В ожидании нового цикла

Профессор Сергей Капица считает, что до окончания глобального перехода осталось около 40 лет. А пока система <человечество> находится в стратегически зыбком состоянии.
Художник Петер Грик, «Метрополис», 2005–2007. Источник: www.gric.at

Авторитетная экспертная площадка – «Никитский клуб», учрежденный в 2000 году по инициативе ученых и предпринимателей, свое очередное заседание, пожалуй, просто не мог не посвятить вопросу, который буквально осязаем: «Мировой кризис: есть ли шанс для оптимизма?»

Президент «Никитского клуба» профессор Сергей Капица постарался максимально высоко «задрать» исходную планку обсуждения. «Для меня кризис не был неожиданным, – заявил профессор Капица. – Все человечество находится в переходном режиме. Кризис – генеральное изменение всего курса человечества, причем половину этого периода мы уже прошли. В 2006 году я написал в докладе Римскому клубу: «Вблизи границы устойчивости малые возмущения усиливаются еще до того, как система выйдет из состояния устойчивости». Это – общесистемное наблюдение».

По отношению к переживаемому нами всеми глобальному экономическому кризису это означает либо просто сбой финансовой системы, либо сигнал о чем-то большем. «До окончания глобального перехода осталось около 40 лет, – подчеркивает Сергей Капица. – Система <человечество> находится в стратегически зыбком состоянии».

Итак, малые возмущения. И это – самое неприятное, потому как они принципиально не поддаются прогнозированию. Мало того, может быть, самое непривычное то, что любые предсказания могут оказаться верными. Ситуация бесконечно большого выбора ничем не лучше ситуации отсутствия какой-либо альтернативы вообще. Поэтому было бы по крайней мере любопытно разобраться более детально в причинах, породивших нынешнее глобальное схлопывание экономики.

Увы, пока совершенно непонятно, что могут противопоставить этому процессу власти, финансовые регуляторы и бизнес. И вообще: схлопывание ли это только экономики или чего-то большего?.. Чего-то большего – уверен академик Виктор Полтерович.

«Природа нынешнего кризиса – не в финансовой сфере, – подчеркивает академик Полтерович. – Признаки его появились еще в конце 2000 года, когда произошло падение индекса высокотехнологичных компаний NASDAQ. Мир столкнулся с проблемой больших технологических инноваций. Мы – в финальном периоде большого технологического цикла, когда исчерпались идеи, связанные с информационными технологиями. «Пузыри» лопаются: NASDAQ, ипотечный пузырь, падение цен на нефть (ведь цены на нефть – тоже пузырь). Владельцы финансовых деривативов уже просто не могут оценить информацию, не имеют возможности влиять на эти активы». (Заметим, кстати, что, по экспертным оценкам, в 2007 году объем рынка производных финансовых инструментов – деривативов – составил во всем мире циклопическую величину – около 700 трлн. долларов!)

Приговор академика суров: «Предпринимаемые сейчас меры способны экономику стабилизировать, но не породить новую волну роста. Стагнация – это наша долговременная перспектива».

В этой ситуации, по мнению Виктора Полтеровича, развитые и развивающиеся страны должны принимать разные меры для борьбы с кризисом. Так как количество инноваций из США существенно превосходит все другие источники инноваций в мире, американцы вынуждены будут стимулировать новый цикл технологического прогресса.

Очень похоже на то, что сейчас США находятся в стадии свободного поиска точек опоры для нового технологического рывка. Что это будет – био-, нано-, cogito или, наоборот, мегатехнологии, пока неясно. Но что-то из этого инновационного бульона обязательно выпадет в осадок. Нам, в России, очень желательно было бы поскорее решить: продолжаем мы эту инновационную гонку, начинаем имитировать инновационное развитие или┘

«Российская Федерация не должна брать на себя издержки создания новых технологий, – считает Виктор Полтерович. – Нам не нужно быть слишком передовыми в технологическом плане. Признание этого требует пересмотреть всю инновационную политику. И роль государства здесь значительно возрастает. Нам надо активно заимствовать на Западе уже созданные технологии. Финансировать надо не предприятия, а проекты модернизации отраслей».

