Бумажный носитель. Журнальная обложка – один из любимых объектов исследования ученых

И в этом смысле обложку «Афиши», повторяю, я воспринимаю как этапную. Лицо науки – крупным планом на всю обложку гида по развлечениям… Cool! При всем антисциентизме современного российского общества наука наконец-то овладела массами. Правда, может быть, не в той форме, о которой мечталось самим ученым. 

Как раз после Второй мировой войны, сначала очень скромно, а к 1980–1990-м годам абсолютно отчетливо, научно-популярный жанр начал благополучно превращаться в следующую свою историческую ипостась – «научпоп». Один из парадоксальных результатов этого превращения заключается в том, что рост аудитории научно-популярных СМИ не всегда гарантирует соответствующий рост престижа науки в общественном сознании.
Но образ ученого в этом самом общественном сознании складывается весьма колоритный.
Внешность: «бородатый, усатый, нерасчесанный»; «дядечка с бородочкой, в очках, страшно интеллигентный»; «немного помятый и рассеянный очкарик»; «интеллигентный, умный, нищий»… 

Возраст: «немолодой»; «не слишком старый»; «мужчина не моложе пятидесяти лет»; «молодой, образованный»; «седой, в возрасте, в очках, с палочкой». (Опрос ФОМ «Наука и ученые»; 25–26 августа 2001 года 1500 респондентов.) 

Как будто редакторы «Афиши» создавали эту обложку, используя словесный фомовский портрет типичного ученого. А в итоге получился доктор биологических наук, профессор Михаил Гельфанд, фото которого и вынесено на обложку. Что там «изобрел» биоинформатик  профессор Гельфанд – никто из широкой публики не знает; но вот именно он стал одной из самых узнаваемых медийных икон отечественной науки. 

Сегодня публика сталкивается с научным знанием в ненаучной среде. Научпоп создал симулякр «научного» знания (точную копию несуществующего оригинала), по поводу которого и происходит коммуникация в современном обществе. И ученые идут навстречу желанию публики.
Интересно, что даже на риторическом уровне возникло симметричное понятию «научпоп» понятие – попнаука. Или, как отмечается в некоторых социологических исследованиях, «происходит медиализация науки». Очень приближенно возникшую сегодня ситуацию с наукой можно было бы сформулировать так: научное знание + научпоп = попнаука. 

Так они и существуют в счастливом симбиозе – научпоп и попнаука. История жанра совершила полный виток: начавшись с феномена «народной науки» (XVII–XVIII вв.), она опять вернулась к выбросу научного по своему происхождению знания в ненаучную среду – научпоп. Но если цель научной популяризации предыдущих эпох – заставить читателя искать знания, то цель научпопа гораздо прагматичнее и циничнее: заставить коммуницировать. Коммуницировать по поводу любого знания – лишь бы было наглядно и весело. 

Во что превратится научно-популярный жанр на следующем витке своего спиралеобразного развития, в каких риторических и социальных формах он предстанет – бог весть. Может быть, это будет «науч-поп-наука». Почему бы нет?.. 

Человек, который знает, о чем спросить Бога

«Огонёк». Общенациональный еженедельный иллюстрированный журнал. – № 14, 15 апреля 2013. Тираж 89 560 экз.

При всяком удобном случае я с удовольствием привожу цитату из древнеримского историка Тацита: «Omne ignotum pro magnifico est» – «Все неизвестное представляется величественным». Вот и в данном случае, мне кажется, она замечательно объясняет сам феномен возникновения научпопа. Весенний визит в Россию одного из выдающихся современных математиков, физиков, философов, профессора Оксфордского университета сэра Роджера Пенроуза, чей портрет украшает обложку «Огонька», – лучшее тому подтверждение. 

Одну из своих публичных лекций он прочел в знаменитой Большой аудитории Политехнического музея в Москве. Лекция называлась «Круги времени: можно ли через Большой взрыв разглядеть предыдущую Вселенную». 

