольшая – два на три метра в самом хранилище. По мере необходимости вы работаете с книгами столько, сколько вам необходимо, то есть перед вами был открытый доступ. Мы говорили о нем в 60-е, только к нему приближались в 70-е годы, а там он уже давно существовал. Для них это было естественно – в США книги очень дорогие, и они, конечно, были недоступны всем, поэтому библиотека там изначально была главной лабораторией, если так можно сказать.

Через какое-то время я понял, что с точки зрения теоретической подготовки мы не уступаем американцам в обучении студентов-библиотекарей. Но с точки зрения открытого доступа и возможности доверия к читателю – это было непривычно. В.И. Ленин называл этот опыт американо-швейцарской библиотечной системой, имея в виду прагматичный подход к организации библиотечного дела.

– Свою книгу о БАН вы назвали «Библиотека Академии наук. Опыт биографии». Что для вас было главным: биография библиотеки как культурного явления для России или биография людей, создававших в разное время БАН?

– Новая книга, «Библиотека Академии наук. Опыт биографии», – это попытка спустя 50 лет после выхода в свет «Истории Библиотеки Академии наук СССР. 1714–1964» (М.; Л.: Наука, 1964. – 599 с.) написать контекстуальную биографию библиотеки. 50 лет – время смены поколения исследователей. Нужен новый взгляд, новое прочтение ее сложной биографии. Мне показалось интересным увидеть не только связь между ее судьбой и жизнью людей, создававших ее в течение трех столетий, но и наметить так называемые «критические точки», влияющие на ее развитие. Как это удалось – судить не мне. Первые рецензии на книгу оценивают такой подход автора положительно.

– Существует ли сейчас такое понятие в библиотековедении, как «закрытый фонд»? В чем заключается специфика работы БАН?

– Библиотечные фонды, следуя терминологии выдающегося философа XX века Карла Поппера (1902–1994), – это мир объективного знания, мир, в котором хранятся знания без субъекта знания. Справочный аппарат библиотеки обеспечивает доступ к миру знания, обеспечивает диалог с пользователем.

Сейчас понятия «закрытый фонд», «спецхран» и т.п. не существуют. Есть определенные ограничения на доступ к особо ценным и редким книгам и рукописям.

Специфика работы существует в каждой крупной библиотеке. Она определяется замыслом, первоначальным формированием фонда, кругом читателей, то есть тем, что в библиотековедении определяется как «критерий» целевого и читательского назначения. Он не устарел и в нашу электронную эпоху, несмотря на разницу между изданием книги сейчас и 100 лет назад.

Сегодня мы обычно противопоставляем традиционную книгу электронной, а нужно уметь видеть то, что их объединяет. Будущее, я уверен, за сосуществованием старых и новых технологий. Чтобы убедиться в этом, нужно обратиться к изучению процессов чтения и его влияния на понимание изучаемых проблем. В истории библиотечного дела накоплен огромный и, к сожалению, до конца не востребованный опыт чтения. Чтение – это путешествие души. Я думаю, что многие со мной в этом согласятся.

– Сколько сотрудников на данный момент трудятся в библиотеке? Сколько единиц хранения? И, уверена, вопрос, интересующий многих: самая старинная книга в БАН?

– В БАН сейчас работают 638 сотрудников. К 300-летию библиотеки мы готовим издание «Энциклопедический словарь сотрудников БАН (1714–2014)», в котором будет более 9000 имен.

Фонды БАН составляют 21 миллион изданий, из них 7 миллионов – на иностранных языках, более 19 тысяч рукописей.

«Старинных» книг в БАН много, более 120 тысяч. Отдельно выделю «Радзивиловскую летопись» – уникальный памятник XV века, в котором отражены события ранней истории России до 1206 года. Летопись украшена 618 миниатюрами. Она включена в программу ЮНЕСКО «Память мира».

– В своей книге вы привели слова хранителя императорской библиотеки в Китае Ню Хуна, сформулировавшего пять катастроф, постоянно угрожающих библиотекам. Все ли беды испытала БАН? И какая была самой тяжелой для БАН?

– БАН, к сожалению, за 300 лет последовательно прошла через все бедствия, сформулированные в VI веке хранителем императорской библиотеки в Китае Ню Хуном (546–610): гонения властей, пожары, наводнения, смуты и войны. Но самыми тяжелыми остаются первые два: гонения властей и пожары.

– О пожаре. Как БАН пережила эту беду 14 февраля 1988 года?

– Пожар 1988 года (третий в истории БАН) был самым разрушительным. В огне погибло 298 961 издание, в числе которых 152 245 экземпляров иностранных изданий до 1930 года, расставленных по системе классификации академика Карла Максимовича Бэра. Общее число книг, пострадавших от воды, пара, высоких температур, составило более 6 миллионов. К настоящему времени удалось восстановить на 80% отечественный фонд и только на 7% – фонд иностранных изданий.

