Семен Козлов В последние годы работами генетиков и антропологов достаточно убедительно обосновано происхождение человечества от одной, сравнительно небольшой популяции наших прапредков, которая сформировалась в Восточной Африке около 150 тыс. лет назад; примерно 80–60 тыс. лет назад ее потомки начали мигрировать в Евразию и вскоре заселили не только все ее районы умеренного и тропического пояса, но добрались и до Австралии.
Логично предположить, что эта первичная группа представителей вида Homo sapiens, людей разумных, имела общий, единый для всех для них язык (точнее, видимо, – находившийся в процессе формирования первый человеческий язык современного типа) – как основной и самый важный способ общения. Это была основная и наиболее дискретно структурированная система знаков (слов), посредством которых человек моделировал мир, формировал общество, творил культуру (в широком смысле этого понятия). Не так уж далеки от истины были библейские авторы, написавшие: «На всей Земле был один язык и одно наречие» (Быт 11:1). Разумеется, ко времени возникновения мифа о строительстве Вавилонской башни языковая ситуация на планете была гораздо сложнее┘ Не менее сложна она и сейчас.
Языковая мозаика
По данным Академии наук Франции, опубликованным в 1982 г., население Земли говорило на 2796 языках; число используемых диалектов определялось в 7–8 тысяч. Вдвое больше насчитали в конце 1980-х гг. лингвисты, работавшие в ГДР: 5651. Впрочем, не менее 30% из них относятся к так называемым отмирающим племенным языкам, на которых говорит лишь несколько десятков, максимум – сотен людей старшего поколения племени, а молодежь полностью перешла на языки доминирующего населения соответствующих стран. По достоверным прогнозам, все эти и еще 30–40% других небольших языков отомрут к концу XXI века.
Разные регионы мира очень различны по уровню своей языковой мозаичности. В Западной Европе имеется около 70 народов (не считая иммигрантских общин), говорящих примерно на полусотне языков (т.к. на немецком, французском, сербохорватском языках говорят по несколько народов). Почти все они относятся к индоевропейской семье (только финский, венгерский, эстонский – к финноугорской, мальтийский, будучи вариантом арабского, – к афразийской, и баскский стоит совсем особняком). Их общая численность – более чем полмиллиарда человек.
В так называемой Черной Африке, то есть за вычетом севера и северо-востока Африки (от Марокко до Сомали), которые населены носителями афразийской (или семито-хамитской) семьи языков, проживает около 400 млн. чел., говорящих на более чем 400 языках, относящихся к четырем крупным семьям негрских языков. А на о-ве Новая Гвинея и прилегающих к нему островах поменьше около 6 млн. папуасов говорят на 800–900 так называемых папуасских языках, которые подразделяются как минимум на 7–8 семей. Плюс примерно полмиллиона жителей ряда прибрежных районов этих островов говорят на 200 языках австронезийской семьи. Еще более чем на 300 языках этой же семьи говорят на разбросанных по двум океанам – Индийскому и Тихому – островах, от Мадагаскара до о-ва Пасхи и от Тайваня до Новой Зеландии. Это многомиллионные народы Индонезии и Филиппин и другие, более мелкие островные народы.
Классифицируйте!
Чтобы разбираться во всей этой массе языков и диалектов, нужна классификация. Лингвистика знает две основные системы группировки языков: морфологическую (типологическую) и генеалогическую (историческую).
Первая основана на сопоставлении грамматического строя. Однако очень сходными моделями грамматического строя могут обладать и весьма далекие друг от друга, заведомо неродственные языки: язык индейцев кечуа удивительно близок по морфологии и синтаксису к тюркским языкам, язык индейцев-алгонкинов во многом морфологически схож с грузинским языком. Однако сходно звучащих слов в этих языках нет, за вычетом, может быть, двух-трех случайных совпадений.
Вторая система группировки объединяет языки в семьи (те, в свою очередь, делятся на ветви, группы, подгруппы) по признаку их родства, которое определяется при сравнении лексики (словарного состава) и, в гораздо меньшей степени, грамматики языков. Она дает возможность устанавливать не только общность происхождения ряда языков от некогда единого праязыка, но нередко (в сочетании с данными других наук) и родство народов–носителей этих языков: ведь языковая близость народов свидетельствует – хотя и не всегда, конечно, – о возможном наличии их генетической близости между собой.
Однако развитие, изменение и межпоколенная передача языка, неязыковой культуры (в частности, материальной) и физического типа – процессы, хотя и сопряженные, но управляемые разными факторами и закономерностями. На незначительно отличающихся друг от друга вариантах или диалектах французского языка говорят разные народы. Французы, бельгийские валлоны, франкошвейцарцы, франкоканадцы имеют общее происхождение, но гаитяне – в основном потомки африканских рабов. В их кухне, музыке, танцах, обычаях, верованиях африканское наследие доминирует, расово это негры или мулаты, и доля французской крови в них невелика. Такими же «афрофранцузскими» народами следует считать и мартиникцев, и гваделупцев – жителей соответствующих «заморских департаментов» Франции. Зато говорящие на совсем особом языке баски, хотя внешне и похожи на французов, но по генным маркерам от них, как и от других европейцев, резко отличаются.
