Господин профессор

Эволюция архетипа ученого в России: Дмитрий Менделеев...
Почтовая открытка, 1902 г.

За разнообразием современных образов российских ученых чаще всего стоят некие идеальные представления. Причем эти представления формировались в большей степени в XIX – начале XX века. До второй четверти XIX века научное сообщество оставалось неоформленным, а российская наука была представлена отдельными фигурами самобытных ученых, народных изобретателей и приглашенных из Европы специалистов. В XIX веке появляется немногочисленное, но целостное сообщество ученых, которое обретают свою идентичность и самосознание. Именно в этот период возникает «классический» образ ученого-профессора.

Европейские корпорации ученых

Первые университетские корпорации со своими этическими нормами появляются в городах Европы с XI–XII вв. Возникшие в условиях средневекового корпоративного строя университеты и сами представляли собой автономные корпорации (подобные купеческой гильдии, ремесленному цеху и т.п.). Ученая степень была своеобразной «лицензией», имевшей силу в любом месте Европы, что придавало университетским корпорациям наднациональный характер.

Средневековая наука к тому же во всех странах латинского влияния была едина и преподавалась одинаковым способом и на одном (латинском) языке. Образы европейского ученого были тесно связаны с городской культурой, для которой характерны автономия частной жизни и преимущественно рациональный тип поведения. Эти образы менялись вместе с европейской культурой.

Со второй половины XVII в. профессора сбрасывают церковную одежду (длинную темную мантию, иногда отороченную мехом, и береты) и освобождаются от запрета жениться. Теперь они подражают в костюме привилегированным сословиям, а европейская наука нового времени основывается уже не на богословских догмах, а на опыте и рационализме.

В отличие от Европы в России сообщество ученых оказалось привнесенным явлением, утверждавшимся «сверху» в связи с потребностями государства. В то же время наука не вмещалась в отводимые ей правительством рамки: история несла республиканский опыт античности, правоведение – конституционные идеи, идеи прав и свобод человека, общественного договора и т.п., философия вступала в конфликт с церковными догмами, а политэкономия и статистика – с крепостничеством. Кроме того, православная традиция, как отмечал В.И.Вернадский, не содержала в себе укоренившейся ценности науки в отличие «от духовенства католического ли, протестантского, среди которого никогда не иссякала естесвеннонаучная творческая мысль».

Само научное сообщество в России XIX века оказалось весьма необычным явлением. Во-первых, устное слово, хотя и подвергалось стеснениям, все же было менее сковано цензурой, чем печатное, а во-вторых, университеты и сами ученые имели право выписывать любую литературу из Европы, которая не проверялась на таможне. В условиях монархии и бюрократизма необычно выглядела и университетская автономия. В уставах университетов были заложены принципы выборности, конкурсного замещения должностей, коллегиальности управления.

Профессиональное сословие

Академия наук и первые университеты в России появляются в XVIII – начале XIX в. Однако до второй четверти XIX в. система подготовки научных кадров не была отлажена, а уровень преподавания оставался низким. В Московском университете почти все профессора набирались из немцев, которые плохо знали русский язык, или из представителей духовных академий, на которых, судя по воспоминаниям современников, «отражался дух келии и лампады как на языке, так и на одежде и самом образе жизни».

Ситуация меняется во второй четверти XIX в., когда правительством были предприняты меры по созданию системы подготовки профессорских кадров. Важной частью этой системы стали поездки молодых ученых в Европу. Именно с этого времени сообщество ученых окончательно оформляется в профессиональную группу и одновременно начинается процесс возникновения соответствующей корпоративной культуры.

Сообщество ученых формировалось в XIX в. выходцами из разных сословий. Так, из 41 профессора, работавшего в 1861 г. в Московском университете, дворян было 39%, выходцев из духовенства – 24,4%, из обер-офицерских детей – 12,2%, из мещан – 10%, из разночинцев – 2 человека (почти 5%), из крестьян – 1 человек (почти 2,5%). К концу века отмечается тенденция роста удельного веса людей дворянского происхождения и выходцев из обер-офицерства и снижается удельный вес выходцев из духовенства и мещан. Эта тенденция связана с повышением престижа ученого «сословия».

