В издательстве «Наука» только что вышел в свет очередной (и последний в серии) том двуязычного немецко-русского издания сочинений Иммануила Канта, содержащий «Критику чистого разума». Редактор этого двуязычного издания, доктор философских наук, профессор, заведующая отделом историко-философских исследований Института философии РАН Нелли Мотрошилова по нашей просьбе прокомментировала значение для гуманитарной науки окончания этого издания.
– Нелли Васильевна, расскажите, пожалуйста, об особенностях этого издания и о том, кто принимал участие в его создании.
– Это издание, плод сотрудничества немецких и российских кантоведов, пока не имеет прецедентов в мировой практике. В таком объеме, насколько мне известно, двуязычные издания в мире – включая Россию – до сих пор не предпринимались. И вполне понятно почему. Это огромный труд, требующий от его исполнителей не только воли, энтузиазма, терпения, но и совершенно специальной квалификации.
– Кому принадлежит идея такого издания и кто поддержал ваши начинания?
– Идея совместного проекта принадлежит профессору Марбургского университета, известному историку философии, кантоведу Буркхарду Тушлингу. Мы обсуждали эту идею уже в начале 1990-х годов. Он вместе с Фогелем – немецкие эдиторы «Критики чистого разума». Русские эдиторы – я и Длугач. Первый том был напечатан в издательстве «Ками», следующий – третий – том издавал Московский философский фонд, четвертый и второй тома вышли в издательстве «Наука». Эти российские издательства взяли на себя все типографские расходы, что в наше время дорогого стоит.
С первого до последнего тома изготовление оригинал-макета финансировал немецкий Фонд имени Александра фон Гумбольдта. Работа над «Критикой способности суждения» и «Критикой чистого разума» велась при финансовой поддержке немецкого фонда «Фольксваген».
– «Критика чистого разума» – это второй том издания, но вышла она последней┘
– Хорошо известно, что «Критика чистого разума» – центральное произведение Канта. Сам Кант опубликовал два издания этого столь же выдающегося, сколь и трудного произведения в 1781 и в 1787 годах. Каноническим, так сказать, считается второе издание, существенно исправленное и дополненное Кантом. Он хотел помочь читателю в освоении своей философии, стремился во втором издании преодолеть содержательные, терминологические трудности. Понятно, что справиться с изданием столь масштабного труда в двуязычном варианте можно было, лишь накопив основательный опыт при работе над предшествующими томами. В нашем издании «Критика чистого разума» вышла в двух объемных (каждый – более 1000 страниц) полутомах. Первая книга – это второе (как сказано, каноническое) ее издание. Вторая книга содержит первое издание – но только в той его части, где есть расхождения между двумя изданиями. Во второй книге также имеется весь обширный аппарат, который мы считали необходимым для академического издания сочинений Канта, подобного нашему.
– Вы упомянули о новой редакции перевода. Расскажите об этом подробнее.
– Во всем издании мы взяли за правило не перепечатывать без изменения имеющиеся переводы Канта, а предлагать их новую редакцию. Что касается «Критики чистого разума», то ведь и лучший из имевшихся переводов, сделанный Лосским, ранее основательно редактировался в вариантах советского времени (не всегда, кстати, в лучшую сторону). Предлагая в двуязычном издании свою редакцию «Критики чистого разума» (которая опирается и на перевод Лосского, и на исправления последующих изданий), я исхожу из опыта многолетней работы над Кантом, из сравнения русского перевода с английскими (например, с переводом Гайера, США), французскими, итальянскими версиями.
А в немалой степени также из изучения отечественного кантоведения, в котором более поздние переводы-интерпретации тех или иных терминов, выражений – необязательно более правильные. Например, я считала необходимым вернуться от закрепившегося у Лосского и в вариантах советского времени перевода «Ding an sich selbst» сокращенной формулой «вещь в себе» к варианту – «вещь сама по себе», принятому у более ранних авторов. Хорошо представляю, что встречу возражение (и даже раздражение) со стороны авторов и читателей, всю жизнь говоривших, писавших, повторявших эту крылатую формулу «вещь в себе». Первый ряд причин, побудивших меня к кардинальному изменению сложившейся (повторяю, сложившейся в более позднее время, да и тогда не единственной) традиции перевода, – лингвистические (грамматические) основания. Формула «Ding an sich selbst» господствует в кантовском тексте, а краткая «Ding an sich» встречается редко. Между тем переводчики, выбравшие привычный вариант «вещь в себе», попросту отбрасывают слово «selbst» (сама – вещь), что, с моей точки зрения, совершенно неправомерно. Не менее важно то, что предлог «an», как я думаю, в словосочетании «Ding an sich selbst» проинтерпретирован и переведен неверно. (Здесь подробнее рассказать об этом аспекте невозможно.)
Еще существеннее – содержательно-терминологические искажения, которые вносятся привычным переводом. Ведь перевод «вещь в себе» наталкивает на мысль о некоей закрытой вещи, ее полной замкнутости «в себе», из чего в советское время, и не без влияния дилетантской книги В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», вычитывали мнимый «агностицизм» Канта. Между тем вещь не замкнута «в себе» уже потому, что она, по Канту, воздействует на наши органы чувств, пробуждает, «аффицирует» чувственность и именно является нам. Другое дело, что «сама по себе», то есть совершенно безотносительно к нашему познанию, вещь нам неизвестна и никогда не будет известна. Здесь не заключено ни грана приписываемого Канту агностицизма, а есть лишь констатация несомненного факта, который Соловьёв справедливо назвал «трансцендентальным фактом» и даже «тождесловием», своего рода тавтологией.
Хочу подчеркнуть, что и этот, и другие предлагаемые мною варианты перевода кантовских терминов, разумеется, никого ни к чему не обязывают: каждый волен придерживаться собственного толкования и цитировать тот вариант, который представляется оптимальным.
Кстати, о цитировании. Издавна сложилась международная практика цитирования сочинений Канта по классическому изданию Прусской академии. В настоящее время это издание – библиографическая редкость. Но почти во всех последующих немецких и переводных изданиях приводится номер тома Прусской академии и его пагинация. «Почти» сказано потому, что и в России, и в немногих других странах этого правила долгое время не придерживались (что до недавнего времени относилось даже к отечественным специалистам-кантоведам). Наше двуязычное издание – впервые в России – во всех томах содержит (в рамочке на внутренней стороне страницы) пагинацию томов Прусской академии.
– Как вы думаете, кого в современной России могло и может интересовать столь специальное издание, притом столь трудного философа, как Иммануил Кант?
– Россия – особая страна. В самые трудные годы (идет ли речь об идеологических или материальных трудностях) всегда находились люди (и не одни только философы), которых живо трогали тончайшее интеллектуальное содержание, высокие ценности разума, запечатленные в произведениях великого Канта. Им адресовано наше, в самом деле, очень специальное издание. И им же – благодарность коллектива исполнителей за неизменный интерес, который больше всего стимулировал нас, когда мы выполняли свою, поверьте, очень и очень тяжелую работу.