Евгений Стрелков
Артисты после радиоспектакля на фоне аппаратуры Нижегородской радиолаборатории.
Фото из коллекции Музея науки ННГУ «Нижегородская радиолаборатория»
Радиоконцерты под облаками
Отчет о событии в письме в нижегородскую газету. «К нам из города Сормова приехал наш односельчанин. Он привез с собой чудесную вещь – громкоговоритель… Слушать радио собрались все поголовно: мужчины, бабы, ребята, потому что радио – неслыханная вещь для деревни. Несмотря на дождь, рупор пришлось выставить в окно, так как Народный дом не мог вместить и половины всех собравшихся. Народ с жадностью слушал радио. Никто не возражал против того, что антенна привязана к куполу церкви. Единогласно приносили благодарность тов. Угарову за его старание, за то, что свой двухнедельный отпуск он использовал для просвещения своей родной деревни. Теперь у нас в селе организован кружок радиолюбителей, которому тов. Угаров подарил несколько книг по радио и свой самодельный детекторный приемник».
Радио – в центре внимания стремительно меняющегося мира. С ним связывают и мечты, и страхи. В московских трамваях обсуждают «лучи смерти» из нового романа «красного графа». «Гиперболоид инженера Гарина» написан, по признанию самого автора, под сильным впечатлением от образа ажурной радиобашни, построенной в Москве инженером Шуховым в том же 1922 году. На башне установлены антенны радиостанции «Большой Коминтерн», для которой в Нижнем Новгороде созданы сверхмощные ламповые усилители. И именно Нижегородская радиолаборатория организует первые радиоконцерты, инициатором которых стал ее директор Михаил Бонч-Бруевич. Его друг и соратник, нижегородский композитор Александр Касьянов, много позже вспоминал о результате первой трансляции: «Через два дня Михаил Александрович принес в музыкальный техникум целый ворох писем и телеграмм из разных городов от людей, слушавших эту передачу. О хорошей слышимости писали из Арзамаса, Владимира, из волжских городов Саратова, Самары, Симбирска...»
Первый майский нижегородский радиоконцерт проходил на открытом воздухе, так как в помещении было шумно. Второй концерт, 21 сентября, уже в комнате, стены, пол и потолок которой были покрыты тканью и коврами. Транслировался он и на улицы Казани из громкоговорителей системы местного физика профессора Углова. 17 сентября 1922 года состоялся радиоконцерт из Москвы, переданный центральной радиотелефонной станцией и подготовленный нижегородцами.
Вскоре радиоконцерты стали регулярными. В журнале «Техника связи» сообщалось: «Отмечены случаи приема концертов на расстоянии более 3000 верст». И далее: «Во время концерта над радиостанцией парил аэроплан, приемная станция которого давала возможность летчикам слушать концерт под облаками».
Музыкальный трактор
Романтика тогда удивительным образом сочеталась с обыденностью, мечты о концертах под облаками – с декретами о тракторах для победы над голодом. В том же 1922-м газеты писали об аншлагах на концертах радиомузыки Льва Термена. Вот цитата: «Ильич выдвинул на первое место кино, так как это электрифицированный театр, допускающий размножение… Изобретение Термена – музыкальный трактор, идущий на смену сохе…»
Центральная газета большевиков «Правда» пишет в октябре 1921 года об изобретении Термена более подробно: «Ознакомив слушателей с конструкцией катодного реле, тов. Термен указал на возможности воспроизведения электрическим путем музыкальных звуков и весьма талантливо продемонстрировал поражающие по своим внешним проявлениям опыты: двигая в воздухе рукой перед металлическим экраном, он воспроизводил звуки от мембраны, включенной в цепь, регулируя высоту тона в зависимости от расстояния руки от экрана. Изумленная аудитория прослушала целый ряд воспроизведенных указанным образом сложных музыкальных произведений».
Петроград, Москва, Псков, Нижний Новгород, Ярославль, Рыбинск – более 150 выступлений Льва Термена с терменвоксом в городах и селах страны, которая, по словам ленинского собеседника писателя-фантаста Герберта Уэллса, все еще лежала «во мгле».
 |
| «И стар и млад» – радио в деревне.
