При все более активной экономической и политической глобализации решающее значение приобретают социальные структуры, ассоциированные с этническими группами. Президенту Франции Жаку Шираку, во время недавних этнических беспорядков в стране, пришлось в этом
Во всем мире из года в год растет процент людей, живущих на чужбине, а не на родине и со временем нередко начинающих ощущать эту чужбину психологически более родной и близкой, чем «историческую родину». Одни из них попали на эту чужбину вынужденно, спасаясь от погромов и зачисток, другие вполне добровольно, в поисках более интересной работы и более высокой зарплаты, третьи родились там, но в семье, которая никогда не теряла с «исторической родиной» тесной духовной, а зачастую и материальной связи. Сообщества таких людей одной национальности, живущих вдали от своей родной земли, называют этническими диаспорами.
═
Народ в рассеянии
═
Вообще-то словом «диаспора» (греч., букв. «рассеяние») изначально называлось длительное или постоянное (причем добровольное) пребывание отдельных еврейских групп за пределами их исторической родины. Термин этот появился в эллинистическую эпоху, и употребляли его лишь говорившие по-гречески евреи. Вынужденная же жизнь вне Страны Израиля (Эрец Исраэль, ивр.) – вследствие бегства, изгнания, насильственного переселения – обозначалась ивритским словом «галут» (букв. «изгнание»). Этим вторым термином называется почти двухтысячелетний период еврейской истории – от разрушения римлянами Иерусалима и Второго Храма в 70 г. до создания Государства Израиль в 1948 г.
Впрочем, первые крупные группы евреев были уведены в плен после падения Израильского царства в 722 г. до н.э. – еще ассирийскими завоевателями, которые расселили их во внутренних провинциях своей державы. В 586 г. до н.э., после захвата вавилонянами Иерусалима и разрушения Первого Храма, в центральные и южные части Месопотамии было переселено большинство населения Иудейского царства. С тех пор и на протяжении многих веков Вавилония была важным регионом расселения, жизни (в частности духовной, интеллектуальной) значительных групп еврейского народа.
После поражения антиримских восстаний евреев, и особенно после жестокого подавления Великого восстания в 132–135 гг. (во главе с Бар-Кохбой), евреи, за очень малым исключением, уже не могли более жить на своей родной земле. Угнанные в плен или бежавшие в разные страны, евреи почти на два тысячелетия стали народом без страны, вне своей родины – народом в рассеянии.
Еврейские общины, более или менее крупные, постепенно появляются почти во всех странах Европы, во многих регионах Азии и Африки, позднее, уже в новое время, в Америке (особенно в Северной) и в Австралии. В современном мире довольно трудно найти страну, где бы не проживали хотя бы небольшие еврейские группы.
Так что можно сказать, что евреи – если не уникальный, то уж точно хрестоматийный пример «диаспорического» народа. И ныне Израиль (наряду с Арменией и Ирландией) входит в группу государств, преобладающая часть титульных этносов которых проживает в диаспоре.
═
Модель будущего мироустройства
═
Конечно, нереальны любые попытки в рамках этого миниочерка не только попытаться обсудить и оценить, но и даже поставить основные вопросы, относящиеся к историческому феномену, который называется «еврейская диаспора». Отметим лишь, что выдающийся английский ученый Арнольд Дж. Тойнби (отнюдь не юдофил) в кратком изложении своего монументального 12-томного труда «Исследование истории», которое вышло в 1972 г., указал на еврейскую диаспору как на модель будущего мироустройства. При все более активной экономической и политической глобализации решающее значение, подчеркнул он, приобретают социальные структуры, ассоциированные с этническими группами, которые рассредоточены на больших территориях, но объединены языком, культурой, историей, то есть диаспоральные сообщества, характернейшим примером которых в силу своей истории являются евреи.
Конечно, современный мир – очень сложное явление, и среди действующих на исторической сцене сил и факторов много куда более крупных и значительных, чем диаспора какого-то народа и все диаспоры, вместе взятые; но что-то в этих рассуждениях есть┘ Как минимум – нельзя не считаться с диаспорами при обсуждении и решении очень широкого круга проблем. В том числе – размышляя, прогнозируя, каким будет мир через 20 или 50 лет┘
Впрочем, и еврейские диаспоральные общности (эдот, ед. ч. – эда) в разное время и в разных странах сильно отличались и продолжают отличаться друг от друга и по собственным характеристикам, и по положению в окружающем обществе, так что говорить о них как о какой-то унифицированной модели довольно затруднительно. А уж диаспоры других народов настолько разнообразны, что даже выделение нескольких наиболее распространенных типов является задачей очень непростой.
Но в общем прежде всего выделяют диаспоры старые, то есть существующие со времен древности или Средневековья (это евреи, греки, армяне в странах Европы и Западной Азии, китайцы, индийцы в странах Юго-Восточной Азии), и относительно молодые (турки, поляки, алжирцы, марокканцы, корейцы, японцы и др.). Совсем новые диаспоры (с 1970-х гг.) быстро формируются в нефтяных государствах Персидского залива и Аравийского полуострова из гастарбайтеров – выходцев из Палестины, Индии, Пакистана, Кореи.