Все тюркские языки очень близки между собой. Но чуваши и татары – в основном северные европеоиды, турки и азербайджанцы – классические южные европеоиды, а якуты и тувинцы – эталонные континентальные монголоиды. А вот в Башкортостане можно встретить как ярких представителей всех этих трех крайних расовых типов, так и множество переходных форм между ними. Очевидно, среди предков башкир были представители самых разных народов, постепенно перешедшие на тюркский язык.
В глубь корневой системы
Сходство слов в родственных языках не всегда самоочевидно, чаще оно выявляется историческим анализом. Так, ближе всего к исходному корню санскритское бхратар, близко и русское брат, немецкое брудер – дальше, латинское фратер еще дальше. А армянское ехбайр и вовсе не похоже. Однако и оно восходит к тому же корню, но через метатезу (перестановку) – эхрбатар.
Тюркские и монгольские, славянские и германские и, наконец, грузинские языки родственны лишь очень отдаленно. «Я» и «ты» на тюркских языках «мен/сен», на грузинском очень похоже – «мен/шен»; на монгольском «би/та», но при этом мой/твой будет «миний/чиний», да и в русском языке общий древний корень «мен» «выскакивает» в формах «мне, меня», а в немецком в «майн» – мой.
Родство русского, украинского и белорусского языков очевидно и нелингвистам: обилие одинаковых или близких по смыслу слов, общность грамматического строя, практическая взаимопонимаемость говорит о том, что все они вышли из единого корня (из древнерусского языка). Их относят к восточнославянской подгруппе. Более отдаленное родство связывает эти языки с языками западных и южных славян: поляков, чехов, словаков, болгар, сербов, словенцев и др. Их единый предок – общеславянский, или праславянский, язык датируется не таким уж далеким от нас временем: всего 14–15 веков назад.
Если же углубиться в историю народов и языков на 25–30 веков, то обнаруживается общий предок праславянского языка и общебалтского (потомки которого – языки литовцев и латышей) – балтославянский праязык. А если идти вглубь еще далее, ко времени 40–50 веков назад, то мы придем к общему предку балтославянского, прагерманского (потомки которого – немецкий, английский, голландский, шведский и др. языки), италийских языков (один из которых, латинский, породил итальянский, французский, испанский и др. языки романской группы), кельтского (потомки которого – ирландский, бретонский, валлийский, гэльский) – то есть к общему предку большинства языков народов современной Европы (к так называемому палеоевропейскому языку). В свою очередь, он имел общие генетические корни с языками – предками тех языков, на которых ныне говорят народы индоарийской группы (хиндустанцы, бенгальцы, бихарцы, панджабцы и др.), иранской группы (пуштуны, курды, персы, таджики и др.), а также со стоящими особняком языками греческим, армянским, албанским.
Еще в Средневековье европейцы, путешествуя по Индии, обращали внимание на то, что многие слова в языках «страны чудес» близки по своему звучанию (и соответственно значению) к словам из латыни и некоторых живых европейских языков. Вильям Джонс, английский судья в колониальной Индии (в последней четверти XVIII в.) и одновременно очень увлеченный и эрудированный лингвист-любитель, изучая санскрит (литературно обработанный вариант древнеиндийского языка), обнаружил в нем немало сходного с латинским, древнегреческим, германскими, кельтскими языками. В 1786 г. он выдвинул гипотезу о существовании в прошлом народа, говорившего на общеиндоевропейском праязыке, от которого постепенно ответвились языки большинства народов Европы, Ирана и Индостана.
Народ этот, судя по словарю его языка, около 6–7 тысяч лет назад обитал в стране, имевшей и горы, и равнины, примыкавшей к морю; там росли и береза, и тис, а в реках водился лосось. До сих пор ученые спорят, был ли то бассейн Днестра или Дуная, Балканы или Малая Азия. Впервые одомашнив лошадь и изобретя легкую конную колесницу, этот народ за пару тысяч лет смог расселиться по множеству стран, ассимилировав их «доиндоевропейское» население и став родоначальником множества новых народов.
«Наш» язык
Праязыки восстанавливаются лингвистами на материале сохранившихся древних «памятников» мертвых языков и лексики и грамматики языков живых. Если сходное слово имеется в языках-потомках и можно доказать, что это не простое совпадение, не заимствование одним языком из другого, то остается единственный логичный вывод – оно имелось в праязыке, общем для всех данных языков.
В конце XIX века и, особенно интенсивно, в XX веке лингвисты начали грандиозную работу по воссозданию еще девяти праязыков, близких по времени к индоевропейскому, на которых говорили прапредки современных народов в разных регионах планеты. Выдающуюся роль в этом на первый взгляд полуфантастическом (но на самом деле жестко формализованном и реалистическом) поиске во второй половине XX в. сыграла московская школа специалистов по сравнительно-историческому языкознанию. Это прежде всего гениальный лингвист Владислав Маркович Иллич-Свитыч (1934–1966; в 32 года он, увы, стал жертвой нелепого ДТП┘) и его коллеги А.Б. Долгопольский, В.В. Шеворошкин, В.А. Дыбо, В.В. Иванов (ныне академик РАН) и другие талантливые исследователи.
