Сергей Магарил
Результаты модельных исследований свидетельствуют, что идет прогрессирующий процесс разъединения общества на две социальные страты, отличающиеся самим типом мышления.
Фото Reuters
Два выдающихся русских интеллектуала в начале ХХ века сформулировали взаимодополняющие тезисы. Первый отечественный нобелевский лауреат Иван Павлов утверждал: «Судьбу наций определяет ум интеллигентский», а знаток российской истории, профессор Московского университета Василий Ключевский с горечью заметил: «Отечественная история, в сущности, не учит ничему. Она только наказывает за невыученные уроки». Несколько эпизодов отечественной истории выразительно иллюстрируют правоту классиков.
«В топоры!»
В 1862 году, всего год спустя после отмены крепостного права, появился манифест «Молодая Россия». Призывая революцию, «кровавую и неумолимую», идейные предшественники радикал-революционеров начала ХХ века писали: «Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы┘ Мы не испугаемся, если увидим, что для ниспровержения современного порядка приходится пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 1790-х годах┘ Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим┘ знамя будущего, знамя красное и с громким криком: «Да здравствует социальная и демократическая республика русская!» – двинемся на Зимний дворец, истреблять живущих там┘ Мы издадим один крик: «В топоры!», и тогда, кто будет не с нами, тот будет против, кто против, тот наш враг, а врагов следует истреблять всеми способами┘ На сколько областей распадется земля русская – этого мы не знаем. Начнется война, потребуются рекруты, произведутся займы, и Россия дойдет до банкротства. Тут-то и вспыхнет восстание, для которого будет достаточно незначительного повода!»
Как видим, текст прокламации содержит едва ли не все основные концептуальные положения грядущего большевизма.
История засвидетельствовала: программа «Молодой России» была грозным предостережением властям и образованному обществу России, свидетельствуя о назревании острейшего исторического вызова и политического кризиса. Однако этот вызов практически не был замечен и тем более должным образом осмыслен. Общество не осознавало зарождавшихся на его глазах предпосылок надвигавшейся социальной катастрофы и ничего не предприняло для ее предотвращения. Исторический финал известен – имперская государственность рухнула; в горниле гражданского конфликта погибли миллионы.
Прошло сто лет. В 1970-е годы под самоуверенные разглагольствования околовластных обществоведов о неизбежно грядущем коммунизме Советский Союз последовательно и уверенно шел навстречу «крупнейшей геополитической катастрофе». Не поддается воображению: вторая сверхдержава распалась в условиях мирного времени, в отсутствие критически значимых внешних угроз, защищенная мощнейшим ракетно-ядерным потенциалом и обладая всей полнотой государственного суверенитета.
Тождественный результат
На протяжении послевоенных десятилетий в создание систем отражения внешних угроз были вложены колоссальные ресурсы. Согласно оценкам руководителя Центра международной безопасности ИМЭМО РАН, члена-корреспондента РАН Алексея Арбатова, к концу своего существования СССР имел «четырехмиллионную армию┘ арсенал в 30 с лишним тысяч единиц ядерного оружия, более 2 тысяч стратегический ракет, 60 тысяч танков и почти 200 атомных подводных лодок (что было больше, чем у всего остального мира вместе взятого)».
При этом в расчет совершенно не принимались внутренние проблемы и угрозы безопасности. К их отражению не готовились. Более того, правящая элита эти проблемы старательно игнорировала, требуя того же от российских ученых. Подавляющее большинство населения вновь, как и столетие назад, не осознавала надвигавшейся катастрофы. Исторический результат тождественен – советская государственность рухнула. В локальных конфликтах на постсоветском пространстве погибли (и продолжают гибнуть!) сотни тысяч человек.
Обращает на себя внимание: Российской империей управляли представители привилегированных групп общества; Советским Союзом – выходцы из внеэлитных слоев общества. Однако тождество исторического результата – распад государства – свидетельствует о едином социокультурном базисе обоих общественно-исторических проектов.
Периодические крушения российской государственности – дважды в одном лишь ХХ веке – свидетельствуют о низком качестве стратегического национально-государственного управления и вынуждают задуматься о причинах последовательного сокращения жизненного цикла каждой следующей версии государства. Жизненный цикл Российской империи – 300 лет. Существование СССР ограничилось всего 74 годами, и с момента его распада 19 лет уже прошло.
