Еще знаменитый географ и натуралист П.С.Паллас, путешествовавший по России в 1768–1774 годах, так объяснял образование черноземов: «Судя... по скрытым в земле старым древесным пням и корням, степи эти, по-видимому, в незапамятные времена были покрыты лесом».
Художник Иван Шишкин, «Сосновый бор. Мачтовый лес в Вятской губернии»
Сейчас южная граница лесов умеренного пояса приблизительно совпадает с северной границей чернозема. Но то, что водораздельные леса в прошлом распространялись южнее, сомнений не вызывает. Значит, и чернозем хотя бы в какой-то мере формировался под лесами, перелесками, лесостепями.
Тем не менее последнее столетие все настойчивее и последовательнее утверждаются представления о степном генезисе чернозема. Позднее было показано формирование чернозема из болотных и луговых засоленных почв после их отрыва от грунтовых вод. Концепция степного или лугового генезиса чернозема повлекла рекомендации по повышению его плодородия, связанные прежде всего с орошением и внесением удобрений. Сейчас, когда многие из черноземов таким путем превратились в засоленные «белоземы», время задуматься о роли лесов в формировании чернозема. Ведь если чернозем формировался при участии лесов, хотя бы парковых и островных, то деградирует он уже при одном обезлесении, еще до всякой распашки. Значит, для подъема его плодородия нужно полезащитное лесоразведение.
Напротив, если чернозем имеет степное образование, если он формировался под влажными, а то и засоленными лугами, то для подъема его плодородия действительно нужны обводнение, строительство каналов, оросительные мелиорации. Интерес к прошлому наших степей увязывается, таким образом, с практическими запросами современности. В истории образования почв оказывается не только их настоящее, но и будущее.
Навоз и пламя
Территории евразийских степей издавна были заселены многочисленными племенами и народностями. Век от века вытесняли друг друга у южных рубежей русских лесов переселенческие волны воинственных киммерийцев, скифов, меотов (VI–III вв. до н.э.), сарматов, аланов (200 г. до н.э. – 200 г.н.э.), гузов, остготов (200–370 гг.), гуннов (370–558 гг.), антов, аваров (558–650 гг.), булгар, хазар (650–737 гг.), мадьяр (IХ в.), печенегов, кипчаков-куманей-половцев (Х–ХIII вв.), татаро-монгол (ХIII–ХV вв.), ногайцев (ХVI в.).
Одно только воздействие сотен тысяч основных и запасных коней этих угрюмых полчищ, а также стад их овец, крупного рогатого скота, верблюдов способно было преобразовать огромные пространства. Уж если козы могли, как считается, «съесть» природу античных государств, то почему скоту многочисленных кочевых племен следует приписывать иные наклонности?
Скот вытаптывает и поедает молодые побеги деревьев не менее охотно, чем траву. Навоз вреден для возобновления многих древесных пород. Воздействие кочевых табунов особенно усиливалось в многоснежные зимы, когда кора деревьев, древесная поросль и кустарники становились главным кормом.
Но главной силой человеческого воздействия на природу была могущественная энергия огня. Для получения пастбищ, угодий с хорошим травостоем, охоты, повышения проходимости территории, расчистки мест для сооружения курганов, нападений на обитателей чащоб, кочевые племена пускали палы.
Пожары и сейчас, когда даже небольшая проселочная дорога служит непреодолимым препятствием огню, наносят существенный ущерб. Но по своей катастрофичности они лишь отдаленно напоминают былые. Тогда естественный отпад растительности создавал огромные запасы легковоспламеняющегося хорошо горючего материала – сушняка, ветоши, сухостоя. «К тому же по зажжении, когда такая сушь сильным огнем разгорится, обыкновенно почти наступает ветер, который, усилившись по сухой траве, огонь раздувая, столь сильно его гонит, что и на лошади скачущий человек убраться от него не может и на степях иного почти спасения нет, как разве прямо через огонь перескочив, оставить его позади себя... От таких пожаров часто целые деревни, великие леса... сгорают», – сообщал в 1767 году первый русский член-корреспондент Академии наук П.И.Рычков.
