Симон Кордонский Общепринято, что иного пути развития страны, кроме инновационного, нет и не может быть. По умолчанию источником инноваций считается наука, и прежде всего отечественная академическая наука в лице Российской академии наук (РАН). Я, однако, попытаюсь показать, что эта наука вряд ли может стать источником инновационного развития, если сохранит основные принципы своей организации и функционирования.
Академики и распорядители
Чиновники понимают науку как совокупность самоуправляемых (в случае академий) бюджетных организаций, результатом деятельности которых должны быть некие знания, новации, изобретения, технологии и изделия, которые могут быть включены в государственный оборот и служить развитию народного хозяйства и нейтрализации внутренних и внешних угроз. То, что академическая наука практически не создает такого рода новаций, ставится ей в упрек и стимулирует попытки распорядителей бюджетов ее модернизировать.
Предприниматели, основываясь на зарубежном опыте, какое-то время считали академическую науку возможным источником ноу-хау, которые – при удачном стечении обстоятельств – могут дать прибыль на уже известных рынках или даже стать основой формирования принципиально новых рынков. Сейчас предприниматели, как правило, считают, что академическая наука уже прошла «точку возврата» в смысле обоснованности вложений в нее. Однако она, РАН, остается привлекательной для бизнеса как фондодержатель и распорядитель колоссальных и некапитализованных земельных и прочих ресурсов. И предприниматели не так уж неправы.
Научное сообщество понимает науку как способ получения знания и как организационное и публичное оформление результатов исследований, проведенных его членами. Научное сообщество измеряет научный процесс количеством публикаций по результатам исследований. Статус современного ученого оформляется не научными и учеными степенями, званиями и наградами, как это принято в академической науке, а индексами цитирования (в широком смысле этого слова), то есть показателями использования текстов данного ученого другими учеными, а также уровнем коммерческой привлекательности результатов исследований.
Служение истине как самоценность
Академии наук выступают как институты воспроизводства обрядов служения науке, осуществляемых жрецами науки – членами академии. (Термины «жрецы науки», «алтарь науки», «служение науке», «постижение истины» и т.п. используются академическими учеными для самоописания.) И это естественный для этой науки порядок вещей, не подлежащий сомнению и изменению. Академические ученые воспринимают попытки реформирования системы служения как покушение на истину, на святое. Науке должно поклоняться, а не пытаться ее модернизировать – прежде всего потому, что ее ценность исторически фундирована, то есть архаична.
С академической точки зрения, новое – истинное – знание возникает в ходе исполнения сакральных научных обрядов, таких как эксперимент, научное доказательство или моделирование. Оно скорее чудо, чем результат труда.
Далее: истина дается только тем, кто этого достоин, а именно настоящим ученым, которыми не рождаются, а становятся в ходе многочисленных процедур научной инициации и преодоления мирских соблазнов. Если знание получено с нарушением ритуалов или же человеком, который не прошел процедур научной инициации, то оно «не чисто», профанно, настоящим знанием считаться не может и должно быть многократно испытано на истинность, если оно того заслуживает.
Научные результаты, если исходить из такого понимания науки, есть побочное следствие правильно организованного служения науке и не могут быть самоцелью. Они, результаты, возникают в том случае, если соблюдена обрядовая, сакральная сторона служения, и не могут принадлежать простому ученому, еще не полностью посвященному в таинство постижения истины. Скорее авторство принадлежит жрецу науки – научному руководителю, – который истово поклонялся ей, окормляя научную паству и тем самым способствуя тому, чтобы на «коллектив авторов» сошла научная благодать.
Совокупность настоящих ученых, прописных научных истин уже ушедших времен, обрядов и ритуалов, с одной стороны, и способов их воспроизведения, с другой, составляет, с такой точки зрения, истинную науку.
Можно сказать, что академическая наука в своем понимании истины остается в стандартах XVIII–XIX веков и принципиально не учитывает даже тех новаций, которые стали общепринятыми в результате философского осмысления ее собственных достижений. Современная наука уже давно не ищет истину, оставив это благое дело философии. Она фиксирует научные факты, выстраивает эмпирические обобщения о связи между фактами, разрабатывает теории, объясняющие выявленные связи, и предсказывает проверяемые фактами следствия из теорий.