Мир, можно сказать, на глазах все более диаспоризуется: увеличиваются в размерах и пропорциях почти все старые диаспоры, появляются новые, которых еще несколько лет (или десятков лет) тому назад никто и вообразить себе не мог: диаспора лаосских хмонгов (мео) в США, диаспора афганцев в Центральной России, корейская диаспора на Северном Кавказе, тибетская диаспора в Южной Индии. В мире, пожалуй, уже невозможно найти страну (может быть, за исключением КНДР), в которой бы не было какой-либо диаспоры другого народа, равно как и страну, выходцы из которой не образовывали бы хотя бы небольшой диаспоры в какой-либо другой стране (или странах) мира.
═
Дремлющие диаспоры и диаспоры катаклизма
═
Коренное население стран, где расселяются диаспоры, особенно новые, относится к ним по-разному. Почти везде достаточно сильны реакционные, ксенофобные, расистские круги, которые видят в пришельцах конкурентов, сбивающих уровень зарплаты или, наоборот, взвинчивающих цены, особенно на все более дефицитное жилье. Многих раздражает непривычная манера поведения, странная одежда, непонятливость людей, еще плохо знающих местный язык.
Мигрантов обвиняют в высоком уровне преступности, но очень часто несправедливо: люди, вдосталь настрадавшиеся от насилия и произвола у себя на родине, в новой стране в большинстве своем стараются вести себя максимально скромно и законопослушно. С другой стороны, прогрессивные и либеральные слои общества, как правило, выступают в защиту мигрантов. В конце концов надо понимать, что если бы не эти мигранты, во многих странах с высоким уровнем жизни и социального обеспечения выполнять обязанности дворников, мусорщиков, кондукторов, медсестер и санитаров, сторожей и смотрителей и прочую малопривлекательную и невысокооплачиваемую работу было бы просто некому. А обилие недорогих восточных харчевен, ресторанов экзотической кухни, бутиков и магазинчиков, торгующих одновременно и необычными и недорогими товарами, появление храмов новых религий, новых форм праздников, карнавалов, спортивных состязаний и т.д. не только разнообразит жизнь страны и делает ее более красочной для коренных жителей, но порой и существенно повышает ее туристическую привлекательность, что в наши дни весьма немаловажно.
Есть диаспоры, которые некоторые исследователи называют скрытыми (дремлющими, пробуждающимися) – это те, что не проявляли себя до недавнего времени как организованные сообщества: поляки, скандинавы и ирландцы в США, хорваты в Австрии, итальянцы в Аргентине.
Р. Брубейкер, профессор-социолог из Калифорнийского университета, ввел понятие «диаспоры катаклизма». Это такие диаспоральные сообщества, которые возникли вследствие дезинтеграции, распада больших полиэтничных империй (Российской, Габсбургской и Оттоманской) после Первой мировой войны и СССР, Югославии и Чехословакии после поражения социалистической системы в холодной войне в конце 1980-х гг. Он противопоставляет диаспоры катаклизма трудовым диаспорам. Если вторые возникают вследствие постепенного и добровольного движения людей через границы, то первые – по причине этнических чисток или просто передвижения самих границ, причем возникают они часто почти мгновенно, вследствие резкой перемены политического устройства.
Яркий пример диаспор катаклизма – это русские (и все «русскоязычные», пожалуй) в государствах на постсоветском пространстве – в странах Балтии, Средней Азии, Южного Кавказа; они еще только учатся «диаспоральному бытию», еще только структурируются как таковые. Самая большая трудность для них – это, конечно, перестройка сознания: необходимость отказаться от самоощущения части имперской нации и осознать себя этническим меньшинством в «чужой» (впрочем, чужой без всяких кавычек), самостоятельной стране, где правила игры устанавливают ее «хозяева» – титульный этнос.
Более 20 млн. русских жили на территории Казахстана, Узбекистана, Грузии, Украины, Эстонии, Латвии, полагая, что они живут всего лишь в окраинных провинциях России. Только сейчас, вдруг оказавшись на территории особых независимых государств, имеющих свои законы, свои деньги, свои границы, свою систему образования и управления, они осознали тот непреложный факт, всегда, впрочем, бывший ясным титульным этносам этих стран, что они живут среди другого народа, с другим языком, с другой культурой, которые они, как национальное меньшинство, должны знать и уважать. Это вполне нормально, но ново, и к этому не так-то легко сразу привыкнуть, хотя русским, жившим в Маньчжурии, Польше или Финляндии, пришлось к этому привыкать уже с 1918 г.
═
Процесс необратим
═
Обратим ли процесс диаспоризации? Гораздо чаще нет, чем да. Конечно, уникален пример Израиля, где очень многое в государственной политике подчинено задачам репатриации и абсорбции еврейской диаспоры. Тем не менее немалое число репатриантов, пожив некоторое время в Израиле, предпочитает вновь уехать в какую-либо другую страну.