Несомые переселенческим потоком племена, общины и народности не только перемещались, но и останавливались на пространствах нынешних степей. Следовательно, широко использовали дерево для топлива, поделок, смолокурения, углежжения при плавке металлов и обжиге керамики. Крупномерный материал шел на сооружение построек, телег, лодок, сох.
Судя по всему, главные массивы южнорусских лесов были истреблены задолго до появления каких-либо исторических памятников. Тем не менее о лесах нынешнего степного юга России упоминали древнегреческие, арабские и особенно византийские историки.
Плоды цивилизации
С ХV–ХVI веков начинается освоение восточноевропейской степи русскими военно-земледельческими поселениями. Их население также прибегает к помощи огня и топора для расширения пашен. Крестьяне издавна старались выбирать под пашню леса широколиственных пород. Особенно ценились участки под орешником, дубом, вязом, липой.
Жгли, рубили, затем корчевали, а после захватывали под посевы новые лесные пространства. Без удобрений и даже тщательной обработки такая земля давала первые несколько лет обильные урожаи хлебов и трав. Леса страдали также от производства смолы, дегтя, вара, живицы, поташа, которые шли и на экспорт. Особенно много древесины требовала быстро развивающаяся черная металлургия. С ХVI–ХVII веков для металлургии используются уже не только болотные, но и более тугоплавкие бурожелезняковые и сидеритовые руды. Все это вело к еще большему истреблению лесов для более значительной выработки древесного угля.
Возникавшие города требовали огромного количества дров для топлива. К тому же это было холодное время так называемого малого ледникового периода. Количество дров, использовавшихся в то время на одного человека, должно было быть довольно значительным. Косвенно о нем можно судить по объемам потребления дров в середине ХIХ века. Для Москвы оно тогда составляло около 5 кубометров на одного человека в год и в ХVI–ХVII веках было, по-видимому, никак не меньшим.
Русские исторические источники от ХII до конца ХVII века единодушно указывают на южную границу распространения крупных водораздельных дубрав, совпадающую примерно с линией Днепропетровск–Луганск–Камышин–Оренбург. Только за период с 1696 по 1914 год лесистость Курской, Полтавской, Воронежской и Харьковской губерний уменьшилась с 18,4 до 6,8%, а Тамбовской и Пензенской с 46,1 до 16,2%.
Черноземы под сенью леса
Наиболее энергично шло лесоистребление на тучных и плодородных почвах. На бесплодных и малогумусных лесах сохранялись дольше. На песчаных равнинах, каменистых увалах, крутых косогорах некоторые дожили до наших дней, а на черноземе повсеместно воцарились степь и пашня. Печальные остатки лесов дают основание для выводов о предрасположенности их к бедным почвам. Получается, что леса не могут преступить на высокоплодородные почвы, их питательность как бы препятствует поселению древесной растительности. В научной литературе можно встретить суждения о почвоухудшающем воздействии лесов, например, о дубе или о буке как о сильнейших подзолообразователях.
Выдающийся отечественный естествоиспытатель, основатель науки о русском черноземе В.В.Докучаев неоднократно описывал под лесом черноземы «вполне нормального степного строения», приводил десятки примеров прежней облесенности степей, а вопрос об участии лесов в формировании чернозема относил к самым сложным. Например, о юго-восточной части Подольской возвышенности он писал: «...не подлежит сомнению, что многие здешние типично черноземные поля еще в недавнее время были покрыты дубовыми лесами, пни которых на многих полянах сохранились и поныне».
По словам самого же Докучаева, «ввиду большой ценности топлива и земли после срубки леса пни его выкорчевывали самым тщательным образом; затем местность сейчас же запахивается и через каких-нибудь 10–20 лет от бывшего леса не остается и следов». Но в конце концов автор теории степного образования чернозема приходил к выводу о наступлении леса на степь и появлении леса только уже на готовом черноземе.
Менее известно об иных гипотезах образования чернозема. В частности, в прошлом существовало немало сторонников теории его лесного генезиса, но голоса их звучали слишком разрозненно и заглушались авторитетом В.В.Докучаева.