Понимание науки как стремления к истине воплощено в структуре современных отечественных академий, в их нормативных документах и поведенческих стереотипах их членов. За три сотни лет существования академической науки выработано огромное количество сакральных процедур и священных текстов, обеспечивающих при их аутентичном воспроизведении, как считают настоящие ученые, успешность служения. Это в первую очередь Устав академии, регламенты выбора действительных членов и членов-корреспондентов, документы, фиксирующие статус научных жрецов и их обеспеченность ресурсами, необходимыми для правильного служения. Кроме того, это институты научной социализации-инициации и формы фиксации рангов простых ученых: системы научных советов, научных наград и знаков отличия, писаная и неписаная методология науки, легенды и мифы об «известных», «выдающихся» и «гениальных» ученых и их открытиях и многое другое.
Благодаря институту научных и ученых степеней и званий, который академическая наука в значительной степени контролирует, отечественные академии встроены в очень мощную систему фиксации социальных статусов. Принадлежность к ученому сословию дает в нашем аномичном общественно-государственном устройстве хотя бы иллюзию социальной определенности, фиксирует принадлежность к, по-видимому, не маргинальной социальной группе. Удовлетворяя потребность в социальной определенности, академическая наука стала неотъемлемой частью современных общественных отношений и использует это в своих попытках полностью монополизировать распределение бюджетных ресурсов на проведение всех и всяческих исследований, то есть на поиск своеобразно понимаемой истины.
Необходимо, однако, отметить, что сама система современных организаций науки в постперестроечные времена сохранилась во многом потому, что академические ученые продолжали служить науке, несмотря на мизерные ресурсы, выделявшиеся государством. Хотя, с другой стороны, именно президентом Борисом Ельциным был подписан указ, передававший существенную часть имущества РАН на ее баланс. Такого не было ни при каком другом российском общественном устройстве.
Однако этим благом академическая наука если и воспользовалась, то скорее для получения легких денег от сдачи в аренду помещений, чем для развития исследований. Сохранившись в лихие времена, институты академической науки во многом утратили остатки своей научной определенности в части получения нового знания, компенсировав это гипертрофированным служением.
Академическая наука и просто наука
Совсем не тривиальные отношения сложились у академической науки с научным сообществом, члены которого если и поклоняются науке, то с присущим этой среде юмором, если не цинизмом. В этой среде царит дух научного поиска и предпринимательства, который принципиально чужд академической науке. Ученые формулируют свои исследовательские задачи, ищут ресурсы для их решения, отчитываются за проведенные работы научными публикациями. В ходе исследований выявляются эффекты и конструируются приборы, которые, если повезет, трудами конструкторов и технологов превращаются в товары, иногда выходящие на глобальные рынки или даже эти рынки формирующие.
Сугубая рациональность этого сообщества, отсутствие авторитетов и пренебрежение ритуалами воспринимаются академической наукой как своеобразное варварство и корыстолюбие, которые подлежат искоренению, а сами варвары – обращению в истинную «чистую» науку, не имеющую мирских приложений.
Научное сообщество и академическая наука вынужденно сосуществуют в одном социальном пространстве. Дело в том, что по совокупности обстоятельств практикующие ученые работают в институтах и лабораториях, чаще всего принадлежащих академиям, их приборы и оборудование приобретены или созданы за счет бюджетного финансирования академий, а научные и инфраструктурные коммуникации находятся на балансе организаций, возглавляемых членами академий.
Между научным сообществом и академической наукой издавна существует своеобразный симбиоз, в котором научное сообщество делится с академической наукой результатами своих исследований, обеспечивая членам академий возможность возлагать эти результаты на алтарь науки. Кроме того, они «отстегивают» руководству своих организаций от грантов и бюджетов, «помогают» защищать диссертации «нужным людям» и выполняют множество других функций, обеспечивая и обслуживая служение науке.
Сегодня у государства сформировался запрос по отношению к науке, но баланс между служением и приложением знаний уже, возможно, необратимо сдвинут в пользу служения. Научное сообщество поставлено в условия, когда собственно исследованиями заниматься не на что и негде, так как большая часть ресурсов осваивается в служении науке.