Журнал – заметьте, отнюдь не научно-популярный и даже не просветительский, – посвятил этому событию три полосы своего нынешнего сильно увеличенного формата. Жанр – интервью.
«– Предположим, что вы сможете встретиться с Господом Богом лично. Что бы вы у него спросили?
– Я надеюсь, вы спрашиваете не потому, что мне уже перевалило за 80? Нет? А если серьезно, я бы задал Богу кучу вопросов. И главный вопрос о том, являются ли мировые константы и те численные значения, которые есть в нашем мире, случайно установленными или это результат какой-то встроенной в мир математики? И какой в этом мире смысл?»

 
Такое, конечно, не может не представляться величественным. За два часа до начала мероприятия не только Большая аудитория была переполнена, но даже вестибюль, в котором на нескольких плазменных панелях шла трансляция лекции Пенроуза. Преобладала молодежь старшего студенческого и аспирантского возраста. Впрочем, была и вполне приличная когорта людей уже остепененных – и жизнью, и научными регалиями. 

Хорошее объяснение этому феномену дал, на мой взгляд, словенский философ Славой Жижек: «Коротко говоря, разрыв между научным постижением и здравым смыслом непреодолим, и именно этот разрыв возвышает ученых в героев массового культа в качестве «людей, которые должны знать» (феномен Стивена Хокинга)». 

Тут, наверное, надо пояснить. Согласно результатам недавнего опроса, Стивен Хокинг, английский космолог и астрофизик, – один из трех самых уважаемых современников для британских юношей от 16 до 18 лет (результаты недавнего социологического исследования). Символично, что и книга Хокинга «Краткая история времени» (1988) стала одной из самых успешных за всю историю научно-популярного жанра: 237 недель она оставалась в списке бестселлеров лондонской газеты Sunday Times, общий тираж – более 10 млн экземпляров. (Пенроуз, кстати, друг и соавтор Хокинга в нескольких научных работах.)
Сугубая наука, казалось бы. А вот поди ж ты – за полтора часа лекции в Большой аудитории Политеха не зазвонил ни один сотовый. «Omne ignotum pro magnifico est». А в итоге – обложка общенационального иллюстрированного еженедельника.

Академический пере(вы)бор

«Эксперт». – М., №20, 20-26 мая 2013. Тираж 92 000 экз.

Этот номер «Эксперта» вышел буквально за пару дней до голосования на Общем собрании РАН, где выбирали нового президента Академии наук. На этот раз действительно впервые за 22 года выбирали нового: бессменный президент РАН Юрий Осипов еще накануне отказался баллотироваться на этих выборах. Расчистил, так сказать, дорогу молодым – Владимиру Фортову (67 лет на момент выборов), Жоресу Алферову (83 года) и Александру Некипелову (62 года). 

Ничего удивительного, что тема обширной статьи обозревателя Александра Механика «Белый шар академии» – с графиками, диаграммами, прямой речью главных персонажей академических выборов – была вынесена на обложку «Эксперта». 

Не сказать чтобы графическое решение было очень оригинальным. Этот прием используется довольно часто. В изображения главных персонажей на знаменитой фреске Рафаэля «Афинская школа» (1509–1511) – Платон, Аристотель, Гераклит (на переднем плане – сидит, оперевшись на руку), – вмонтированы соответственно портреты Алферова, Фортова и Некипелова. Ну и соответственно – «три сценария для академии».
А как еще можно привлечь внимание публики к такому академическому мероприятию, как выборы тайным голосованием президента РАН? Только «завернув» информацию об этом, вообще-то говоря, важнейшем для страны событии, в «обертку» шоу. Ирония и эклектика, эти два главных стилистических приема научпопа, и здесь срабатывают. И не надо ученым придумывать «какой-то нормальный способ общаться» с публикой. Он уже не только придуман, но и реализуется во всевозрастающих масштабах. Имя ему – научпоп. 

Здесь – тенденция. И очень неоднозначная. Ведь если верно, что именно наука создала общество таким, каким мы его сегодня знаем, то также верно и обратное утверждение: общество, существующее сегодня, изменило науку до неузнаваемости по сравнению с классическими образцами, про которые нам рассказывали в школе. 

Мало того, все чаще приходится слышать мнение, что изменяется (изменился) если и не онтологический статус науки как познающей системы, то уж по крайней мере ее фенотип (внешние проявления функционирования научного знания). Биологи знают, что естественный отбор идет на основании именно фенотипических проявлений. Сегодня мало добыть новое научное знание, надо попытаться «продать» его обществу. Например, так, как это делает «Эксперт». Впрочем, он продает знание об этом знании. 