– Вы довольно критично высказывались о позиции академика Дмитрия Лихачева в ситуации после пожара в БАН. Не могли бы вы подробнее изложить свою позицию?

– Сегодня отвечу на этот вопрос так: я благодарен всем моим многочисленным критикам разного ранга – от журналистов, так называемых узких специалистов, депутатов Государственной Думы и их помощников до академиков РАН – за то, что они позволили мне заглянуть вглубь себя, увидеть и осознать себя другим.

– Какой период истории Библиотеки Академии наук остается наименее исследованным сегодня?

– Работая в течение последних 10 лет над «Летописью БАН», приходишь к выводу, что наименее исследованным, как ни странно, остается начальный период истории БАН и объективное представление деятельности ее первого петровского директора Иоганна Даниеля Шумахера (1690–1761), возглавлявшего библиотеку в течение 45 (!) лет.

Малоизученным остается и современный период, начиная с 70-х годов прошлого столетия.

– О прошлом спросила, теперь о настоящем и будущем. Расскажите, пожалуйста, о текущих проектах БАН, в том числе и о международных.

– Текущие проекты и проблемы БАН связаны с невниманием к ней властей и нищим финансированием. Об этом говорить можно очень долго и пространно, но ситуация не меняется. Приведу один из характерных примеров: реконструкция фасада здания библиотеки, построенного в 1914 году (кстати, к 200-летию БАН) архитектором Робертом Марфельдом. Сколько было писем, обращений, просьб в самые разные инстанции, включая и обращение к президенту РФ Владимиру Путину, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки…

Когда-то в 90-е годы я мечтал, учитывая сотрудничество по восстановлению иностранных фондов с зарубежными коллегами, о придании БАН статуса Международной библиотеки Академии наук, основываясь на ее авторитете, опыте международного книгообмена и ценности фондов.

– Какими же международными проектами мы занимаемся сейчас?

– Прежде всего использование новых технологий в справочно-библиографическом обслуживании и обработке литературы; оцифровка библиотечных фондов; сохранность и безопасность библиотеки и ее коллекций; внедрение технологии фазовой (превентивной) консервации; участие в программе «Научное наследие РАН».

В мае-июне этого года БАН вместе с Санкт-Петербургским университетом культуры и искусств и Мэрилендским университетом (США) провела две международные летние библиотечные школы, где обсуждались вопросы оцифровки библиотечных фондов, сохранности и безопасности библиотеки. В этих мероприятиях приняли участие более 50 специалистов из библиотек и вузов России, Казахстана и США. Надеемся, что такие встречи станут ежегодными.

– Смогли бы вы описать портрет сегодняшнего читателя БАН?

– БАН – специальная научная библиотека. Ею пользуются ученые РАН, преподаватели вузов, лица, имеющие ученую степень. Читатель библиотеки – пользователь, имеющий высшее образование. Таких у нас более 32 тысяч. Для многих это основная научная лаборатория. Наша выставка новых поступлений – одна из лучших в стране. Как правило, читатели пользуются библиотекой постоянно в течение многих лет…

Отрадно, что работать в библиотеку приходит молодежь. Я с каждым, кого принимаю на работу, общаюсь, интересуюсь, почему их выбор остановился на Библиотеке Российской академии наук. Ответы обнадеживают.

– Философ Мераб Мамардашвили как-то сказал: «Я знаю, что существует книга, в которой описана моя жизнь, вся, от начала до конца, но вероятность, что я с ней встречусь, ничтожно мала. Мы всю жизнь пишем книгу: каждый – свою». Давайте пофантазируем: какими словами начнется книга о вас и что в ней будет выделено как самое главное?

– «Он был неисправимый романтик. Всю свою творческую жизнь он искал тропинку, соединяющую человека и книгу с Богом, полагая, что это был божественный акт творения».

– А из каких книг состоит ваша домашняя библиотека?

– Моя личная библиотека изменчива. Ее ядро составляют справочные издания, книги по литературе, искусству, музыке, истории. Отдельно выделена библиофильская тематика и мемуары.

– Не могу не спросить: ваш любимый писатель?

– Любимый писатель неизменен с детства – Александр Сергеевич Пушкин. Сколько ни перечитываю, каждый раз нахожу то, на что не обращал внимания раньше. Этот процесс бесконечен. Часто обращаюсь к творчеству Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака.

– И в заключение хотелось бы узнать, что вы думаете о нынешнем состоянии науки в стране?

– Оно не внушает оптимизма. Изменения в РАН привели к тому, что все институты переподчинены ФАНО (Федеральному агентству научных организаций). Появилось много чиновников, смутно представляющих, что такое РАН. Есть проблемы с обязательным экземпляром… Ликвидирована Российская книжная палата…

Как тут не вспомнить пророчество хранителя императорской библиотеки в Китае! Но жить и работать надо. 300-летняя история биографии БАН дает нам разнообразные уроки, а мы должны их использовать на благо развития первой государственной академической библиотеки России.