От смещения баланса в отношениях между академической наукой и научным сообществом страдают все: и государство, и научное сообщество, и бизнес, и в конечном счете сама академическая наука, так как качество тех, кто ее обеспечивает и обслуживает, катастрофически ухудшается. Это осознается и самими жрецами науки, которые винят в этом систему образования, государство и общество, но только не самих себя.
Научное сообщество и инновационное развитие
Можно сколько угодно повторять тезисы о величии отечественной науки, но от этого на рынках не станет больше инновационных товаров отечественного производства. Очевидно, что для решения задач инновационного развития необходимо выстроить отношения между государством, бизнесом и научным сообществом и дистанцироваться от академической науки с ее служением истине.
Очевидно, необходимы прямые, не опосредованные академической наукой контакты государства с научным сообществом. Однако это сейчас невозможно, так как задачи инновационного развития формулируются на федеральном уровне, где с властью коммуницирует только академическая наука, несовместимая с инновационными процессами.
Научное сообщество, как это ни парадоксально, не имеет сейчас практически никаких иных институализаций, кроме академической. Даже технические общества, весьма развитые при советской власти, сейчас влачат в основном жалкое существование. Например, Московское общество испытателей природы, когда-то не менее значимое, чем Императорская академия, совершенно исчезло из научного пространства.
Научное сообщество, за исключением городов федерального значения, существует по большей части на муниципальном уровне и в меньшем – на региональном, куда государственные интенции доходят с большим трудом. И проблемы у членов этого сообщества, кроме институциональных, связаны гораздо больше с муниципалитетами, чем с федеральными институтами. Это чаще всего проблемы аренды помещений, предоставления землеотводов, создания технической и информационной инфраструктуры и другие приземленные вещи. Без прямой заинтересованности муниципальных властей в успехе инновационных начинаний почти любое дело обречено, даже если федеральные власти сформируют корпус нормативных актов, стимулирующих инноваторов.
Очевидно, что необходимо заинтересовать муниципальные власти в стимулировании развития научных и прикладных исследований, ориентированных на коммерческий выход.
Существующий опыт создания наукоградов и технопарков оказывается пока непродуктивным прежде всего потому, что эти федеральные организационные новации остаются чуждыми (за единичными исключениями) муниципалитетам, на территории которых они размещены. Муниципалитеты, не включенные в собственно инновационную экономику, стремятся так простроить отношения с ними, чтобы максимизировать ренту со статуса наукограда или технопарка, не особо заботясь о содействии исследованиям и разработкам.
Нужно в какой-то форме делегировать инновационные функции с федерального на муниципальный уровень власти и подкрепить их специальными федеральными грантами и преференциями. Естественно, что при этом муниципальные власти должны быть заинтересованы в доходах от инноваций, научных разработок и других продуктов научного сообщества. Научный и околонаучный бизнес, как представляется, должны стать как источником доходов муниципальных бюджетов, так и источником личных доходов муниципальных чиновников.
Другая, не менее важная задача – формирование научных коммуникаций, не опосредованных академической наукой. Необходимо создание альтернативной научной информационной среды, элементами которой могут стать новые, поддержанные государством и муниципалитетами научные журналы, а также специальные коммуникационные институты, основанные на современных сетевых принципах. Одного отечественного индекса цитирования, который формируется сейчас наиболее активными членами научного сообщества при поддержке Министерства образования и науки РФ, будет явно недостаточно, так как степень контроля жрецов науки за информационным пространством науки непомерно велика.
* * *
Образцово организованное поклонение науке и стремление к истине позволили академической науке пережить империю, советскую власть, демократическую вольницу ельцинских времен, прибавляя себе понемногу при всех политических режимах. Очевидно, что и в сегодняшней России ей вполне комфортно. Только с инновациями, как всегда, проблема. Их в основном приходится заимствовать в тех странах, где поклонение науке не зашло так далеко.
Остается утешаться тем, что существенная часть научных идей, лежащих в основе современных технологий, как считается, сформулирована отечественными учеными, не сумевшими благодаря гипертрофированному стремлению к несуществующей истине в том числе довести их до товарного вида.
Дарья Гармоненко 