Несмотря на социальную и национальную неоднородность сообщества ученых, различия в речи и манере поведения постепенно стирались. Современники воспринимали это сообщество как обособленное ученое (или университетское) «сословие». Оно не вмещалось в привычные рамки сословного общества: формировалось оно не по факту рождения, а в результате отбора и специальной подготовки.

Обретение идентичности

Осуществление социальной роли ученого в российском обществе XIX в. было сопряжено с преодолением достаточно серьезной личностной дистанции между научной рациональностью и традиционными для России структурами повседневной жизни. В сообществе ученых возникала острая необходимость в воплощении характерных для него ценностей в некую авторитетную структуру поведения, которая получила бы социальное признание и обеспечила бы ученому личностную идентификацию и интеграцию с себе подобными. Поэтому наука воспринималась не только как источник альтернативных суждений, но как средство изменения быта и нравов. Например, по словам В.О.Ключевского, наука в чтениях Т.Н.Грановского становилась «учительницей жизни», а сами профессора, как писал А.И.Герцен, привезли из Европы «горячую веру в науку» и «являлись в аудиторию не цеховыми учеными, а миссионерами человеческой религии».

Гражданская позиция ученых оформились уже в годы Крымской войны, когда К.Д.Кавелин решил подготовить серию рукописных статей о политическом положении в России. К работе был привлечен и профессор Б.Н.Чичерин. Свои рукописи они направили в Европу к Герцену, но просили его опубликовать статьи без изменений и не в «Полярной звезде», а отдельным изданием. Рукописи были напечатаны в отдельном сборнике «Голоса из России». Официально заявленная позиция ученых расходилась не только с позицией правительства, но и с радикальной идеологией Герцена.

Свою ставку в дальнейшем развитии России профессура делала не на народные массы, которые представляли, по словам Кавелина, «неразвившиеся слои человеческого общества», а на слой просвещенных личностей, формируемый государством. Однако для формирования этого слоя требовались «умственные и гражданские свободы», ценность которых и отстаивали российские ученые. Это выступление вызвало большой резонанс и одобрение в университетском сообществе.

В начале ХХ в. научное сообщество сохраняет единство в защите своих прав. В ответ на попытку министра народного просвещения А.А.Кассо расправиться в 1911 г. с руководством Московского университета, протестовавшим против нарушения университетской автономии, более 130 профессоров подали в отставку (в том числе К.А.Тимирязев, П.Н.Лебедев, С.А.Чаплыгин, Н.Д.Зелинский, П.Н.Сакулин и др.).

Профессорский быт

Особенности профессиональной культуры научного сообщества отражаются и на повседневной жизни. Уже в полемике середины XIX в. затрагиваются принципиальные вопросы, относящиеся к вопросам устройства быта. Один из идеологов славянофильства Константин Аксаков критиковал профессора Никитенко за его предложение «бросить некоторые из старинных привычек (новое платье, чай и кофе вместо охмеляющего питья, отдыхать в удобных домах вместо дымных логовищ)».

К концу XIX века в научной среде уже сложились прочные корпоративные устои, которые тщательно охранялись. «Яркие, удивительные, благородные и талантливые фигуры» профессоров, по словам Андрея Белого, были в своем социальном поведении жестко детерминированы «круговою порукою: не колебать устоев». Воспитанный в профессорской среде сын профессора Н.В.Бугаева Андрей Белый в своих воспоминаниях и романах представил яркое и часто язвительное бытоописание профессорской среды.

