Последние разновидности инфлюэнцы – птичий и свиной грипп – стали причиной возникновения и новых массовых фобий.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)
Было, помню, удивительно читать, что знаменитые пороги реки, прозванной в честь «водяного» – «Нилос», – Геродот называл «катарактами». Лишь много позже я понял, что речные катаракты разбивают, препятствуют плавному течению воды. То же препятствие – но уже свету – оказывает катаракта в глазу.
Навевает медицинские ассоциации и слово «катарсис» (саtharsis), переводимое как священное омовение, «очищение», например, душ грешников в Чистилище перед Страшным судом. Можно вспомнить и древнюю процедуру «нефрокатартикон», в ходе которой очищали почки от засевших в них камней – чаще всего с помощью приличного количества теплого пива, сваренного из отборного ячменя.
К катарсису близок по значению и «катар» – саtаrrh (от греч. katarrhein – смывать, очищать). Наши родители часто слышали от врачей диагнозы относительно катара желудка или дыхательных путей. При первом люди не могут принимать пищу, поскольку воспаленный желудок тут же самоочищается. Во втором же случае также идет очищение дыхательных путей при помощи кашля. Кстати, мы вместе с человекообразными обезьянами относимся к «катаринам» – Саtarrhine, для которых характерны «падающие» ноздри, направленные вниз, из которых происходит истечение слизи┘
В связи с недавней вспышкой «животной» заразы – птичьего гриппа – широко стал известен препарат тамифлю (озельтамивир). Не знаю, что кроется за первой частью названия, но «флю» обязано своим происхождением латинскому influentia, то есть влияние, воздействие. Это термин средневековой медицины, находившейся под влиянием алхимии и астрологии.
Это слово средневековой латыни – influentia – вспомнили, когда на голодную и обессиленную после Первой мировой войны Европу обрушилась страшная эпидемия болезни, завезенной из-за океана американскими солдатами. Заокеанский патоген был в результате долговременной географической изоляции необычайно «морбитен» и «мортален» – обладал повышенной вирулентностью и фатальностью. Врачи, которых после трех лет войны оставалось не так уж и много, не знали, что делать еще и с этой напастью. Лекарств никаких у них не было, как не было и понимания истинной природы патогена, поскольку про вирусы еще никто не знал. Так и родилось название «инфлюэнца», которым стали широко пользоваться французские врачи (английские же быстро сократили его до простого flu).
Французский Генеральный штаб, дабы не подрывать моральный дух армии и уставшей от войны страны, категорически запретил какое бы то ни было упоминание инфлюэнцы в газетах. Но за Пиренеями такой жесткой военной цензуры не было, поскольку Испанское королевство участия в войне не принимало. Поэтому мадридские и иные газеты широко обсуждали сложившуюся ситуацию. Из Барселоны каталонские газеты привозили в тот же Монпелье и Марсель, откуда они через Лион по железной дороге попадали и в Париж.
Неудивительно, что во французской столице никто не мог запретить пользоваться словом «испанка», и оба слова стали широко распространяться по Европе, достигнув в конечном итоге и Москвы.
В русле заявленной нами темы знаменитое письмо Ильича, направленное заболевшей Инессе Арманд, которая лежала с температурой в своем номере в московской гостинице «Националь»: «Дорогой друг! Итак, доктор говорит – воспаление легких. Непременно заставьте дочерей звонить мне ежедневно. Напишите откровенно, чего не хватает? Компрессы кто ставит? Времена скверные: сыпняк, инфлюэнца, испанка, холера. Ваш Ленин. Починен ли телефон?»
Из этого письма видно, что глава большевистского правительства не делает никакого различия между двумя названиями одной и той же «скверны». По всей видимости, не делалось этого различия и в европейских газетах, доставлявшихся из того же Берлина, Парижа и Женевы (Владимир Ленин получал и газету Муссолини «Аванти»). Понятно, что вожди революции, проведшие долгие эмигрантские годы во Франции и Швейцарии, ориентировались именно на французский язык. Так же как и американский президент Вудро Вилсон, войска которого высадились во Франции, весьма скептически отозвавшийся об этой войсковой операции: «Единственное, что мы получили от своего участия в войне, это эпидемия инфлюэнцы».
Но было и еще одно, причем значительно более старое название хвори. Императрица Елизавета рассчитывала, что приглашенная ею юная немка родит наследника престола, но не могла и предполагать, что та придет и начнет «володеть» империей Петра. Екатерина, ставшая со временем Великой, прекратила дворцовые кутежи и ввела в моду философские дискурсы, в которых в «письменной форме» принимали участие Вольтер и французские энциклопедисты. Вполне возможно, что именно Вольтеру она написала в 1782 году следующие строки: «Вообразите, какую прелестную гармонию составляет моя империя, кашляющая и чихающая. В Париже эту болезнь называют гриппом».
В далеком 1588 году грипп «уложил» Большой совет венецианского дожа, чего не было даже в эпидемию чумы. Хроники сохранили свидетельства того, что болезнь распространилась через Милан до Барселоны. Считается, что в Париже врачи стали использовать слово «грипп» еще весной 1743 года. Непонятно, почему это старое название не вспомнили в начале ХХ века. Вполне вероятно, что через более чем полторы сотни лет их коллеги попросту решили быть оригинальными.
Можно добавить в заключение, что слово «грипп» (по-французски gripper) означает буквально «хватать», «овладевать» и «охватывать». Его перевод мы видим в нашем описании одного из ведущих симптомов заболевания, а именно «охватывает озноб» (сравни также английское соld – простуда). «Грипп» родственен немецкому «гриф», то есть «держалка» музыкального струнного инструмента. Грифелем немцы называют карандаш, который при письме держат в пальцах.
Вот такая история одной очень распространенной болезни, вернее ее названия, которому больше полутора веков.