– Ольга Анатолиевна, если взглянуть на проблему «приживаемости» инноваций на отечественной почве, так сказать, с высоты птичьего полета, в чем основные проблемы российского инновационного сектора?
– В том, что средства, выделенные на инновационные проекты, реально до проектов не доходят. На Западе эта ситуация называется проблемой «последней мили». Мы в НАИРИТ проанализировали основные государственные программы в области инновационного развития за 2007 год. Из 200 миллиардов рублей, выделенных государством на их реализацию, около 100 миллиардов просто ушло неизвестно куда. Это средства, как правило, выделенные на абстрактные научные исследования, стоимость которых значительно завышена, либо на реализацию «старых» технологий, изначально не имеющих рыночных перспектив и точек внедрения. Адекватность расходования оставшейся части средств также вызывает сомнения. Проектов, направленных на развитие прорывных технологий, не было профинансировано ни одного. Как результат, нет даже намека на представление у нас хотя бы одного перспективного инновационного продукта или технологии, на основе которых могла бы быть создана успешная «высокотехнологическая» компания уровня Google.
– Ну создание Google-2 – это как построение коммунизма! А если говорить серьезно, почему же складывается такое положение?
– Потому что все государственные программы инновационного развития изначально не предполагают получения конкретного результата. Там не прописано, что за такие-то деньги государство должно получить такие-то продукты и технологии. Это открывает перед чиновниками огромные возможности для злоупотреблений. То есть деньги, как правило, распределяются по дружественным чиновникам компаниям, имеющим весьма отдаленное отношение к разработке инновационных технологий.
– А с частным венчурным, рискованным, финансированием – та же ситуация?
– Нет, конечно. Частный инвестор не будет вкладывать свои деньги в «мутный» проект, с непонятными перспективами. Однако объем частных венчурных проектов у нас крайне невелик. Как правило, венчурное финансирование направлено на поддержку уже известных проектов и разработок, которыми мировой рынок не удивишь.
Это нормальная ситуация, поскольку по-серьезному частные средства приходят в инновационный сектор только после того, как он начинает нормально работать за счет государственных средств. Так было во всех странах, определяющих сегодня погоду на мировом рынке высоких технологий, – от США до Южной Кореи. Слишком это рисковая сфера деятельности, чтобы частный инвестор вкладывал свои деньги, не убедившись, что там выстроена нормально работающая отраслевая инфраструктура. А эту проблему может решить только государство.
Сегодня между венчурными фондами и российскими инновационными компаниями нет взаимопонимания. Фонды обвиняют инноваторов, что те предоставляют им лишь голые технические идеи без какого-либо бизнес-плана, описывающего, как реализовать эту идею на рынке. А инноваторы считают, что венчурные фонды имеют намерение нажиться на их идеях, практически ничего при этом не делая. Зачастую эти две стороны настолько не понимают друг друга, что НАИРИТ приходится выступать в качестве переводчика.
– Какие пути решения этих проблем вы видите?
– Те проблемы, о которых мы сейчас говорили, возможно решить только на самом высоком уровне. Средний уровень чиновничества как раз и заинтересован в неразберихе. В то время как высшее правительственное руководство заинтересовано в реальном развитии национальной инновационной отрасли, поскольку они отвечают перед президентом за результат. Или за его отсутствие, которое невозможно скрыть. Будем решать вопрос на уровне первого вице-премьера Сергея Иванова и министра по информационным технологиям Леонида Реймана.
У нас, к сожалению, всегда так: только когда проявляется политическая воля сверху – сразу возникают результаты. Пока не будет руководящего указания с самого верха, инвестиции будут восприниматься как гранты – то есть деньги, необязательные к возврату. И это касается не только сферы инноваций, но и всей научной деятельности.
Сейчас возникло огромное количество государственных программ, фондов и банков, инвестирующих на безвозвратной основе. В такой ситуации у людей нет желания создавать практические проекты. Сейчас наша задача – изменить формат бюджетных денег, выделяемых на инновационные проекты, с грантов на инвестиции.
– Тем не менее российский инновационный сектор интенсивно развивается?
– Просто у этого сектора огромный потенциал, и даже существующие проблемы не способны помешать его росту. Другое дело, что рост мог бы быть на порядок выше. Ведь, говоря о наличии качественных инновационных проектов, мы ясно отдаем себе отчет, что самых перспективных разработок мы еще не видели и не увидим, если ситуация не изменится. Самые талантливые разработчики держат свои лучшие проекты при себе в ожидании реальных перемен в стране либо изыскивают пути их реализации за рубежом. Мы пока продолжаем играть роль мирового НИОКРовского придатка, когда основные экономические дивиденды от наших идей получают западные компании.
Старая ситуация – когда мы сидим на золоте, но вынуждены перебиваться хлебом и водой, поскольку не знаем, как это золото извлечь. Значит, нужно этому учиться, нужно пройти сложный путь, который другие страны преодолели несколько десятков лет назад. Единственно, не нужно бояться ошибок, которые, несомненно, будут, не нужно бояться оказаться в смешном положении в глазах иностранных экспертов. Потому что сидеть на золоте и питаться хлебом с водой – это еще смешнее.