Их работа привела к рождению нового, так называемого ностратического направления в сравнительном языкознании. Впервые этот термин был предложен еще в 1907 г. Хольгером Педерсеном (1867–1953), датским лингвистом, который в форме гениальной догадки отметил совпадение некоторых корней в индоевропейских, семито-хамитских и урало-алтайских языках. Педерсен много сделал в области сравнительной морфологии и фонологии этих языков, но в области лексики дальше этой догадки не продвинулся.
Лишь в 1963 г., через 10 лет после смерти Педерсена, В.Иллич-Свитыч и А.Долгопольский сумели восстановить ряд слов прапраязыка, на котором говорили на Ближнем Востоке в период примерно 18–12 тыс. лет до н.э. Его-то и назвали «ностратическим» (от лат. «ностер», «наш»). В.М. Иллич-Свитыч даже сложил стихотворение на этом языке:
Келхэ ветей хакун кэлха,
Калан палха-ки на ветэ.
Ся да а-ка ейа элэ,
Йа-ко пеле туба вете.
По-русски это означает:
Язык – это брод через реку
времени,
Он ведет нас
к жилищу
ушедших;
Но туда не сможет прийти
тот,
Кто боится глубокой воды.
Ностратическая макросемья (иначе фила) языков объединила индоевропейскую, уральскую, алтайскую, афразийскую, дравидийскую, картвельскую и некоторые другие языковые семьи и ветви.
Талантливый московский лингвист С.А. Старостин, скоропостижно скончавшийся в сентябре 2005 г. (1953–2005), еще в 1980-е гг. открыл сино-кавказскую макросемью (филу) языков, в которую входят северокавказские (абхазо-адыгские и нахско-дагестанские), сино-тибетские языки, енисейские языки Центральной Сибири и некоторые другие. На первый взгляд может показаться невероятным, что ближайшими родственниками северокавказских языков являются языки народов, живущих на Енисее и в Китае. Однако вспомним, что между турками и тувинцами то же самое расстояние и такое же различие в физическом типе, а говорят они на почти что взаимопонимаемых языках.
Афразийские языки были впоследствии выделены в особую филу, хотя и родственную ностратической. Ведущим авторитетом в ее изучении является А.Ю. Милитарев.
После дальнейших работ С.А. Старостина и ряда других специалистов все более реальные очертания приобретает идея о родстве ностратической, афразийской и синокавказской фил (макросемей). В последние годы в качестве четвертого возможного члена этого пучка называют и шумерский язык.
В начале 1960-х гг. американский лингвист Дж. Гринберг, занимавшийся африканскими языками, опубликовал работу, в которой обосновывал принадлежность всех их к четырем макросемьям – нило-сахарской, кордофанской, нигер-конголезской и койсанской (бушмено-готтентотской). Его соображения получили широкое признание. Занявшись позднее языками индейцев Америки, он в 1987 г. заявил о реконструкции единого америндейского праязыка – более древнего, чем выявленные ранее праязыки на-дене и эскимоалеутский. Эскимоалеутский праязык, по-видимому, принадлежал населению Восточной Чукотки и Северной Камчатки, жившему около IV–V тысячелетий до н.э., и отсюда распространился вплоть до Гренландии.
На одно или два тысячелетия ранее, еще на территории Восточной Сибири, праязык на-дене параллельно с енисейскими (кетскими) языками выделился из языкового массива сино-кавказской филы. Его носители были типичные таежные охотники; такими остаются их потомки, племена атабасков в лесной части Аляски и Северной Канады.
Все остальные америндейские племена, от Южной и Восточной Канады до Огненной Земли, судя по данным генетики, являются более ранними потомками одной небольшой, порядка нескольких сотен человек, группы людей, проникшей из Южной Аляски по узкому коридору, открывшемуся в покрывавшем всю Канаду Висконсинском ледниковом щите или до XXVI тыс., или после XIII тыс. до н.э. Между этими двумя датами коридор не существовал, а о датах до сих пор ведется спор. Так или иначе, язык этой маленькой группы людей должен был быть предковым для всех чрезвычайно далеко разошедшихся америндейских языков. Впрочем, расхождения эти не больше, чем, скажем, между монгольскими и кельтскими языками – бесспорными членами ностратической филы, имеющей вполне сопоставимый возраст.
В последние годы появляется все больше доказательств того, что названные (и другие) макросемьи происходят из общего корня – первичного единого языка человечества, который, вероятно, существовал еще 50–60 тысяч лет назад. Возможна ли его реконструкция? Великий датский физик Нильс Бор говаривал, что если идея или задача недостаточно безумная, то работать над ней неинтересно.
В принципе московская школа сравнительного языкознания считает правомерной постановку такой задачи. Удастся ли с ней справиться лингвистам, покажет будущее.
Источник: А.Ю. Милитарев, Вполощенный миф, М., 2003 г.
