Как бы ни изощрялись апологеты, бакалавр – это недоучка.
Фото РИА Новости
Любые радикальные реформы имеют последствия ближние и долговременные. Различия между ними порой разительны. Сегодняшние реформаторы высшего образования, особенно те, кто и дня в вузе не работал, видят лишь ближние последствия. А если заглянуть подальше?
Традиционная российская вузовская система – одноуровневая. Все, кто выдерживал трудности обучения, получали полномасштабную подготовку длительностью до 5,5–6 лет. А далее жизнь расставляла всех по своим местам.
Двухуровневая («болонская») система в российской интерпретации подразумевает после 3,5–4 лет выпуск до 80% студентов с дипломами бакалавра. Остальные доучиваются как научные работники (магистр – это ученая степень).
В Законе «Об образовании» 2003 года и последующих законодательных актах обе системы юридически равноправны. Однако все последние годы руководство Министерства образования и науки РФ с фантастическим упорством, ломая любое сопротивление, пробивает «тотальную болонизацию». Довод фактически один: необходимо слиться в экстазе с мировой образовательной системой, чтобы нас признавали.
Однако никакой общемировой системы в высшем техническом образовании не существует. Каждая развитая страна бережно хранит национальные традиции и особенности. И нигде, кроме России и некоторых стран СНГ (Украина, Армения), «болонью» насильственно не насаждают.
Мой прогноз – уже через несколько лет после безоговорочного торжества «болоньи» российские вузы будут выпускать сплошь бакалавров. Магистратура захиреет, поскольку станет невыгодной. Причины просты.
Крупномасштабное уменьшение студенческого контингента на старших курсах вызовет эквивалентное сокращение учебной нагрузки выпускающих кафедр (до 2,5 раза). Штаты сокращаются до семи-восьми единиц. Однако – это доказано десятилетиями! – для подготовки профессионалов высокого класса, будь то магистры или специалисты, необходима команда не менее 16–18 человек. Худосочная группка из семи-восьми человек на это не способна.
Простейший вывод, который непременно будет сделан, – а на кой нам эти магистры? Мороки много, а начисляемые учебные часы минимальны. Ведь на каждом из старших курсов будет не более шести-семи студентов, а аудиторных занятий – по несколько часов в неделю. Ограничимся бакалаврами, так проще и легче! Такая тенденция уже реально проявилась в ряде вузов, перешедших на «болонью» с отсечкой студенческого контингента.
А дальше? Как бы ни изощрялись апологеты, бакалавр – это недоучка. За семь школьных лет в ученика невозможно вбить уровень 11-летней средней школы. Столь же нереально за 3,5–4 студенческих года выучить тому, что достигается инженерной подготовкой за 5,5–6 лет. Учитывая необходимый объем фундаментальной подготовки (до 85% за четырехлетний срок), за оставшиеся «мелкие деньги» студента возможно научить лишь системно-ознакомительным аспектам специальности. Это позволит ему отличать станок от табуретки, но в разработчики по станкостроению (и даже табуретостроению) он не годится.
Спрашивается: а откуда страна будет получать высококлассных конструкторов, технологов, эксплуатационников, ученых-прикладников, без которых научно-технический прогресс народного хозяйства невозможен?! В итоге «экстаз слияния» способен обернуться драмой.
И тем не менее я – оптимист. В истории отечественной инженерной школы был период, когда ее уродовали похлеще, чем сейчас. Начало 20-х годов прошлого века. Победоносные «комиссары в пыльных шлемах» признавали только «веление революционной совести». А она подсказывала – буржуйское отродье в вузы не принимать! Для пролетарского контингента – ни экзаменов вступительных, ни даже свидетельств об образовании. Вузы были обязаны принимать даже малограмотных и через три года (!) выпускать их инженерами.
Парадоксально, но и тогдашние, и сегодняшние реформы, несмотря на все различия эпох, имеют одинаковые корни. Первый – безграничная самонадеянность властных структур, их неспособность воспринимать любое инакомыслие. И второй – увы, малая востребованность выпускников технических вузов.
В 20-е годы прошлого века продукция промышленности составляла 3% от дореволюционной. Для технической поддержки вполне хватало «недобитков» прежних инженерных поколений. Все разительно изменилось с введением НЭПа и далее – с курсом на индустриализацию страны. Выяснилось, что именно «кадры, овладевшие техникой, решают все!». А не комиссары с саблями и даже не торговцы-нэпманы, как казалось.
И очень быстро слетела вся идеологическая шелуха. Система инженерного образования уже к началу Отечественной войны была поднята на невиданный уровень. Именно молодое поколение советских инженеров-конструкторов и технологов, выдвинув много талантов, превратило «лапотную» страну в индустриальную. А когда пришла беда – создало выдающиеся образцы техники, побившей в итоге немецкую, которая к началу войны, бесспорно, была лучшей в мире.
Сегодня слишком много настроений мрака и безысходности. Кризис, стагнация, робкие попытки властей повернуть хозяев жизни лицом к инновациям и модернизации. Кумиры власти – менеджеры и мелкие предприниматели. А инженеры? Согласно подсчетам некоторых СМИ, по Москве число вакансий барменов в семь раз (!) превышает число инженерных вакансий всех категорий. А на бакалавров вообще ни одной заявки.
И все-таки я верю в будущий революционный рывок отечественной науки и техники. И тогда вся привнесенная шелуха отлетит сама собой. Рано или поздно руководство страны осознает, что хотя бы в стратегические отрасли должны приходить высококлассные, а не второсортные молодые специалисты. А таких отраслей немало: ракетно-космическое, атомное, тяжелое энергетическое и металлургическое машиностроение, электроника и радиоэлектроника и т.д. Нужно терпеливо ждать, сохраняя лучшие традиции отечественной школы, обогащая их всем лучшим, что есть на Западе. А поучиться нам есть чему.
Принципиальное отличие американской, английской и ряда других школ от советской – базирование системы обучения не на поточных лекционных и групповых семинарских методах, а на индивидуальной работе со студентами. Короткие лекционные курсы, авторские семинары, беседы-консультации в формате «наставник–ученик», ответственное научное руководство работой студентов по конкретной научно-технической тематике с взаимной ответственностью и заинтересованностью – всего не перечислить.
Высокоорганизованная система индивидуальной работы со студентами не имеет ничего общего с «самостоятельной работой студентов», которая формально вписывается в наши учебные планы, а на деле оборачивается откровенным студенческим бездельем. Учиться на старших курсах должно быть не легче, чем на младших, но интереснее – вот в чем соль зарубежного опыта.
Переход на эти рельсы – процесс трудный и болезненный, поскольку большинство преподавателей технических вузов так работать не привыкли. Поэтому трудно ждать высокой активности «снизу». Необходимы централизованные организационные и методические разработки, а также немалое давление «сверху». В условиях индивидуализации процесса обучения во многих ситуациях может оказаться плодотворной и «болонья». При этом не только для научных специальностей (физика, математика и др.), но и ряда сугубо инженерных – например, при подготовке программистов. Но не «тотально»!