Рефлексия по случаю 

Если авторы майского номера «Эксперта» еще не догадывались, что выборы президента РАН – это не самое интересное из области научной политики, что ждет нашу страну в ближайшем будущем, то к осени, когда уже завершилась эпопея с принятием Закона «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук…», настала пора рефлексии произошедшего. Самый естественный способ такой рефлексии – ретроспективный, через исторические аналогии. И занимательно, и познавательно, и аллюзии с современностью выстраиваются сами собой, ненавязчиво. Этому и посвящен номер «Дилетанта» с его главной темой – «Academia». И с подчеркнуто патриотичным Михайло Ломоносовым на обложке аккурат под логотипом – «Дилетант». 

Тут главное было – найти качественные тексты и квалифицированных авторов. И то, и другое «Дилетанту» удалось вполне. Поэтому я просто перечислю некоторые темы, как они представлены в оглавлении этого номера журнала, давая короткие характеристики их авторам.

«Дилетант». Исторический журнал для всех. – М., № 9, сентябрь 2013. Тираж 43 000 экз.

«Рай для ученых? Раем для ученых назвал созданную в Петербурге Академию наук Христиан Вольф, ученый с мировым именем, философ и естествоиспытатель, ученик и последователь знаменитого Лейбница» (автор – один из лучших специалистов по истории Академии наук Юдифь Хаимовна Копелевич (1921–2009);
«Академический арестант. Михаил Ломоносов науки любил, а вот людей, в том числе и своих коллег по академии, умел ненавидеть. Да так сильно, что однажды провел за это семь с лишним месяцев под арестом» (автор – доктор исторических наук, профессор, руководитель информационно-аналитического центра «Архив науки и техники» Института истории науки и техники им. С.И. Вавилова РАН Симон Семенович Илизаров); 

«Три марксизма в советской физике. В отечественной истории такое понятие, как философ-марксист, объединяло очень разных людей… Особенно ясно это проявилось в самой удачливой из советских наук – физике» (автор – российско-американский историк науки, специалист в области социальной истории физики ХХ века Геннадий Ефимович Горелик). Текст в «Дилетанте» – сокращенный вариант статьи Горелика «Три марксизма в советской физике 30-х годов», журнал «Природа», 1993, № 5;
«Из любви к искусству. В январе 1790 года Комитет по финансам Учредительного собрания Франции представил проект госбюджета на грядущий финансовый год. В бюджете были существенно урезаны традиционные расходные статьи на академии, в том числе и на академию наук» (автор – историк науки, доктор химических наук, директор Музея-архива Д.И. Менделеева Санкт-Петербургского государственного университета Игорь Сергеевич Дмитриев). Хотя я не собирался углубляться в содержание статей, мне, повторяю, интересна сама тенденция – появление науки на обложках отнюдь не научных журналов, – но не смогу удержаться, чтобы не процитировать некоторые места из статьи Дмитриева. 

«Научную элиту Франции раздирали склоки и интриги, часто по ничтожнейшим поводам. Но нередко критика академии перерастала в выступление против самой науки»;
«Плебс же отождествлял ученых с привилегированным сословием, считая их и людей искусства «аристократией духа», пользовавшейся разнообразными привилегиями и занятой совершенно бесполезными интеллектуальными играми»;
«Видя, что многие академии и научные общества либо неспособны к самореформированию, либо делали это, на взгляд революционеров, весьма поверхностно, Талейран… 13 октября 1790 года предложил Учредительному собранию объявить мораторий на любые решения, касающиеся этих учреждений, до тех пор, пока не будет выработан и одобрен всеобъемлющий план реорганизации науки и образования»…
Кто захочет подробнее разобраться в завихрениях государственной научной политики времен Великой французской революции, советую обратиться к интереснейшей книге Игоря Дмитриева «Союз ума и фурий. Французское научное сообщество в эпоху революционного кризиса конца XVIII столетия и Первой Империи» (СПб., Изд. Санкт-Петербургского государственного университета, 2011).