Профессор Капица не удержался от реплики по этому поводу: «Пропаганда наноэлектроники – пример такого забегания вперед. А ведь у нас есть авто- и авиапромышленность, которые мы вполне могли бы модернизировать».

В костер, на котором начинала корчиться государственная инновационная политика, подлил керосинчику и председатель совета директоров ОАО «МДМ-банк», председатель экономической секции «Никитского клуба» Олег Вьюгин: «Не всегда инновации являются эффективным приложением денег».

Жалко. Мы-то уже привыкли к тому, что инновации – это наше все на современном этапе развития. Но вдруг выясняется, что это всего лишь очередной этап стагнации. А, казалось, счастье было так возможно, и компьютерные технологии претендовали на то, чтобы обеспечить этим ИКТ-счастьем беспрецедентно большое число жителей Земли. В 2006 году было продано более миллиарда сотовых телефонов; в том же году жители одной только Великобритании накопили бытовой электроники на сумму 180 млрд. долларов. Скоростной интернет есть практически везде. В Северной Америке он стоит примерно 1% месячного дохода. В регионах, где он обходится дороже всего, плата составляет 10% дохода.

Но, как отмечали еще Ильф и Петров, «радио уже есть, а счастья все нет».

«Подъем, предшествовавший кризису, был уникален, – считает президент Фонда «Институт энергетики и финансов» Леонид Григорьев. – Необычайно высока синхронность нынешней рецессии: отрасль за отраслью. Это – первая глобальная рецессия. Невиданная раньше скорость распространения кризиса стала возможна как раз за счет тотальной компьютеризации. Нынешний кризис заканчивает стационарный режим после кризиса 1973 года».

В общем, как заметил руководитель Экспертной группы Минфина РФ Евсей Гурвич, «головокружение от успехов в глобализации – диагноз современного кризиса». Но вот что интересно: Россия пострадала больше других, хотя казалась очень защищенной. «Мы построили несостоятельную модель роста – бесконечный рост цен на нефть, металлы, газ; плюс – приток капитала. Отсюда – потребительская эйфория. Кризис перепотребления», – считает Гурвич.

Евсей Гурвич, впрочем, был достаточно самокритичен. «Мы пытались заморозить ситуацию, – пояснил он. – Все деньги направлялись в покупку валюты, а не в поддержку экономики. Мы должны как можно скорее обеспечить контуры новой экономики. Чтобы пошли кредитные линии».

Как справедливо заметил научный редактор журнала «Эксперт» Александр Привалов, «наше правительство умеет работать с крупняком – государственно мыслящим бизнесом, то есть с самим собой».

Еще одно последствие кризиса – исчезновение как финансового института инвестиционных банков. Что совсем уж плохо для инновационной экономики, которую вроде бы официально строит Россия.

Самое неприятное, и это признал тот же Олег Вьюгин, что «мы не понимаем, что можно противопоставить со стороны властей, регуляторов и бизнеса нынешнему кризису». Мало того, никто сегодня не сможет сказать, какова может быть точка опоры?

Впрочем, прогноз Леонида Григорьева таков: если удастся зацепиться за падение в 10% мирового ВВП к третьему кварталу 2009 года, то это может быть базой для выхода из кризиса. По его мнению, многое, если не все, будет зависеть от стратегии потребления американских семей.

Хороший и точный итог обсуждению, как мне кажется, подвел президент Фонда некоммерческих программ «Династия» Дмитрий Зимин: «Прошлые кризисы – кризисы развития; нынешний – кризис стабилизации. В том числе, как говорил Сергей Капица, демографической стабилизации – именно на этом фоне все происходит».

В такой ситуации в России, похоже, надо говорить не о модернизации отраслей, а о модернизации институтов. Вернее – об их создании.