Фото из коллекции Музея науки ННГУ «Нижегородская радиолаборатория» |
«Приходит зима. Любитель подправил свою антенну. Привел в порядок заброшенный на лето приемник и готовится к новому сезону, навстречу новым успехам, новым рекордам. Любитель вырос, появилось много новых станций. Что готовит нам новый сезон?» Любопытно, что образ радиолюбителя здесь списан с крестьянина: любитель тоже живет природными ритмами, поправляет антенну, словно покосившийся забор, и с надеждой на урожай смотрит в небо…
Размах деятельности радиолюбителей был таков, что радиомузыка стала даже литературным клише. Например, в романе «Бамбочада» весьма популярного тогда петербуржца Константина Вагинова о главном герое написано следующее: «Кроме бухарского цирка, Евгений уже побывал режиссером Халибуканского театра, аккомпаниатором нижегородской радиостанции, электромонтером, актером передвижного коллектива и секретарем одной из газет на побережье Крыма, но сейчас он был безработным». Такое упоминание дорогого стоит. Тем более оно не единственное. Про радио – у Пильняка, Ильфа и Петрова, Огнева и Платонова…
Очевидно, что энтузиазм пропагандистов радиокультуры привлекал не только продвинутых читателей, но и практиков-рукоделов. Те книжек много не читали – авторы и редакторы статей, лекций и радиобесед приноравливались к их языку и кругозору.
Свободу радиоэфиру!
Массовая культура эпохи НЭПа была поистине массовой. Но любопытно, что тема радио проявлялась как в элитарной, так и в профанной культуре того времени. И если Хлебников пророчествовал: «Мусоргский будущего дает всенародный вечер своего творчества, опираясь на приборы радио в пространном помещении от Владивостока до Балтики, под голубыми стенами неба», то Вагинов иронизировал: «Грамотный и культурный человек был для Дерябкина первым гостем. Хозяин жаждал просвещения... Он слушал радио. Радио приводило в восхищение Дерябкина. Ему казалось, что благодаря радио он сможет узнать все на свете. Он может просвещаться насчет оперы, не надо терять времени на трамвай, да и экономия какая... В будние дни по вечерам Дерябкин угощал гостей радио. Липочка разливала чай, гости ели, пили, а в это время женский голос пел цыганские романсы, доносились томные вздохи гавайских гитар, декламировались стихи, исполнялась музыка датских или других композиторов. Иногда целиком прослушивалась опера. Сам Дерябкин устроил из бумаги громкоговоритель и отлакировал его. Черная труба стояла на столе рядом с вареньем, кричала, пела, смеялась и передавала нежнейшие звуки».
Радиоконцерты способствовали популярности радиолюбительства, благо тогдашний ЦИК принял специальный декрет о свободе радиоэфира. Радиолюбители создали свою субкультуру с неписаными правилами, со своеобразным ночным (ночью прием лучше) образом жизни.
Эрнст Кренкель, знаменитый полярник, а в 20-х годах начинающий радист, много позже вспоминал: «…Когда глухой ночью тускло светилось в огромном доме единственное окно, можно было не сомневаться, что, примостившись в уголке у своих аппаратов, затенив лампу, чтобы не мешать спящим домочадцам, работает радиолюбитель». Он пояснял, как тогда выглядел самодельный радиопередатчик – «фанерная коробка, катушка из толстой медной проволоки и две лампы».
Схемы подобных передатчиков разрабатывались радиоинженерами и печатались в радиолюбительских журналах. Так, в Нижегородской радиолаборатории в 1925 году было разработано несколько вариантов коротковолновых 10-ваттных радиопередатчиков. «В неказистом фанерном ящике, – писал Кренкель, – рождается по твоей воле радиоволна. Вот она побежала по проводу на крышу и там сорвалась, чтобы с непостижимой скоростью, протыкая облака, мчаться в стратосферу до отражающего слоя. Здесь, на высоте сотен километров, волна меняет направление и под углом возвращается на землю. Так, гигантскими скачками, то вверх, то вниз, волна бежит, опоясывая весь земной шар. Кто же примет ее, услышит и ответит?»