Формирование социально-психологических установок (коллективных представлений) теснейшим образом связано с материально-ресурсной обеспеченностью и экономической независимостью членов социума. Российская элита существует в условиях избыточной материально-ресурсной обеспеченности; массовые слои – в условиях ее крайней недостаточности. В этих слоях фиксируются противоположные процессы социально-психологической самоорганизации.
Результаты модельных исследований, проведенных в Институте прикладной математики РАН, свидетельствуют: идет прогрессирующий процесс разъединения общества на две социальные страты, отличающиеся не только уровнем доходов, но, что гораздо важнее – самим типом мышления. Эти страты все менее и менее способны понять друг друга, что сокращает возможность общенационального согласия. Современная ситуация в РФ напоминает послепетровскую Россию. Отчуждение привилегированных групп общества привело к полному размежеванию дворянского и крестьянского миров и к социальному взрыву начала ХХ века.
Социальные факторы
Для оценки макросоциальных стратегий основных социальных групп российского общества может быть использован параметр «социальное качество». Под социальным качеством понимается способность больших групп общества вносить вклад в его выживание, развитие и благополучие. Анализ интегральных показателей этого параметра свидетельствует: макросоциальные стратегии основных групп современного российского общества вновь направлены на его дезорганизацию, а потому и дезинтеграцию.
Для бизнес-элит в качестве интегрального показателя социального качества принят массированный вывоз капитала из России в условиях предельной изношенности ее инфраструктуры и основных фондов. Кумулятивный вывоз капитала уже на рубеже нулевых годов оценивался почти в 1 трлн. долл.
Массовые слои общества характеризует критически низкий уровень взаимного межличностного доверия – всего 24% при среднеевропейском уровне доверия 80–85%. Это порождает политическую беспомощность – более 90% россиян заявляют о том, что не могут влиять на решения властей, – и влечет отказ от политической ответственности за судьбу России – порядка 80% респондентов снимают с себя ответственность за происходящее в стране. (Патрушев С.В., Власть и народ: Обновление повседневных практик и варианты универсализации институционального порядка. М: ИСП РАН, 2003. С.13).
Интеллигенция России также не продемонстрировала необходимой политической культуры и способности действовать солидарно, чтобы блокировать разрушительные антисоциальные реформы и навязать правящей бюрократии политику национального развития. Более того, стремясь сохранить элементарно приемлемый уровень жизни, интеллигенция встала на путь негативной адаптации. Об этом свидетельствуют поборы в средней школе, в системе медицинского обслуживания, коррупция в судах и даже в высшей школе.
Отечественную бюрократию чрезвычайно выразительно характеризует масштаб коррупции, оцененный экспертами Генпрокуратуры, а затем и Совета Федерации в 240 млрд. долл. в год, что сопоставимо с доходами федерального бюджета. Погромы и массовые беспорядки в Кондопоге летом 2006 года наглядно продемонстрировали: мздоимство чиновников исполнительных и правоохранительных органов ведет к распаду государственной власти. Если соотнести происшедшее в этом городке с данными прокуратуры, станет очевидно: причины событий в Кондопоге тиражируются на общенациональный уровень. И нет никаких оснований ожидать, что последствия будут иными. Продажность государственного аппарата и национальные интересы России несовместны.
Дерационализация сознания
Вышеизложенное свидетельствует о правоте классика: «отечественная история не учит ничему» и российское общество продолжает движение все по той же исторически бесперспективной колее. Что тому причиной? Ограниченная рациональность российской социогуманитарной интеллигенции.
Сошлюсь на мнение социолога, академика Геннадия Осипова. Анализируя истоки системного кризиса России, он пишет: «К сожалению, российская социальная наука┘ оказалась не на высоте┘ Социальная наука: фальсифицирует прошлое (главным образом историю); мифологизирует настоящее (понуждает людей действовать во имя реализации несбыточных мифов, будь то сплошная коллективизация или сплошная приватизация, тотальное планирование или абсолютно свободный рынок); мистифицирует будущее (призывает жертвовать счастьем и нормальными условиями жизни ныне живущих во имя построения утопического счастливого будущего для отдаленных поколений)».