Поведенческий тип профессора был скорее рациональным, чем эмоциональным, рефлексия преобладала над порывом эмоций. Ученый-профессор на страницах прозы Белого чудаковатым и наивным способом пытался распространить свои рационалистические представления на сферу быта: «Цифрами, формулами начинает выгранивать методы: чистки картофеля или морения тараканов, которые вдруг завелись». Или: «┘на то «мы» профессорский круг, чтоб младенцы у «нас» не так ползали, как у всех прочих, а конституционно и позитивистически». Однако «рациональные советы» и «точки зрения», переносившиеся учеными в сферу быта, нередко оказывались, по словам Андрея Белого, «только змеем словесным, пускаемым в небо страницею томика».

У истоков либерализма

В первые десятилетия XX века сообщество ученых громко заявило о себе на политической сцене. При заметном участии профессуры была создана Конституционно-демократическая партия России. Лидером конституционных демократов стал профессор П.Н.Милюков (сын профессора архитектуры). Примерно треть состава руководящих органов партии была представлена профессорами и юристами. Американский историк Эммонс (T. Emmons) показал значение в создании партии тех социальных связей, которые сформировались на «журфиксах» и вечерах у профессоров Янжула в Москве и Арсеньева в Петербурге. Партия кадетов продолжала традиции российского либерализма, заложенные несколькими десятилетиями ранее профессорами К.Д.Кавелиным и Б.Н.Чичериным.

В революционной полемике ХХ века явно присутствовал образ профессора-либерала, что отразилось, например, в известных строках Маяковского:

Профессор,/ снимите очки-велосипед!/ Я сам расскажу/ о времени/ и о себе.

Серьезные изменения произошли в научном сообществе после 1917 г., когда часть ученых и профессоров эмигрировала или была выслана из страны. Перед советской властью встал вопрос подготовки новых кадров в сжатые сроки. В результате появилась идея организации ускоренных курсов «красной профессуры» для партийной молодежи. В итоге в послереволюционное время в среде ученых наблюдалось сочетание традиционных и новых культурных типов, она стала более разнородна и менее едина. Это связано с общей тенденцией дифференциации общества и усложнением социальной структуры. Университеты перестали быть единственными центрами науки, а сама наука все более тесно интегрировалась в другие сферы жизни общества.

Просветительские традиции сообщества ученых были продолжены в 1960–1970-е гг. той частью интеллигенции, которая в условиях советского общества стала генератором «кухонной культуры» – культуры свободных дискуссий в «своем кругу» на тему о том, как переделать мир. Постепенно рамки «кухонных» дискуссий расширялись, возникали мощные очаги свободного мышления, выходящего за официально дозволенные темы. Такими очагами в Советском Союзе становились целые кафедры и даже институты, среди которых университет в Тарту, Институт экономики Сибирского отделения Академии наук и многие другие.

В годы перестройки и после 1991 г. известные представители научного и университетского сообщества стали политиками, депутатами, министрами и мэрами городов. Политическая и историческая роль профессоров-политиков в 1990-е гг. в российском обществе до сих пор вызывает неоднозначные и часто экспрессивные оценки.

Однако целостная позиция научного сообщества в современной России звучит все менее внятно, даже по таким ключевым для этого сообщества вопросам, как реформа науки и образования. История показывает, что авторитет науки в России укрепляется вместе с ростом общественного признания научного сообщества. Знаменитые профессорские кружки XIX века были очагами развития зарождавшегося гражданского общества. Сегодня научное сообщество отстаиванию внятной гражданской позиции предпочитает, похоже, роль зрителя в спектакле, разыгрываемом известными сценаристами. Не стоит удивляться, что это сообщество из субъекта общественной жизни все больше превращается в объект. А интересы объекта учитывать необязательно.

Нобелевский лауреат Иван Павлов...  Художник М.В. Нестеров. Портрет академика И.П. Павлова, 1935 г.	Полярный исследователь, доктор географических наук, депутат Верховного Совета СССР Иван Папанин.  Почтовая открытка, 1938 г.