«Установить самую дальнюю, самую интересную, самую необычную связь – мечта любого радиолюбителя-коротковолновика. Каждая связь заканчивается просьбой о присылке квитанции, а партнер отменно вежливо обещает ее прислать», – добавляет Кренкель.
 |
| Молодежный слет радиолюбителей
в 1920-е годы. Фото из коллекции Музея науки ННГУ «Нижегородская радиолаборатория» |
Руководство Нижегородской радиолаборатории передало Кренкелю аппаратуру для арктических радиоэкспериментов. Работая на Новой Земле, Кренкель регулярно связывался с нижегородцами, его передачи помогли разобраться с влиянием на коротковолновую связь приполярных факторов – того же северного сияния.
Через два года после посещения Нижегородской радиолаборатории, зимуя на полярной станции в бухте Тихой на Земле Франца-Иосифа, Кренкель установил мировой рекорд, связавшись с американской антарктической экспедицией адмирала Берга – была налажена двусторонняя связь между самой северной и самой южной радиостанциями земного шара. А несколько ранее молодой сотрудник радиолаборатории нижегородец Федор Лбов первым из отечественных любителей связался на коротких волнах с заграницей, чему была посвящена обложка журнала «Радиолюбитель».
«Кристадин»,
«Радиоправда»
и «Симфония гудков»
Пропаганда радиолюбительства в 20-е годы считалась государственным делом. По всей стране проходили лекции с демонстрацией радиоприема. Создавались радиокружки среди курсантов и моряков, студентов и рабочих. Устраивались фотовыставки, издавались специальные журналы и газеты. Расположенная на высоком берегу Волги Нижегородская радиолаборатория стала настоящим маяком для российских радиолюбителей.
Ведущий инженер радиолаборатории Олег Лосев разработал прибор, ставший символом десятилетия, – приемник «Кристадин» с кристаллом-детектором вместо электронной лампы. Некоторая неустойчивость приема с лихвой компенсировалась дешевизной деталей и простотой конструкции приемника. По сути, «Кристадин» Лосева – предшественник будущих транзисторных приемников. Тогда, в 1920-е, годы ламповые схемы вытеснили полупроводники, которые вернулись в радиовещание позже, в 1950-х, во многом благодаря пионерским исследованиям нижегородца Лосева.
О радио в 1920-х писались стихи и повести, снимались фотосерии и киноленты. К теме радио обращались кинодокументалисты. Яркий пример – киножурнал «Радиоправда» 1925 года режиссера Дзиги Вертова.
Съемочная группа фиксирует радиофикацию одного из сел. Как спиливают дерево в лесу для радиомачты и везут его в деревню. Как устанавливают мачту и натягивают антенну. Как подключают радиоприемник и слушают далекую Москву... В деревне строительство радиоточки становилось общим делом и общим праздником.
Для неграмотной аграрной страны радио – это и стремление в далекое будущее, но это одновременно и возвращение в глубокое прошлое: к традиции обряда, хоровода, хора. На кинохронике 1925 года дети так завороженно смотрят на верхушку радиомачты, что кажется, они вглядываются в свое будущее. Под шорохи помех радиоэфира им грезится эра радио – «эра светлых годов» из пионерского гимна, написанного в том же 1922 году, когда техника и музыка так плодотворно соединились в эфире.
В 1925 году, предсказывая будущее музыки, Арсений Авраамов, автор и дирижер уникальной «Симфонии гудков», где музыкальными инструментами были фабричные сирены, пулеметы, паровозы, аэропланы и артиллерийские орудия, пишет: «А коли «не хватает» звучности фабричных гудков, о чем, повторяю, мечтать прикажите? Ясно: об аппарате Термена, установленном на планирующем над Москвой аэро. Аэро-радио-симфония! Ее-то мы, во всяком случае, еще услышим!»
Дарья Гармоненко