Еще знаменитый географ и натуралист П.С.Паллас, путешествовавший по России в 1768–1774 годах, так объяснял образование донских и тамбовских черноземов: «Судя... по скрытым в земле старым древесным пням и корням, степи эти, по-видимому, в незапамятные времена были покрыты лесом. Нужно полагать, что эти леса истреблены пожарами во время войн или пастушескими народами и оставили после себя эту перегнойную почву».
Выдающийся зоолог М.Н.Богданов указывал, что в тенистых лиственных лесах, особенно липовых, наиболее возможно накопление неполно истлевших органических остатков. Они и дают материал для формирования перегноя и чернозема. Напротив, в степи, вместо того чтобы перегнивать, органические остатки выгорают и разносятся ветром и водой.
Даже мульчирование полей опавшей листвой широколиственных деревьев приводит к формированию выраженного слоя перегноя, богатого кальцием и равномерно пропитывающего минеральную часть почв. Сходный процесс происходит и когда плиты былых строительных сооружений или памятники заброшенных кладбищ, зарастая лесом, буквально погребаются плащом такого черноземовидного перегноя.
Знаменитый российский почвовед XIX века Г.Н.Высоцкий допускал образование чернозема под лесом путем «импульверизации» лесных полос атмосферной пылью, когда в особо засушливые годы на опушках лесов накапливались валы эоловой пыли. Его современник почвовед Н.М.Сибирцев выделял «эоловый чернозем» уже как особую разновидность почв, отличающуюся высоким содержанием перегноя (то есть переносится по преимуществу перегнойный мелкозем).
Через 20 лет после пыльных бурь 1959 года под лесными полосами Ростовской области и Кубани вместо отмеченных на карте южных черноземов Л.О.Карпачевский обнаружил более типичные черноземы. Мощность их возросла за это время с 40 до 70 см, причем на глубине 30 см залегал слой погребенных листьев и трав. Последние реконструкции растительного покрова также свидетельствуют о широком распространении широколиственных лесов после исчезновения комплекса мамонтовой фауны, препятствовавшей возобновлению древесных пород.
Сложная история развития выщелоченных, типичных, обыкновенных и отчасти, может быть, южных черноземов и темно-каштановых почв должна отразиться в подлинно генетической классификации черноземов. «Так классифицировать степные почвы, как классифицируют их до сих пор, все равно что разделять животных по цвету, величине и т.д.», – писал в 1936 году академик В.Р.Вильямс.
Лесотерапия для царя почв
Выкорчеванные леса сами у своих южных пределов в антропогенной обстановке уже не возобновлялись. Без них еще более иссушалась почва, усиливалось неистовство ветров и холодов. Однако опыт полезащитного лесоразведения показал, что условия даже современной, уже значительно изборожденной иссушающими оврагами и балками, распаханной и выжженной степи в общем не препятствуют лесу. Трудно сохранить первые посадки деревьев. Но преодолев первые критические десятилетия, лесные массивы (но не полосы) начинают приживаться.
Почти 250 лет процветала заложенная в сухой степи Петром I роща под Таганрогом, срубленная гитлеровцами во время войны. Великолепные леса образовались под тенью заложенных в ХIХ веке посадок Великого Анадола, Каменной степи, Богдинского, Шипова и Черного лесов, Хренова и Бузулукского боров.
Леса – завершающие сообщества в развитии растительного покрова для 80–90% суши земного шара и, наверное, господствовали бы на ней, если бы не прямая и косвенная лесоистребительная деятельность человека и различные катастрофические процессы. Если чуть ли не всякая почва, способная что-либо производить, несет деревья, то почему же царю почв – чернозему – должно быть отказано в этом?
Современное распределение лесных и безлесных площадей во многом пропечатано тяжелой рукой человека. Границы лесных океанов – одни из важнейших природных рубежей планеты – и сейчас продолжают отступать. С севера леса теснятся тундрами, с юга – распаханными степями и повсеместно – заболачивающимися вырубками. Так же как сами степи и тундры все более поглощаются, в свою очередь, жаркими и холодными пустынями.
Теперь немало районов земного шара, где раньше кипела жизнь, подверглось опустыниванию. Возник даже тезис: «Цивилизации ищите в пустынях». Но надо всегда помнить, что опустыниванию – появлению не только безлесных, но и безтравных пространств – исторически и логически предшествует остепнение.