XX век был свидетелем ряда волн репатриации, как добровольной, так и вынужденной, армян из разных стран мира в Армению. Некоторое число из них остались в Армении, но большинство в конце концов уехали, причем, как правило, не в те страны, откуда приехали, а в другие. Китайцы и японцы, приезжающие хотя бы на время в Китай и Японию из США, Бразилии, Индонезии и других стран, чувствуют себя на исторической родине неуютно и отчужденно и вскоре начинают стремиться либо вернуться в ту же страну, откуда приехали, либо уехать куда-либо еще. Даже русские из Узбекистана, Казахстана или Киргизстана, переехав в Россию, с ностальгией вспоминают жизнь в «благодатных теплых краях», чувствуют себя неуютно, отчужденно от коренного населения и хотели бы либо вернуться назад, либо переехать далее на Запад. Пожалуй, только немцы, репатриирующиеся в Германию из России, стран Средней Азии или Восточной Европы, в основном остаются в Германии, хотя и они в немалой мере отчуждены здесь от коренного населения, и только в младшем поколении эта отчужденность изживается.
Сколь разнообразны диаспоры даже одного народа, один из авторов мог убедиться, изучая диаспоры Калифорнии. Только в Сан-Франциско было выявлено пять групп армян – турецко-ливанские 1920-х гг., российские армяне – «перемещенные лица» (по завершении Второй мировой войны) и недавние – ереванские, иранские (добровольные, трудовые) и азербайджанские (вынужденные). Они могут ходить в одну церковь (но могут и в разные), однако сильно разнятся по обычаям, ценностям, диалектам и в целом очень глубоко отчуждены друг от друга.
Особенно сложен вопрос о диаспорах внутри и вовне многонациональных государств. Дравидоязычные тамилы и малаяли (южане) на севере Индии, пенджабские сикхи (северяне) на ее юге – диаспоры ли они? Синдхиязычные (южные) и лахндаязычные (северные) пакистанцы в Англии – одна диаспора или две? Диаспора ли тамилы на Шри-Ланке, где их партизаны – террористы, «Тигры Тамил Илама», ведут войну за создание отдельного тамильского государства, или на Фиджи, где их на 10% больше, чем коренных фиджийцев, и где они претендуют на политическое доминирование?
А в России? В Чувашии русских 30%, в Туве – 20%, в Бурятии – 60%. Видимо, нигде они не имеют диаспорных ощущений, хотя насчет Тувы с ее нередкими межэтническими эксцессами этого однозначно утверждать не стоит. Не ощущают себя диаспорой и буряты Иркутской и Читинской областей, но в Москве ощущают и так себя и называют. В значительной мере ощущают себя диаспорой и чуваши в Татарстане, Башкортостане и Сибири.
Около трети полуторамиллионного чеченского народа сегодня живет за пределами Чечни – десятки тысяч в Грузии с XVIII в., в Казахстане после сталинской ссылки 1944–1957 гг., причем значительная часть их – граждане этих стран; небольшими группами в Азербайджане, Польше, Англии, где они просто иностранцы, такие же, как, скажем, иранцы. Но большинство из них (пара сотен тысяч) живет в Центральной России, и именно здесь, несмотря на гражданство РФ, они часто ощущают себя (впрочем, как и другие выходцы с Северного Кавказа и Дагестана, которые оптом воспринимаются как «лица кавказской национальности») неполноправно и неравноправно. Плюс к тому же чеченская диаспора расколота на явных и тайных сторонников постдудаевских сепаратистов и на их решительных противников.
Прав, думается, член-корреспондент РАН Валерий Тишков, отметивший пять лет назад появление на горизонте (теперь уже, пожалуй, гораздо ближе – рядом, среди нас) новых «транснациональных общностей за привычным фасадом диаспоры». Миллион азербайджанцев, или полмиллиона армян, или сотни тысяч грузин (без старожильческой части армян, азербайджанцев и грузин в России), постоянно курсирующих между Россией и своими родинами, живущих по большей части «на два дома» – «это новая по своей природе диаспора, которая, возможно, заслуживает нового названия».
Вполне вероятно (а точнее – неизбежно) возникновение совсем новых, пока только намечающихся диаспоральных общностей быстро глобализирующегося мира. Если учесть их постоянный численный рост, динамизм, все более активные экономические, политические, культурные, интеллектуальные связи, многообразные контакты людей и структур (вплоть до самых «верхних этажей») и в странах исхода, и в принимающих странах, то роль их в современном мире переоценить невозможно. И в научных, и в политических кругах все более проникаются пониманием этого. Отсюда – возрастающий поток публикаций и экспертных разработок, связанных с диаспорами, и все большие трудности в полноценном, всестороннем исследовании их, в выработке универсальной модели (а может быть, серии ситуационных моделей?) их изучения, не говоря уже о какой-то общей дефиниции (а, может быть, таковая и не нужна в нашем быстро меняющемся мире?).