Флаг под полюсом

«Русский треугольник», о котором сейчас на все лады говорят, – территория на Ледовитом океане размером в 1200 тысяч квадратных километров.
Фото Фреда Гринберга

Когда в начале августа российские ученые опустились в батискафе на дно Ледовитого океана, точно под географической точкой Северного полюса, и водрузили там российский флаг, это вызвало, как помнит читатель, очень нервную реакцию в мире – в основном, со стороны США и Канады. Но в этом деле остается очень много неясностей. Громадное количество ископаемых, которые до поры до времени хранятся в арктическом шельфе, – откуда такие сведения и насколько они надежны? Является или не является океанское дно под полюсом продолжением российского континентального шельфа? Каким образом установка флага помогла разрешить этот вопрос? Наконец, даже если и является, то каким образом это может поддержать наши притязания на огромную часть Ледовитого океана? Насколько серьезны и обоснованы эти притязания и существуют ли они вообще? В эксклюзивном интервью для «НГ» ситуацию комментирует организатор экспедиции, помощник директора Института океанологии РАН Юлдуз Халлиулин.

– В мировой прессе по поводу российской экспедиции к Северному полюсу было слишком много кардинально противоположных, даже взаимоисключающих друг друга оценок и комментариев. Поэтому хотелось бы уточнить некоторые детали...

– На взгляд наших ученых, это было действительно знаменательное событие: человек впервые спустился в точке Северного полюса подо льдами, на глубину 4,3 километра. Я бы сравнил это с тем, что произошло 29 мая 1953 года, когда новозеландец Эдмунд Хиллари и непальский шерп Тенциг Норгейм впервые покорили самую высокую гору мира – Эверест.

И это было совсем непросто. На двух мини-подлодках «Мир» спуститься на такую глубину, а потом, поднявшись, еще 40 минут искать выход в полынью, в условиях, когда компас на полюсе не работает, – на такое могли решиться только очень мужественные люди. Имена Артура Чилингарова, Анатолия Сагалевича, Владимира Груздева и Евгения Черняева, который пилотировал второй аппарат (причем, заметьте, первым двоим - под семьдесят), теперь всегда будут стоять на одной высоте с именами Хиллари и Норгейма. И гордость нашего института – в том, что спуск производился на его «Мирах».

Все это имеет большое символическое значение. И даже геополитическое, поскольку подталкивает другие страны к исследованиям в Арктике. Однако с точки зрения науки одно погружение, конечно, ничего не доказывает, тем более, что оно состоялось не на Ломоносовском хребте, а в котловине Амундсена, дно которой с Ломоносовским хребтом никак не связано.

– Тогда почему же было столько шума? Почему это было воспринято всеми так, будто Россия «застолбила» за собой Северный полюс, а вместе с ним - и львиную долю Арктики?

– Если говорить о проблемах делимитации границ, то в свое время эта самая «львиная доля» и без того - хотя бы на бумаге - принадлежала нам. Еще при Ленине, в 26-м году, был издан декрет ЦИКа, декларирующий, что границы СССР замыкаются на Северном полюсе и проходят по линиям долготы до середины Берингова пролива на востоке и до точки сухопутной границы на западе. Так образовался «Русский треугольник», о котором сейчас на все лады говорят, – территория на Ледовитом океане размером в 1200 тысяч квадратных километров. Это было декларативное заявление, но его тогда никто не стал опровергать, потому что в те времена арктические льды никому нужны не были.

Но обстановка в мире меняется. В 1982 году после длительных международных переговоров были достигнуты основные положения Конвенции ООН по морскому праву, где были обозначены многие моменты, связанные с континентальным шельфом. Там четко указано, что отдельным государствам принадлежит лишь 12-мильная зона от берега. Есть также пункт об исключительной экономической зоне, которая простирается уже на 200 миль. Более того, сейчас там имеется положение, что эту зону можно продвинуть еще на 150 километров, но для этого надо доказать, что данный регион представляет собой продолжение континентального шельфа той или иной страны.

Если посмотреть с этой точки зрения на Ледовитый океан, то там сливаются континентальные шельфы, по крайней мере, четырех стран. В значительной степени это Сибирский континентальный шельф России с востока, затем континентальный шельф США со стороны Аляски, континентальный шельф Дании со стороны Гренландии и плюс континентальный шельф Канады, который также выходит на точку Северного полюса.

– Иными словами, речь идет не о границах государств, а о границах исключительных экономических зон?

– Да, конечно. И если в будущем предстоит определить эти границы, то это можно будет сделать лишь на основании переговоров между соседними странами. Насколько я знаю, такие переговоры ведутся на дипломатическом уровне только между Норвегией и Россией. Что же касается переговоров с другими странами, то они еще лишь предстоят.

Но для того чтобы доказать, что этот регион является продолжением Сибирского континентального шельфа, необходимо проводить очень большие научно-исследовательские работы на судах: бурение на Ломоносовском хребте, химический, геологический, электромагнитный анализ, что частично ведется судами Министерства природных ресурсов. Здесь нужны доказательные публикации, экспертиза – на этой основе независимая комиссия ООН и определяет, насколько с научной и правовой точки зрения обоснованны территориальные претензии. Поэтому заявления Владимира Путина и Сергея Лаврова по поводу этого погружения были, если вы заметили, очень сдержанными.

– Что же «на кону»? Нефть, газ? И если так, то какова цена вопроса?

– Предположительно, в недрах Арктического региона находятся десятки миллиардов тонн углеводородного сырья. Это предварительный анализ, который еще надо научно доказать. Да, есть признаки – десятки миллиардов углеводородного сырья, в основном газоконденсат. И здесь нужна такая же работа, которая была проведена со Штокмановским месторождением в Баренцевом море.

В 1981 году ученые нашего института высказали предположение о том, что там есть большие запасы газа. Чтобы проверить его, Министерство геологии в 1988 году провело бурение и нашло этот газ. Его запасы сегодня оцениваются в четыре миллиарда кубических метров.

Конечно, нужно не только доказать наличие газоконденсата в других местах. Вопрос в том, как разрабатывать такие месторождения. Подо льдом, на больших глубинах┘ Пока ни у кого подобной технологии нет, и, полагаю, появится она лишь лет через 20–30. Но поскольку нефтяные запасы исчерпываются, то и к этому, пока еще недостижимому газу со всех сторон заблаговременно проявляется повышенный интерес. И здесь, конечно, нужна не столько конфронтация, сколько хорошее международное сотрудничество. Я даже уверен, что лет через пять–десять придется созывать международную конференцию по вопросам сотрудничества в районе Арктики.