Результаты массовой, в течение многих десятилетий, дерационализации национального сознания печальны. Директор Института социологии РАН, член-корреспондент РАН Михаил Горшков утверждает: «Если модернизация в форме индустриализации 1930–1960 годов вывела СССР в число наиболее промышленно развитых стран, то социокультурная модернизация отстала от экономической – на целый век. В итоге в 70-е – начале 80-х годов «захлебнулась» и технико-технологическая модернизация. Выполненные исследования свидетельствуют: среди населения современной России последовательные традиционалисты и тяготеющие к ним по большинству значимых ценностных ориентаций составляют порядка 73–75%».
Более того, в обществе идут мощные процессы социального воспроизводства сознания подданных. Память поколений о государственных репрессиях и стремление уберечь подрастающее поколение на случай ужесточения политического режима – причина того, что лишь в 1% современных российских семей считают важным воспитывать у детей демократические ценности, а формировать гражданственность и убеждения – менее чем в 7% семей. Тем самым массово воспроизводятся такие характеристики человеческого потенциала, которые препятствуют инновационно-демократической модернизации.
Известно: образ мысли определяет образ действий; массовый образ мысли определяет массовый образ действий. Народ живет так, как научился мыслить. Инновационно-демократическая модернизация нереальна без модернизации массового сознания. Но для этого требуется немалое историческое время. Есть ли оно у России? Неочевидно. У Советского Союза его не хватило.
Массовый тип подданного
В связи с ограниченностью исторического времени целесообразно сосредоточиться на подготовке высокоинтеллектуальной и национально ответственной элиты. За последние годы в адрес правящей элиты России слова доброго не было сказано ни на одной конференции или круглом столе. Но вся она поголовно воспитана отечественной системой образования, и прежде всего российской высшей школой. Мы несем ответственность за то, какую элиту продуцируют российские университеты. И потому носители социогуманитарного знания обязаны насыщать свои университетские курсы актуальной общественно-политической проблематикой.
Недаром еще Сперанский утверждал: «Самые благотворные усилия политических перемен нередко сопровождаемы неудачами, когда образование гражданское не предуготовило к ним разум». Система образования обязана воспитывать граждан, а не подданных. Однако, по данным социометрии, порядка 80% выпускников российских вузов – социально апатичны.
Положение существенно осложняется тем, что российское общество в своем историческом движении столкнулось с фундаментальной проблемой социального воспроизводства средневековых институтов. При всех масштабных трансформациях последних 300 лет в России неизменно воспроизводились и продолжают воспроизводиться:
– социокультурный раскол, породивший в ХХ веке такие формы национального самоистребления, как гражданская война, раскулачивание, гладомор, государственный террор, и продолжающий свое существование в начале XXI веке – в виде глубочайшей имущественной поляризации и аномально высокого уровня взаимного недоверия россиян;
– архаичная в своей основе система ценностей, присущая сознанию традиционализма, наиболее яркое проявление которого – массовый правовой (политико-правовой) нигилизм;
– массовый тип подданного – беспомощного, бесправного, социально некомпетентного маленького человека (социального изолянта), порождающего глубоко атомизированное общество;
– неправовая, авторитарная государственность, не обеспечивающая в условиях XXI века национальное развитие, а потому и межгосударственную конкурентоспособность России;
– предельно коррумпированная, своекорыстная, неконтролируемая обществом и потому всевластная бюрократия;
– механизмы порождения собственности, прежде всего крупнейшей собственности, непосредственно властью путем раздачи государственных, общенациональных имуществ в частное владение;
– зависимый суд, неспособный противостоять давлению власти;
– в качестве доминирующего фактора урегулирования конфликтов, как и во времена «Русской правды», все еще выступает принцип силы, а не принцип права.
Средневековые институты оказывают определяющее влияние на траекторию исторического движения российского социума, препятствуя его восходящему, поступательному развитию. А их воспроизводство свидетельствует о недостаточной эффективности системы социогуманитарного образования как важнейшего механизма рационализации общественного сознания, а потому и совершенствования социально-властных отношений. Эту фундаментальную проблему неизбежно предстоит решать в ходе предстоящей национальной инновационно-демократической модернизации. Способна ли справиться с этой исторической задачей российская система образования?
Дарья Гармоненко 
